Восьмая Марта (СИ) - Перова Алиса. Страница 9

— А это ещё зачем? — удручённо поинтересовалась я и поморщилась.

— Да-а! Вот та-ак, быстрее! — провыла Сонька вместо ответа и застучала ещё интенсивнее.

Готовая провалиться от стыда, я прикрыла ладонями уши и зажмурилась. Я не ханжа, но это ведь моя новая квартира — чистая, тихая, приличная, в конце концов.

— А-ахренеть! — раздалось над моим задраенным ухом, и я подпрыгнула от неожиданности.

Лохматый полуголый Сашка со вздыбленными трусами и нездоровым блеском в глазах таращился на Софи, которая артистично извивалась у стены и явно наслаждалась процессом. Заметив Сашку, она призывно облизнула губы и шепнула ему:

— Покричи.

— Че-го-о? — заорал Санёк, а Сонька яростно закрутила пальцем у виска, громко приговаривая:

— Да, мой тигр! Я уже! — после чего взвизгнув на высокой ноте, посильнее приложила кулачком о стену и сползла на пол.

Её короткая полупрозрачная сорочка вообще мало чего скрывала, а теперь задралась так, что без неё вид был бы куда эстетичнее.

— И что ты выставил на меня свой малокалиберный скорострел? — зашипела Сонька.

Я покосилась на упомянутое «орудие» брата и, стремительно краснея, подумала, что с калибром Сонька либо ошиблась, либо я не завидую её опыту.

— Что ты, коброчка моя желтоглазая, я против войны. Это я тебе мирный сладкий пончик принёс, ты ведь поди устала, проголодалась.

— Изыди, чертяка похабный! — приказала я Сашке, выталкивая его за дверь своей спальни.

— А что это было, систер?

— Иди, завтра расскажу, — я захлопнула дверь и повернулась к довольной Софийке.

— Ну как я? — она потянулась, как кошка.

— Как дура! — выплеснула я, не скрывая злости.

— Чего это? — обиженно промурлыкала подруга.

Но я, больше не обращая на неё внимания, плюхнулась на кровать и накрылась с головой одеялом. Господи, в каком же пошлом мире я живу — у всех в голове один секс! А где же оно — разумное, доброе, вечное?

Глава 4. Макс

— Геныч, ты самый хреновый будильник, — сонно жмурясь, я прошлёпал босиком в кухню, где уже вовсю хозяйничал мой неугомонный друг.

Ключи у него, что ли, отобрать? Хотя аромат кофе начинал понемногу компенсировать раннее вторжение Геныча.

— Знаешь, Макс, кто рано встаёт…

— Тот — бабка в поликлинику.

— Правильно, — покладисто согласился Геныч, — но не только она. Ещё бойцы невидимого фронта, которые всю ночь стреляли по мишеням, не покладая орудия.

— А что ж ты своё орудие домой не повёз? — я примостился на барный стул и с наслаждением сделал глоток кофе.

— Брат, ты мне не рад? — Геныч отставил в сторону посудину, в которой интенсивно взбивал какую-то мешанину, и посмотрел на меня непривычно серьёзно.

— Прости, братишка, — я ощутил себя сволочью под этим прямым и бесхитростным взглядом. — Я не привык ещё к… Да ни к чему не привык, здесь всё не то — не надо никуда подрываться, бояться проспать, торопиться пожрать. Я дни считал, мечтал вернуться и все мне вроде рады, а я, понимаешь…

— Я всё понимаю, — Геныч широко улыбнулся, — ты полтора года жил по звонку, пахал на износ, отвык от друзей и общения. И от заботы ты, Максимушка, отвык. Поэтому я здесь с важной миссией — вернуть в твою унылую жизнь домашний уют и задать тебе верное направление к твоему безоблачному счастью.

— Так, значит, притащив в мою берлогу эту скамью, ты о моём уюте заботился? — усмехнувшись, я кивнул на серо-бурое убожество, оставившее минувшей ночью пару заноз в моей заднице.

Сам не знаю, зачем я сегодня притащил эту девку к себе домой. Но завалить её на розовых слоников показалось мне кощунственным — пришлось расположиться на скамье и ощутить всю прелесть домашнего уюта. И когда я взвыл от первой занозы, вонзившейся в мой зад, девчонка, похоже, приняла это за призыв к активным действиям и устроила на мне зверские скачки, вереща, как дурная сирена. Вторую занозу я принял с героическим молчанием и наше бурное свидание подытожил достойно. Если вообще можно считать достойным — вызвать девушке такси сразу после секса. Но свой розовый постельный комплект я не осквернил.

