Я С СССР! Том III (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 17

За те минуты, что ушли на вскрытие двери, с меня сто потов сошло. Это только на занятии все было просто, а когда до дела доходит… Чувствую себя Жоржем Милославским. Наконец, замок тихо щелкает, и я выдыхаю. Обернув руку носовым платком, берусь за ручку двери и захожу в квартиру будущего Нобелевского лауреата.

Обычная, стандартная двушка. Обстановка очень скромная. Одна комната – гостиная. Вторая – кабинет. Вот он-то мне и нужен. На столах и в шкафах – просто огромное количество бумаг. Такой архив точно за один раз не вынесешь. Значит, нужно забрать самое важное – то, что невозможно будет восстановить. Прохожусь взглядом по корешкам тугих папок. На одном из них аккуратно выведено «Раковый корпус». На другой – «Архипелаг ГУЛАГ. Том I». Второй том явно еще не написан. А теперь, может и не будет. Содержимое папок безжалостно летит в холщовую сумку, пустые папки возвращаются на место. Вот переписка с заключенными, интервью. Огромное количество лагерных баек, ставших по запросу Запада и диссидентов, культовой литературой. Не особо разглядывая, сгребаю и эту часть архива в ту же сумку, забивая ее до отказа. Все, конечно, в ней не умещается и мне приходится позаимствовать большую черный чемодан у Солженицыных.

Почистив архив – два или три года выиграл, такое быстро не восстановишь – оглядываю кабинет. Если не знать, что толстые папки на полках шкафа опустели, в жизни не скажешь, что здесь побывал кто-то чужой, я даже на рабочем столе постарался ни до чего не дотрагиваться. Да и в ящиках стола не было ничего интересного. В коридоре, прислушиваюсь к тишине на лестничной клетке. Выхожу и осторожно закрываю за собой дверь, замок послушно щелкает. Прежде, чем сунуть платок в карман брюк, протираю вспотевший лоб. Сердце снова колотится как сумасшедшее. Хотя чего теперь дергаться? Ну, предположим, остановят меня на улице – у кого вызовут подозрения пачки исписанной бумаги и старые письма, которыми набиты чемодан и сумка? Идет себе человек на помойку и идет.

Петляю дворами. Нахожу отдаленную помойку на пустыре, вываливаю гору бумаги на землю и поджигаю. Чемодан и сумку кидаю в контейнер. Сухая «нетленка» весело горит, не давая особого дыма, мне остается только ворошить кучу подобранной неподалеку ржавой арматуриной. Ну, вот… А еще говорили, что рукописи не горят.

Я прислушиваюсь к стаккато Слова в голове. Кажется, все сделал правильно.

Закончив в Рязани, я возвращаюсь в Москву. И даже успеваю пересечься в Универе с Олей «Пылесос». Староста вывешивает в холле деканата стенгазету, посвященную началу учебного года. Приветливо здороваюсь со всеми, и тут же за локоток аккуратно отвожу старосту в сторонку.

– Что решила?

– Ты ведь не отстанешь, Русин? – спрашивает она так громко, чтобы услышали ее помощники. А большей частью помощницы, «греющие уши».

Ох, уж это больное женское самолюбие! Вечно оно требует сатисфакции, причем обязательно публичной и желательно с унижением «обидчика». Ладно, для дела не жалко. Спешу плеснуть ранозаживляющего бальзама на тонкие струны ее души. Хотя как по мне – там и не струны вовсе, а стальные тросы.

– Оль, куда без тебя, а?! Ну, где я еще такого специалиста себе найду?

– Не знаю… – вредина делает вид, что вся в сильных сомнениях.

– Оля! Я сейчас встану перед тобой на колени и буду стоять, пока не согласишься. Пусть тебе будет стыдно перед товарищами.

– Клоун!..

Помощники хихикают, наблюдая за нашим концертом. Ольгины щеки покрываются нежным румянцем, но она еще сопротивляется для вида. Я с видом демона-искусителя склоняюсь к порозовевшему ушку и шепчу на выдохе имя ее кумира.

– Роберт, Оля…

Тут же в отместку получаю по лбу листом ватмана, свернутым в трубку и наконец «недовольное» женское согласие.

– Ладно, Русин, уговорил. Но потом не плачь! У меня теперь свидетели есть, что ты меня шантажировал.

Киваю, для вида изображаю вселенскую радость и тут же перехожу на сугубо деловой тон. Ритуальные танцы закончены, жертвы во имя женской гордости принесены, теперь можно и серьезно о работе. Надо отдать должное – староста тоже сразу же меняет стиль общения, и дальше мы уже шепчемся как два заговорщика.

