Наш человек в Гаване - Грин Грэм. Страница 12
– Вы меня совсем не поняли, – сказал Уормолд.
– Сегодня вечером сеньорита идет на концерт.
– Откуда вы знаете?
Лопес оставил этот вопрос без ответа.
– Пока ее не будет, я приведу вам одну молодую даму, вы ее посмотрите. Если она вам не понравится, приведу другую.
– Нет, нет! Мне нужны совсем не такие услуги, Лопес. Мне нужно... словом, я хочу, чтобы вы глядели в оба, не зевали и сообщали мне обо всем...
– Насчет сеньориты?
– Боже мой, да нет!
– Так о чем же мне сообщать, сеньор Уормолд?
– Ну, о всяких таких вещах... – сказал Уормолд.
Но он понятия не имел, о каких вещах может сообщать ему Лопес. Из длинного перечня ему запомнились только несколько вопросов, и ни один из них, по-видимому, не подходил – ни «Коммунистическое проникновение в армию», ни «Точные данные об урожае кофе и табака за последний год». Правда, оставалось еще содержимое корзин для бумаг в учреждениях, где Лопес ремонтировал пылесосы, но, конечно же, Готорн шутил, говоря о деле Дрейфуса, – если только такие люди вообще могут шутить.
– О каких вещах?
Уормолд сказал:
– Я сообщу вам потом. А теперь ступайте в магазин.
Был час коктейля, и в «Чудо-баре» доктор Гассельбахер с удовольствием допивал вторую рюмку шотландского виски.
– Вы все еще нервничаете, мистер Уормолд? – спросил он.
– Да, нервничаю.
– Все из-за пылесоса... атомного пылесоса?
– Нет, не из-за пылесоса.
Уормолд допил свой «дайкири» и заказал второй.
– Сегодня вы торопитесь пить.
– Вам, наверно, никогда не были до зарезу нужны деньги, Гассельбахер. Еще бы, у вас ведь нет детей.
– Скоро у вас их тоже не будет.
– Да, наверно. – От этого утешения ему стало так же холодно, как и от «дайкири». – Но когда это время придет, я бы хотел, чтобы мы с ней были где-нибудь подальше отсюда. Не желаю, чтобы Милли сделал женщиной какой-нибудь капитан Сегура.
– Понимаю.
– Недавно мне предложили деньги.
– Да?
– За информацию.
– Какую информацию?
– Секретную.
Доктор Гассельбахер вздохнул и сказал:
– Счастливый вы человек, мистер Уормолд. Такую информацию давать легче всего.
– Почему?
– Если она очень уж секретная, о ней знаете вы один, и все, что от вас требуется, мистер Уормолд, – это капелька воображения.
– Они хотят, чтобы я вербовал агентов. Скажите, Гассельбахер, как вербуют агентов?
– Их тоже можно придумать, мистер Уормолд.
– Вы так говорите, словно у вас в этом деле огромный опыт.
– Я человек опытный только в делах медицины. Вы читали когда-нибудь объявления о секретных лечебных средствах? Средство для ращения волос, раскрытое на смертном одре вождем краснокожих... Если речь идет о секретном средстве, можно не сообщать его состав. К тому же в каждой тайне есть что-то заманчивое, люди верят... может быть, это остаток веры в колдовство. Вы читали Джеймса Фрэзера? [известный английский антрополог и писатель (1864-1941)]
– Вы знаете, что такое книжный шифр?
– Все-таки не рассказывайте мне лишнего, мистер Уормолд. Я ведь не торгую секретами – у меня детей нет. И, пожалуйста, не придумывайте, будто я тоже ваш агент.
– Нет, это не выйдет. Им не нравится наша дружба, Гассельбахер. Они хотят, чтобы я с вами не встречался. Они вас проверяют. Вы знаете, как они проверяют людей?
– Не знаю. Будьте осторожны, мистер Уормолд. Берите у них деньги, но не давайте им ничего взамен. Вы плохо защищены от таких, как капитан Сегура. Лгите, но не связывайте себе рук. Они не заслуживают правды.
– Кто «они»?
– Королевства, республики, словом, державы. – Он допил свою рюмку. – Мне пора, пойду посмотрю на посевы моих бактерий, мистер Уормолд.
– У вас что-нибудь получается?
– Слава богу, ничего. Пока ничего не получилось, у вас все еще впереди, правда? Какая жалость, что лотерею в конце концов всегда разыгрывают. Каждую неделю я теряю сто сорок тысяч долларов, и вот я опять бедняк.
– Вы не забудете про день рождения Милли?