— Скамья, Макс, это атрибут большой и дружной семьи, чтоб ты знал. Сейчас накормлю тебя оладушками и помчим с тобой организовывать твой домашний быт, — Геныч ловко плюхал на разогретую сковороду заготовки будущих оладий и улыбался, словно для него не было ничего важнее и приятнее, чем организация моего комфорта.

— Да ты прямо хозяюшка! — восхитился я. — И с каких пор ты стал таким ревностным блюстителем семейных ценностей?

— Всегда им был! — искренне возмутился Геныч. — Ты на своей каторге малость одичал и память подрастерял. У тебя там хоть совокупления случались или ты только самок белых медведей видел?

— Не, брат, там ток оленихи, — рассмеялся я.

— А, так вот в чём секрет ветвистых оленьих рогов! — Геныч поддержал моё веселье, подсовывая мне первую порцию ароматных пышных оладий и придвигая розетки с вареньем и сметаной. — Ты давай, бро, на сметанку налегай, здесь наши тёлочки тебя быстро разморозят.

День выдался продуктивным. Мы с Генычем заехали в институт, где я к своей радости выяснил, что есть возможность не потерять этот учебный год при должном усердии и, конечно, некотором взносе в фонд капитального ремонта спортивного зала. Отлично — я снова на третьем курсе.

— Ну что, теперь пошопимся, малыш? Тёлки говорят — это первейшее лекарство от депрессухи.

Мы приобрели здоровенный холодильник, стиральную машину и гигантскую плазму. И когда с предметами первой необходимости было покончено, отправились меня прибарахлять. Геныч был сегодня в ударе — кудахтал надо мной, как заботливый папаша, не забывая хохмить и кадрить всех продавщиц, попавших в поле зрения. Что удивительно, меня не раздражала его активность и я постепенно втягивался в эту игру, заражаясь бесшабашным весельем.

Не уверен, что мне требовалось столько шмотья, но облизанный длинноногими консультантками и подбадриваемый советами Геныча, я скупил всё, на чём настаивал мой друг.

— Так, всё — последний рывок! — наконец произнёс Геныч, увешанный моими пакетами, как носильщик.

Я не думал, что его хоть что-то способно смутить и теперь злорадно наслаждался его попытками абстрагироваться от своей ноши.

— И куда рвём? — поинтересовался я с улыбкой и развёл свободными руками. — Задайте направление, товарищ.

— Ты, Макс, неблагодарная скотина, для тебя же стараюсь, — прорычал Геныч.

— Брат, если б и платил тоже ты, то, возможно, я бы и тебя вместе с пакетами нёс. А так — сорян.

— Красавицы, — внезапно окликнул Геныч проходивших мимо девчонок. — А подскажите мне, несравненные, покупка какого шмотья вам доставляет наибольшее наслаждение?

— Украшения? — первое писклявое предположение заставило Геныча скривиться.

— Нет, но это же… как их там… аксессуары — о! — вспомнил друг. — А нас интересуют тряпки.

— Шубка? — пискнуло второе предположение, погасившее миролюбие Геныча.

— Мадам, вы посмотрите на меня, как думаете, мне какой мех больше подойдёт?

Девчонки перестали веселиться, а я, взглянув на Геныча, мысленно дорисовал ему пушистое манто и заржал.

— Благодарю вас, дамы, идите мечтайте дальше, — распорядился расстроенный Геныч.

Отойдя от нас на безопасное расстояние, одна из девчонок обернулась и крикнула:

— Нижнее бельё!

— Белиссимо, звезда моя, Вам точно подойдёт красное! — Геныч подарил «звезде» свою фирменную улыбку, до икоты пугающую его соперников по рингу, и метровыми шагами ломанулся вдоль стеклянных витрин. Обнаружив искомое, он сходу ошарашил продавщицу мужского белья:

— Куколка, сегодня твой счастливый день — тебе предстоит упаковать пару богатырей, кстати, лучших их представителей, — и, оглянувшись на меня, скомандовал: — Макс, покажи леди свой размер.

*****

— Давай похаваем уже, а то я, похоже, на размер меньше стал, — я кивнул на небольшое кафе, расположенное на первом этаже торгового центра.