Сепультурум (ЛП) - Кайм Ник. Страница 33
Ударный катер спустился ниже полосы смога, и подробности стали проступать быстрее.
Стены, существенно уступавшие по высоте самим воротам, венчало густое сплетение колючей ленты, она же перекрывала и сравнительно узкий переход из нижнего улья в верхний. На бастионах размещались караульные в облачении надзирателей с дополнительной броней — гарнизон, выставленный с конкретной целью не впускать людей. Возле бойниц застыли начеку огнеметные команды, готовые залить область непосредственно перед воротами в случае несанкционированного прорыва. Тяжелые стабберы были опущены вниз на вертлюжных станках, целясь в сторону угрозы, но не стреляли.
Пока что.
Присев у бортового люка катера, Харата насчитал восемь огневых точек. На его глазах в толпу полетела дюжина цилиндров, оставлявших за собой туманный след. Слезоточивый газ вырвался наружу, вспухая грибовидными облаками, и быстро накрыл бунтовщиков, которые отпрянули прочь, словно единый организм. Харата услышал далекие крики и представил, какая давка творится внизу.
— Вызови их, — зарычал Фаркум, глядя на побоище через смотровую щель и утирая пот с губ.
Используя трюмный вокс, Харата связался с пилотом, и тот выполнил указание. Ответ со стены был резким. Там фигурировали словосочетания «запретная зона» и «немедленно поверните назад». В двух огневых точках находились пары с ракетницами. Одна из них стояла по ходу движения катера.
Фаркум выругался. От страха и чванливости из пор его тела лился тошнотворно-зловонный пот.
— Предложи им денег, — сказал он. — Любую сумму.
— Это стража ворот, господин, — заметил Харата, все еще торчавший наружу из бортового люка. Его глаза сузились. Позади бурлящей толпы он увидел движение, марширующую армию. — Они не берут взяток.
— Да мне похер. Выполняй! — взревел Фаркум, брызгая слюной, и из недр его тучного тела вырвался сухой кашель.
Нет, это не армия, понял Харата. Орда. Бледные.
Сквозь всплески помех в воксе настойчиво шипели запросы указаний, пилот начал нервничать. Они все еще направлялись к воротам, и теперь вторая ракетница уже тоже нацелилась в направлении катера.
Харата практически не замечал этого. Он с нездоровой увлеченностью наблюдал, как бледные грязным потоком бегут внизу, и от орды вперед тянутся отростки, похожие на когти. По толпе у ворот прошла волна паники: они понемногу осознали, что к ним приближается. Первым исчез задний край — те, кто слишком боялся приблизиться, или дрогнул от слезоточивого газа. Их втянуло внутрь. Поглотило. Голодный вал покатился дальше, и теперь толпа разделилась на бегущих и сопротивлявшихся им. Это не играло роли. Две противоборствующих группы сошлись в центре, давя друг друга. Воцарилась сумятица, но она быстро развеялась, как только стало отчетливо понятно, от чего именно бегут задние ряды.
Набрав ход, новообразованная волна покатилась к воротам, не боясь тягучих остатков газа и угрозы оружием. Ее гнал страх перед тем, что было хуже. Один из караульных посмотрел в прицел и что–то крикнул. Его вытянутый палец означал смерть, словно само указание им имело божественную силу. Каждое орудие на стене открыло огонь. Мужчин, женщин и детей рвало на части, сносило наземь или охватывало пламенем.
Харате очень хотелось отвести взгляд, но он не мог. Его развернул резкий рывок за плечо, и он увидел перед собой налитые кровью крысиные глазки своего нанимателя. В ноздри ударил липкий смрад, смесь плохо скрытого запаха тела и едкой вони изо рта.
— Предложи денег… — прошипел Фаркум сквозь стиснутые чересчур белые зубы. В одном из моляров блеснул драгоценный камень.
От удара ладони Хараты Фаркум снова распростерся в кресле. На лице торговца выражение замешательства сменилось злобой, а затем испугом, и он обмяк под взглядом наемника.
— Не хватай меня так больше, — предупредил Харата, но все же ответил на лихорадочные запросы пилота, передав указание предложить караулу взятку.