– Может быть, проверка даст плохие результаты, и вы не захотите, чтобы я пришел. Главное – помните: пока вы лжете, вы не приносите вреда.
– Но я беру у них деньги.
– У них нет других денег, кроме тех, которые они отнимают у таких людей, как мы с вами.
Он толкнул дверь и вышел. Доктор Гассельбахер никогда не говорил о морали – мораль ведь не имеет отношения к медицине.
Уормолд нашел список членов Загородного клуба у Милли в комнате. Он знал, где его искать – между последним выпуском «Ежегодника любительницы верховой езды» и романом мисс Пони Трэггерс «Белая кобыла». Он вступил в Загородный клуб, чтобы найти подходящих агентов, и вот они все выстроились теперь перед ним в две колонки, занимая больше двадцати страниц. Глаз его уловил англосаксонское имя – Винсент К. Паркмен; может быть, это отец Эрла. Уормолд решил, что правильно будет сохранить с Паркменами семейные отношения.
К тому времени, когда он сел шифровать, он выбрал еще двоих – некоего инженера Сифуэнтеса и профессора Луиса Санчеса. Профессор – каких бы там ни было наук – мог давать сведения экономического характера, инженер – техническую информацию, а мистер Паркмен – политическую. Положив перед собой «Шекспира для детей» (в качестве ключа он выбрал фразу – «Пусть все, что случится, будет радостным
»
), Уормолд зашифровал: «Номер 1 от 25 января абзац А начинается я завербовал моего приказчика и дал ему номер 59200/5/1 точка предполагаемый оклад пятнадцать песо в месяц точка абзац Б начинается пожалуйста проверьте следующих лиц...»
Вся эта возня с абзацами казалась Уормолду пустой тратой времени и денег, но Готорн объяснил ему, что это обычная шпионская процедура. Совсем, как Милли, которая, играя в лавку, требовала, чтобы все покупки заворачивались в бумагу – даже если то была одна-единственная стеклянная бусинка. «Абзац В начинается требуемый экономический доклад высылаю в ближайшее время дипломатической почтой».
Теперь оставалось только ждать ответа и готовить экономический доклад. Это не давало ему покоя. Лопес получил первое ответственное задание: купить все официальные справочники, какие только есть, по производству сахара и табака. Уормолд стал ежедневно часами читать местные газеты, отмечая все, что могли бы сообщить профессор или инженер; ведь вряд ли кто-нибудь в Кингстоне или Лондоне изучал гаванские газеты. На этих неряшливо отпечатанных листках ему самому открылся новый мир: раньше он, видно, чересчур доверял «Нью-Йорк таймс» и «Нью-Йорк геральд трибюн», когда хотел представить себе, что творится на свете. В двух шагах от «Чудо-бара» зарезали девушку – «жертва любви», писал репортер. Гавана полна была жертв того или иного рода. Какой-то человек потерял за одну ночь все свое состояние в «Тропикане», он влез на эстраду, обнял темнокожую певицу, потом погнал свою машину на полной скорости в море и утопился. Другой хладнокровно удушил себя подтяжками. Случались и чудеса; святая дева заплакала солеными слезами, а свеча, зажженная перед образом святой Девы Гваделупской, неизвестно почему горела целую неделю – от пятницы до пятницы. Из этого калейдоскопа насилия, страстей и любви были исключены одни только жертвы капитана Сегуры – они страдали и умирали, не удостаиваясь внимания печати.
Составление экономического доклада оказалось утомительным делом – Уормолд печатал только двумя пальцами и не умел пользоваться табулятором. Нужно было подправлять цифры официальной статистики – на случай, если бы кому-нибудь в центре взбрело в голову сличить их с докладом, и порой Уормолд забывал, как он изменил ту или иную цифру. Он никогда не был силен в арифметике. Если ускользала какая-нибудь запятая в десятичных дробях, за ней приходилось гоняться вверх и вниз по доброму десятку колонок. Это было похоже на отчаянные попытки удержаться на ярмарочном «колесе смеха».
Через неделю его стало беспокоить, что так долго нет ответа. Неужели Готорн почуял что-то неладное? Временное облегчение доставил вызов в консульство, где угрюмый секретарь вручил ему запечатанный конверт, адресованный по какой-то непонятной причине «Мистеру Люку Пенни». Внутри этого конверта лежал другой с надписью: «Генри Лидбеттеру. Управление гражданскими научно-исследовательскими работами». На третьем конверте значилась цифра 59200/5, в нем было жалованье за три месяца и сумма на оплату непредвиденных расходов в кубинской валюте. Уормолд отнес деньги в банк.