– Так, слушай последние новости. Постановление ЦК по журналу готовится, его вот-вот примут. На днях встречался с Аджубеем – наш «Студенческий мир» станет ежемесячным приложением к его «Известиям». Помещение для редакции подбирают. Сегодня вечером иду на встречу с нашим будущим главредом. Фамилию пока не называю, но если его утвердят, будет нам счастье – дядька просто мировой. С Лисневской и Кузнецовым уже поговорил, они в деле. Пока больше никто не знает, и до официального объявления лучше никому ничего не рассказывать, поняла?

– Поняла. Я никому и не говорила.

– Молодец, я в тебе даже не сомневался. У меня сейчас дел много навалилось с «Городом», его хотят перевести на пару языков и, наверное, будут экранизировать – просят сценарий. Как понимаешь, сейчас не до выступлений в ВУЗах, до ноября точно не получится. Если только Евтушенко в Политех или Лужники позовет, или же космонавты в Звездный – здесь уже отказывать нельзя. Но мы это дело совсем бросать не будем – новому журналу нужна будет мощная реклама, и перед выходом первого номера серию выступлений сделать все равно придется.

Делаю передых, окидываю взглядом сосредоточенную Ольгу. Слушает она внимательно, кивает головой в такт моим словам. Лишь на фамилии Аджубей широко распахнула глаза, но сдержалась, промолчала.

– Еще из последних новостей. Только не смейся. Я начал писать песни.

– Да ладно?!

Развожу руками, делая вид, что сам не понимаю, как меня угораздило в это вляпаться.

– Первую песню на мои «Мгновенья» накатала Пахмутова. Ну, а дальше я уже сам как-то справился. Еще меня попросили одному молодому ВИА помочь – сами ребята из Гнесинки, группа называется «Машина времени». Отдал им в работу три новые мелодии. Если осилят к ноябрю, можно будет брать их с собой на концерты в ВУЗы, пусть тренируются на публике выступать.

– Так, с этим понятно. Леш, у нас в конце сентября будет конференция по линии Московского горкома ВЛКСМ…

– Отлично! Налаживай новые знакомства, восстанавливай контакты. Нам нужны будут статьи с обзором столичных ВУЗов. Как и чем живет студенчество. И готовься серьезно к первому заседанию редколлегии – удиви всех интересными предложениями. Найдешь хорошие темы – начнешь печататься прямо с первого номера.

Так, первоочередная задача поставлена, глаза у девушки загорелись, пусть ищет. А мне пора бежать дальше.

– …Алексей, я, конечно, польщен, что ты рекомендовал меня Аджубею. Но ты, правда, уверен, что я подходящая кандидатура на пост главного редактора молодежного журнала?

– Ну, почему же нет, Марк Наумович?

Мы сидим в кабинете Когана старшего в их квартире на Котельнической и ведем беседу под отличный армянский коньяк. Через Леву он пригласил меня на субботний семейный ужин, и я еле успел приехать к ним к в восьми вечера. Теперь, насладившись фаршированным карпом в исполнении Миры Изольдовны, который был выше всяческих похвал, общаюсь с почтенным главой этого семейства. Аджубей успел уже переговорить с Марком Наумовичем, и настала моя очередь убеждать стать главредом журнал.

Сомнения Когана старшего мне в принципе понятны. Должность главреда такого журнала почетна, но опасна. А если совсем уж честно – расстрельная эта должность. Власть таких редакторов терпит, но спуска им не дает – шпыняет при каждой удобной возможности. Правда в нашем случае есть еще Аджубей, который весь огонь в случае чего примет на себя. Да только недавние июльские события показали, как зыбко положение зятя Хрущева – сегодня ты всемогущ, а завтра… И что тогда будет с подчиненными Аджубея? Кто потом придет ему на смену? Но главное – не прикроют ли сразу наш журнал?

Вот и получается, что спокойнее для Когана будет доработать до пенсии в Правде. А уж если возглавлять новый журнал, то за год-два нужно поднять его до таких высот, чтобы ни у кого потом рука не поднялась нас прихлопнуть. Я, конечно, знаю, как сделать Студенчески мир лучшим – у меня в активе знания по этой теме на следующие полвека вперед. И сейчас я рисую перед Марком Наумовичем такие картины, что у самого дух захватывает. Но ведь это все теория. А выдержит ли она столкновение с жестокой реальностью? Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. И вот из этих оврагов вытаскивать журнал придется уже Когану.