Колесо времени(Солнце, Луна и древние люди) - Ларичев Виталий Епифанович. Страница 25

Протяжные крики жрецов с вершины «Горной выси», наблюдательной площадки зиккурата, возвестили стоявшим у подножия храма, что ожидаемое с таким нетерпением свершилось: на еще подсвеченном лучами зари Небе помимо Мулмул засверкал приостренными рожками тонкий серп Луны, а поблизости лучисто заискрилась светозарная в застенчивом сиянии планета. Хор служителей грянул приветственный гимн, разноголосо зазвучали инструменты оркестра, но все эти звуки потонули вскоре в восторженных криках толпы горожан, которые в экстазе радости провозглашали здравицы и благопожелания царю и царице. Владыки в сопровождении жреческой свиты показались в черном проеме входа в подземный храм Страны без возврата во всем блеске драгоценностей священных одеяний.

Как некогда при начале мира Мардук победил Тиамат и ее воинство, так и царь в подземелье сразил противостоящих ему злых духов Хаоса, обеспечивая тем самым и на последующее время стабильность гармоничного мира богов. Возрожденными появились на западном небосклоне у края ужасной Страны без возврата молодой Син и его супруга — прекрасная Инанна, возбуждая у землян мысль о неуничтожаемости жизни. Также, обновленные любовью, вышли из подземелья земные воплощения богов — царь и царица.

Нет, не напрасно лилась под секирами жрецов кровь жертвенных животных, призванных заменить в Стране без возврата тех, кто, преодолев напасти демонических сил, покинул ее. Величественными в жертвенности оказались и страдания Бела, которого мучительно истязали, а затем, убив, облили слезами. Смерть его стала залогом новой жизни Сина, возможности преодоления им с помощью богини-матери непреодолимого — мертвых оков Преисподней. Ликование охватило всю страну черноголовых. Это была несказанная радость победы жизни над смертью, осененной в темени новогодней ночи лучами Сина и Инанны.

Для земных владык, важных сановников и даже простолюдинов водяные часы начали отсчет времени великого праздника. Неусыпное бдение продолжалось всю ночь лишь в одном месте города — на верхней площадке зиккурата. Появление в небесах Луны и «богини любви» лишь прибавило труда жрецам-астрономам. Как только сверкнул на небосклоне золотистый серп, один из них подошел к большой глиняной плите, испещренной глубокими округлыми углублениями-лунками по числу дней в году. Лупки размещались блоками, каждый из которых определял месяц. Из второго углубления месяца нисанну рука жреца перенесла в третье в ряду его первой декады стерженек, изготовленный из кедрового дерева. Эта перестановка означала завершение второго и начало третьего дня нисанну, что в очередной раз подтверждало незыблемую в вечности истину — никогда Син не пребывает в Стране без возврата более трех дней, и отроду не бывало, чтобы он задержался в ней на четвертый день.

Перестановка кедрового колышка из одной лунки счетной календарной доски в другую — самое простое, что было сделано жрецами в ту ночь третьего нисанну. Тотчас они, не мешкая, обратились к табличке, на которую следовало занести сведения о времени и месте (звездном окружении) появления в Небе первого в новом году серпа народившегося месяца. Там же, в этом глиняном дневнике наблюдений, надо было отразить (ради уяснения грядущего) впечатление от характера его свечения, степени блеска и, конечно же, со всем тщанием замерив, записать видимый размер золотистого рога. Ведь весенняя пора примечательна тем, что серп Луны из-за изменения наклона борозды Неба к горизонту можно наблюдать, когда он находится на меньшем расстоянии от Солнца, чем осенью. Это обстоятельство отражалось как на размерах новорожденного Сина, так и на длительности периода, в течение которого он находился на небосклоне в первую ночь своего появления. С помощью водяных часов нужно было определить интервал времени между его заходом и исчезновением Солнца. Точное знание такого периода пригодится позже, а в самое ближайшее время — в середине и конце месяца, при решении задач весьма важных — когда наступит противостояние полной Луны и Солнца и когда следует ожидать исчезновения на очередные один-три дня умирающего Сина, предстоят или не предстоят в ближайшие декады затмения великих светил. Слова на лунной табличке писались приостренным концом тростниковой палочки, а числовые знаки — противоположным, округлым, отпечатки от которого при вертикальном положении получались круглыми, а при наклонном — эллипсовидными.

