Наш человек в Гаване - Грин Грэм. Страница 37

– Можно мне взять вашу воду? В мою попала муха.

– Конечно.

Уормолд отпил из стакана две трети и протянул его Макдугалу. Тот великодушно плеснул ему двойную порцию виски из своей фляжки.

– Пейте, я вам потом долью. Вы от нас отстали, – сказал он.

Уормолд снова ощущал под ногами твердую почву доверия. Он почувствовал какую-то нежность к соседу, которого несправедливо заподозрил.

– Нам с вами надо будет увидеться еще, – сказал он.

– Какая польза была бы от банкетов, если бы они не сближали людей друг с другом?

– Да, не будь этого банкета, я не встретил бы ни вас, ни Картера.

Все трое выпили снова.

– Вы оба должны познакомиться с моей дочерью, – сказал Уормолд; от виски у него потеплело на сердце.

– Как идут дела?

– Не так уж плохо. Расширяем штат.

Доктор Браун постучал по столу, призывая к тишине.

– Надеюсь, – громко оказал Картер своим неукротимым нотвичским голосом, согревавшим сердце не хуже виски, – надеюсь, что к тостам они подадут спиртное.

– Не надейтесь, дружище, – сказал Макдугал, – будут речи, а не тосты. И придется слушать этих ублюдков без капли алкоголя.

– Я один из этих ублюдков, – сказал Уормолд.

– Вы будете говорить речь?

– В качестве старейшего члена нашего общества.

– Очень рад, что вы дожили до этой минуты, – сказал Макдугал.

Доктор Браун предоставил слово американскому генеральному консулу, и тот начал свою речь. Он говорил о духовных узах, связывающих демократические страны, – видно, он причислял к ним и Кубу. Торговля важна постольку, поскольку без нее нет и духовных уз, а может быть, и наоборот. Он говорил об американской помощи слаборазвитым странам, которая позволит им покупать больше товаров, а покупая больше товаров, – крепить духовные узы... Где-то в недрах гостиницы скулила собака, и метрдотель жестом приказал закрыть дверь... Американскому генеральному консулу доставило истинное удовольствие приглашение на сегодняшний обед, где он получил возможность встретить ведущих деятелей европейской торговли и таким образом укрепить духовные узы... Уормолду еще два раза подливали виски.

– А теперь, – сказал доктор Браун, – я хочу предоставить слово старейшему члену нашего общества. Речь идет, конечно, не о его возрасте, а о долгих годах, которые он прослужил на благо европейской торговли в этом прекрасном городе, господин министр, – он поклонился другому своему соседу, смуглому косоглазому человеку, – где мы имеем честь и счастье быть вашими гостями. Вы все знаете, что я говорю о мистере Уормолде. – Он поспешно заглянул в бумажку. – О мистере Джеймсе Уормолде, гаванском представителе фирмы «Фастклинерс».

Макдугал заметил:

– Мы прикончили фляжку. Вот обида. Как раз, когда вам нужно выпить для храбрости.

Картер сказал:

– Я ехал сюда тоже не с пустыми руками, но выпил почти все в самолете. В моей фляжке остался только один стаканчик.

– Сам бог велел отдать все, что у вас есть, нашему приятелю, – сказал Макдугал. – Ему это сейчас нужнее, чем нам.

А доктор Браун продолжал:

– Мистер Уормолд – символ безупречного служения своему делу, символ скромности, спокойствия, упорства и работоспособности. Враги наши часто рисуют коммерсанта горластым наглецом, который любыми средствами старается всучить бесполезный, никчемный, а то и вредный товар. Такое представление не имеет ничего общего с действительностью...

Уормолд сказал:

– Вот спасибо. Картер. Глоточек мне сейчас совсем не повредит.

– Не привыкли говорить речи?

– Да дело не только в этом.

Он перегнулся через стол к ничем не примечательному лицу нотвичского обывателя; сейчас на этом лице будет написано желание его успокоить и веселое недоверие человека, с которым ничего подобного никогда не случалось; да. Картер был поистине якорем спасения.