Ответ был выразителен. К катеру устремилась ракета, оставлявшая за собой стартовый инверсионный след. Катер заложил крутой вираж, и Харата вылетел из бортового люка, а Фаркума выбросило из кресло и ударило о стенку отсека. Наемник вцепился в одну из рельсовых направляющих, сумел закинуть ногу на края люка и забрался внутрь.
Он ударил кулаком по воксу, крича пилоту разворачиваться, и бросил взгляд на Фаркума, который, обливаясь кровью из раны на голове, полз по полу в поисках того, за что смог бы ухватиться.
Пилот не ответил, он опять маневрировал, уходя от второй ракеты. По фюзеляжу прошла судорога — ракета разорвалась о корпус. Завизжал рвущийся металл. А потом их завертело, и в открытом бортовом люке замелькала бешено кружащаяся панорама. Все скрылось в дыму, который хлынул в отсек, заполоняя трясущийся воздух. В воксе послышалось распоряжение пилота приготовиться. Через несколько секунд последовали сильный удар и скрип деформируемого металла — корпус сжался и раскололся. Крыло оторвалось. Харата увидел, как оно по спирали уносится в мутную даль, будто подхваченный ураганом лист. Катер перемалывал землю, нос превратился в плуг, копавший погребальную борозду. Разлетелось бронированное стекло — кабина вмялась внутрь, не выдержав нагрузки. Повисшего Харату колотило о стены отсека. Он почувствовал привкус крови и ощутил, как сломалась кость. Подавил крик боли, стиснув зубы и преградив ему дорогу. Грохочущая и дребезжащая какофония крушения все продолжалась и продолжалась; куски отрывались и двигались сами по себе, словно спутники на сходящей орбите; металл подавался и гнулся.
Катер содрогнулся и замер, изрыгая пар и дым. Где–то на пределе слышимости приятно потрескивал огонь.
Харата открыл глаза, с облегчением обнаружив, что жив. Он лежал на полу. Его взгляд привлек к себе широкий столб света, льющегося в открытый бортовой люк. Он понятия не имел, где они упали. Единственное зрелище перед его глазами было ярким, но ничего не давало. Мерцающая натриевая лампа. Внутреннее освещение. Они врезались в здание. Это подтверждали повисшие в горячем воздухе частички каменной пыли.
Пилот был мертв. От кабины ничего не осталось. Из комка искореженного металла торчала рука. Одинокий потек крови слабо передавал нанесенный телу урон.
Фаркум трепыхался будто опухшая крыса, его прижало к полу тяжелой полосой металла. Он стонал, корчась от непривычной для него боли, и не мог понять, почему не получается нормально двигаться.
Харата попытался подняться, но снова упал от острой боли и понял, что сломал ногу. Отыскав кусок разорванной трубы из какой–то внутренней конструкции отсека, он соорудил шину при помощи проводки, которую выдрал из разбитой панели в стене. Кривясь, он туго затянул ее и нашел тонкий, но длинный кусок обшивки, подходящий в качестве костыля.
Он услышал, как Фаркум оглушенно мямлит его имя с другого края отсека. Харата поднял взгляд от своей работы, но не пошел к господину. Толстяк-торговец принялся кричать, его ярость и боль сливались в нечто примитивное и первобытное.
Осторожно поднявшись, Харата попробовал опереться на костыль и на ногу. Болело адски, но он хотя бы стоял.
Фаркум опять застонал, и на сей раз его отыскал наемника своим затуманенным взглядом. Он начал ругаться, обрушивая настоящий град оскорблений, сперва суля богатства, а потом расплату в случае, если Харата не придет ему на помощь.
— Вытащи меня, вытащи меня… — лопотал Фаркум, тщетно толкая балку, которая прижимала его к полу. Он бился и дергался, безрезультатно ворочая своим жирным телом.
— Харата, — прорычал он, а затем, осознав свое положение, заговорил тише и недоверчиво. — Харата?
Удостоив господина лишь презрительного взгляда, наемник отвернулся и стал выбираться из бортового люка упавшего катера в разрушенное здание снаружи.
— Харата! Харата, ублюдок! Я с тебя шкуру спущу, сын шлюхи! Шваль уличная! Харата… помоги мне… Любая цена. Назови любую цену… Харата!
Вслед ему неслись громкие угрозы и упреки, а также мольбы Фаркума. И еще плач.