Уход за горизонт Сина и Инанны почти не убавил хлопот жрецам. На поверхности глиняных табличек предстояло еще занести сведения о пяти божественных планетах: как они светились, какое место среди звезд зодиака занимали, в какое время, предваряя восход Солнца, восходили или заходили, в каком направлении двигались, а если задерживались, перед тем как изменить путь, то где именно в звездном мире происходило такое событие.

Сами звезды, в особенности те, по которым пролегали борозды путей Сина и Шамаша, а также планет, требовали не меньшего внимания. Глиняные страницы дневников наблюдений постепенно испещрялись записями о положении звезд на небосклоне и характере их блеска, когда они в течение ночи всходили или заходили, а когда занимали самое высокое положение в Небе, оказавшись на юге в зоне небесного меридиана. Эти звезды синхронно со струйками воды в клепсидрах, которые наполнялись за ночь трижды, час за часом отсчитывали шаги ночного времени. А утром, перед самым рассветом, когда, кажется, совсем иссякали силы, жрецов вновь будоражило ожидание священного мига — возможного появления предваряющей восход Солнца звезды мудрого Эа, который, как и серп Сина месяца нисанну, был небесным провозвестником начала благодатного разлива Тигра, одной из двух плодоносящих рек-кормилиц страны черноголовых.

Как мудро устроил мир великий Мардук и как заботливо продумал он подсказки людям о надвигающихся событиях, еще раз подтверждает знаменательное явление природы, наступления которого жрецам зиккурата предстояло ожидать в последующие ночи месяца нисанну: лишь только со времени рождения Сина пройдет около полутора десятков ночей, а ночное божество засияет над плодородными долинами Двуречья во всем блеске полной Луны, как вскоре начнется половодье второй реки — Евфрата! Можно представить, сколь тщательно должны были наблюдать за небом с верхней площадки «Горной выси» в последующие за рождением Сина ночи, чтобы предвидеть, какие обстоятельства будут сопутствовать наводнению, сила которого (из-за подключения к нему вод Евфрата) увеличится вдвое.

Удивительно ли, что степень усердия в наблюдениях за ликом Сина, а также за обстоятельствами странствования его по «звездным домам» небесного свода тоже, кажется, удваивалась. Каждую очередную ночь на глиняной табличке, предназначенной для записи сведений о Луне, появлялись цифры, которые отражали результаты измерения величины серпа. Просматривая их, можно было судить о степени его роста в первые пять дней:

5→10→15→20→40→1.20.

Этот геометрический ряд первыми четырьмя числами выражал в десятичной системе счисления двойное за каждую ночь увеличение растущей Луны. Первое число означало, что размеры новорожденного Сина определяли пять исходных единиц измерения диска. Последнее, пятое в первом ряду число таблички хоть и отражало вновь двойное увеличение размера освещенного диска, но было записано жрецом в системе шестидесятиричного исчисления:

1.20, где стоящая вначале 1 означала 60; итого: 60 + 20 = 80.

Последующие две пентады дней жрец, делая замеры степени сияния Сина, продолжал записи в шестидесятиричной системе. Эти два ряда ко дню полнолуния образовывали арифметический ряд с разностью в 16 единиц (в скобках указаны цифры в переводе на десятичную систему):

1.36(96)→1.52(112)→2.08(128)→2.24(144)→2.40(160);

2.56(176)→3.12(192)→3.28(208)→3.44(224)→4(240).

По мере того как увеличивался диск Луны, возрастая с 5 единиц до 240, когда с наступлением 3 дней полнолуния следовало ожидать разлива Евфрата, жрецы отмечали в табличке, в каком из своих 28 звездных домов проводил очередную ночь Син; не встречался ли он с планетами, закрывая какую-то из них своим сияющим телом; как проходила его борозда по отношению к 12 созвездиям, в каждом из которых по месяцу пребывал в течение года солнцеликий Шамаш. Как и в первый день появления лунного серпа, особой точности требовали записи интервала времени между заходом Солнца и восходом Луны, когда она достигала фазы 240 единиц, т. е. полнолуния.