– Вы, конечно, – начал Уормолд, – не поверите ни единому моему слову... – но он и не хотел, чтобы Картер ему поверил; он хотел научиться у него неверию. Что-то ткнуло его в ногу, и, взглянув вниз, он увидел черную мордочку таксы с длинными ушами, похожими на локоны, – она выпрашивала подачку; видно, собака незаметно для официантов проскользнула через служебную дверь и спряталась под столом.

Картер пододвинул Уормолду небольшую фляжку.

– На двоих здесь не хватит. Пейте все.

– Большое спасибо. Картер.

Он отвинтил колпачок и вылил в свой стакан содержимое фляжки.

– Самый обыкновенный «Джонни Уокер» [марка виски]. Без всяких выдумок.

Доктор Браун говорил:

– Если кто-нибудь может рассказать от имени всех собравшихся о долгих годах терпеливого служения коммерсанта на благо общества – это, безусловно, мистер Уормолд, и я предоставляю ему слово.

Картер подмигнул и поднял воображаемый бокал.

– Г-глотайте скорей, – сказал он, – промочите г-горло.

Уормолд поставил виски на стол.

– Как вы сказали. Картер?

– Я сказал, пейте быстрее.

– Нет, вы не то сказали, Картер.

Как он раньше не заметил этого легкого заикания на гортанных звуках? Может быть. Картер, зная за собой этот недостаток, нарочно избегал слов, которые начинались на «г», и выдавал себя лишь в те минуты, когда им владели надежда или гнев?

– В чем дело, Уормолд?

Уормолд опустил руку под стол, чтобы погладить собаку, и, словно ненароком, сбросил на пол стакан.

– А вы притворялись, будто не знаете доктора!

– Какого доктора?

– Вы зовете его Г-гассельбахер.

– Мистер Уормолд! – снова провозгласил на весь зал доктор Браун.

Уормолд неуверенно поднялся на ноги. Не получив ничего более вкусного, собака лакала пролитое виски.

Уормолд сказал:

– Спасибо, что вы предоставили мне слово, какими бы мотивами вы ни руководствовались. – Послышался вежливый смешок, это его удивило – он не собирался шутить. – Это мое первое публичное выступление, а в какую-то минуту было похоже на то, что оно станет и моим последним.

Он поймал взгляд Картера. Картер нахмурился. Уормолд испытывал ощущение какой-то неловкости за то, что остался жив, – словно напился в обществе. Может, он и в самом деле пьян. Он сказал:

– Не знаю, есть ли у меня здесь друзья. Но враги есть безусловно.

Кто-то произнес: «позор», а несколько человек рассмеялись. Если так будет продолжаться, он еще прослывет остряком.

– В наши дни всем прямо уши прожужжали о холодной войне, но всякий коммерсант вам скажет, что война между двумя промышленными фирмами может быть очень горячей. Возьмите фирмы «Фастклинерс» и «Ньюклинерс». Между их пылесосами не больше разницы, чем между русским, немцем или англичанином. Не было бы ни конкуренции, ни войны, если бы не аппетиты кучки людей в этих фирмах, это они – зачинщики конкуренции и вражды, это они заставляют мистера Картера и меня хватать друг друга за глотку.

Теперь уже никто не смеялся. Доктор Браун шептал что-то на ухо генеральному консулу. Уормолд поднял фляжку Картера и сказал:

– Мистер Картер, наверно, даже не знает имени человека, пославшего его отравить меня на благо своей фирмы.

Снова раздался смех, в нем звучало облегчение.

– Побольше бы нам такого яду, – сказал Макдугал.

И вдруг раздался собачий визг. Такса покинула свое убежище и метнулась к служебному выходу.

– Макс! – закричал метрдотель. – Макс!

Наступила тишина, потом кто-то неуверенно захихикал. Собака едва перебирала ногами. Она визжала и старалась укусить себя за грудь. Метрдотель настиг ее у двери и хотел схватить, но она взвыла, точно от боли, и вырвалась у него из рук.

– Клюкнула лишнего, – неуверенно сказал Макдугал.

– Простите, доктор Браун, – сказал Уормолд. – Представление окончено.

Он поспешил за метрдотелем через служебный выход.

– Стойте!

– Что вам угодно?

– Я хочу знать, куда девалась моя тарелка.

– Что вы, сэр? Какая тарелка?

– Вы очень беспокоились, чтобы моя тарелка не досталась кому-нибудь другому.

– Не понимаю.