Колесо времени(Солнце, Луна и древние люди) - Ларичев Виталий Епифанович. Страница 34
Интерес к Стоунхенджу не ослабевал и в последующие годы. Уилтширский суконщик Генри Уонси в 1796 году обратил внимание на далеко открытый горизонт в районе Стоунхенджа и на то, что если насадить на дальних холмах деревья, используя их для измерения градусов круга, то можно легко рассчитывать высоту и склонение любого небесного тела! В то же время Г. Уонси первым задумался над тем, как могли жрецы Стоунхенджа рассчитывать точное время наступления затмений, что, согласно сообщению Юлия Цезаря, друиды делали с поразительной точностью. В решении этого вопроса он усматривал ключ к объяснению «теоретического аспекта» Стоунхенджа. Конструкция последнего, отмечал Г. Уонси, вряд ли бы составила загадку для ученого брамина из Индии, который, посети он Англию, усмотрел бы в Стоунхендже следы искусства, скрытые для глаз воспитанного в иных традициях европейца. Высказывались идеи о возможности измерения теней от камней в качестве особого астрономического метода.
После такого фейерверка догадок и предположений и активного обсуждения проблемы среди знатоков астрономии не оставалось сомнений в том, что Стоунхендж представлял собой конструкцию, которая могла быть воспринята как обсерватория. Далеко не ясным, однако, оставалось главное — как она действовала?
Потребовалось почти 80 лет, прежде чем догадка Д. Смита о возможности календарных наблюдений с помощью структур, составляющих Стоунхендж, приобрела должную определенность. Очередной шаг в этом направлении сделал в середине XIX века преподобный Эдвард Дьюк, автор опубликованной в 1846 году книги «Храмы друидов в Уилтшире». Но исходил он в отличие от Д. Смита не из анализа особенностей расположения камней кольца. Его внимание привлекли значительно более простые и ясные ориентиры — направления на горизонт, определяемые парами так называемых опорных камней. Э. Дьюк прежде всего установил, что восход Солнца в день летнего солнцестояния можно наблюдать не только из центра святилища, а и с насыпи, где некогда стоял опорный камень № 92. В качестве промежуточного визира на горизонт в таком случае выступали не земляные валы аллеи, а расположенный севернее опорный камень № 91. Для расшифровки особенностей календаря строителей Стоунхенджа этот вывод не добавлял бы ничего нового, если бы Э. Дьюк не отметил одновременно еще одну особенность. При наблюдении с насыпи опорного камня № 94, когда в качестве визира использовался камень № 93, взгляд падал на точку захода Солнца в дни зимнего солнцестояния!
Наблюдения Э. Дьюка вызвали особый резонанс не просто потому, что были обнаружены еще два астрономически значимых направления, которые как будто определяли «опорные камни». Фактически это означало, что если строители Стоунхенджа действительно были озабочены решением календарных проблем, то, если ход рассуждений Э. Дьюка верен, они могли подразделять солнечный год на две половины примерно по 180 дней каждая — от летнего солнцестояния до зимнего, когда Солнце при заходах достигало крайнего южного рубежа, а затем от зимнего солнцестояния до летнего, когда светило при восходах останавливалось на ближайшей к северу пограничной меже.
Восприятие Стоунхенджа как своего рода астрономической обсерватории стало в Англии XIX века необычайно популярным. И вот уже Уорлтайр пришел к остроумному выводу, что это святилище представляет собой своего рода теодолит для наблюдений за движениями небесных тел, а Готфри Хиггинс опять-таки усмотрел в расположении камней Стоунхенджа нечто исключительно важное — он увидел в их позициях соответствие астрономическим циклам древности.
Э. Дьюк, кроме того, развил идею Д. Вуда о возможном отражении в конструкциях Стоунхенджа образа одного из светил. В связи с другими храмами Солсберийской равнины это сооружение, по его мнению, представляло в «наземном планетарии или стационарном оррерии» аспект влияния Сатурна, поскольку храм размещался на южном конце меридиана, пересекающего храм Солсбери Хилл, который символизировал собой, по его мысли, планету Земля. Гипотеза заключалась в следующем: храмы размещались на уилтширских холмах по линии небесного меридиана так, что вместе образовывали своего рода макет солнечной системы, структурные части которой (сонм светил) воплощались в святилищах. Такого рода предположения позволили Э. Дьюку сделать чрезвычайно смелое для его времени заявление о том, что астрономия предшествовала другим наукам и появилась у «изобретательных предков» очень рано. Поэтому несправедливо называть варварами тех, чьи знания Неба могут вызвать лишь удивление и восхищение.
К тому же заключению в конце XIX века пришел Мозис Котсворс из Йорка, увлеченный реформой календарей. Святилища вроде Стоунхенджа он рассматривал как великие памятники древности, появление которых обусловливалось астрономическими потребностями, в частности нуждами точного измерения времени. С именем М. Котсворса связано такое курьезное происшествие. Однажды, размышляя о связи Стоунхенджа с другими объектами, он произвел расчеты и пришел к выводу, что на вершине холма Солсбери, вероятно, стоял столб высотой 95 футов, отбрасывавший тень на искусственно выровненную площадку, расположенную севернее. Если так и было, то, очевидно, на месте, где конец тени оказывался в день зимнего солнцестояния, должна находиться какая-то заметка. Котсворс тут же отправился в Солсбери. Поздним зимним вечером жители Эйбери были подняты как по тревоге. М. Котсворс повел их на вершину холма, чтобы убедиться в справедливости своих предположений. Как это ни удивительно, «заметка» была найдена точно там, где он и предполагал. Ею оказался булыжник с выбитыми на его поверхности загадочными символами, а также изображением рыбы.
…И. Локьер знал, что М. Котсворс в предыдущем, 1900 году, побывал в Египте, где проверял свою теорию об астрономически-календарных предназначениях пирамид и обелисков. Значит, и его волновали мысли, которые десятилетием ранее привели туда же Н. Локьера…
Как бы, однако, ни были заманчивы все высказанные о предназначении Стоунхенджа идеи, доказательство оправданности их требовало в XX веке не прикидок «на глазок», а точных расчетов. Для сэра Нормана Локьера как астронома они не составили бы особого труда, не препятствуй тому одно чрезвычайно существенное обстоятельство: отсутствие определенности в датировке памятника, без чего как общие оценки предназначения его, так и примечательность направлений оси, а также опорных камней оказывались не более чем гипотетическими реконструкциями. А что если за всем этим скрывается всего лишь совпадение случайностей? Если учесть, что характерная для оси и опорных камней Стоунхенджа направленность должна строго соответствовать определенней эпохе, то какими расчетами руководствовались У. Стьюкли, Уорлтайр и Г. Хиггинс, когда датировали святилище столь неоднозначно — 460 годом до нашей эры, 17 тысячами лет и, наконец, IV тысячелетием до нашей эры?!
На заре становления науки о древностях доверчивого и несведущего в коварных тонкостях астрономии археолога можно было, пожалуй, взбудоражить и увлечь рассуждениями того же У. Стьюкли по поводу астрономической значимости ориентации аллеи и разрыва в меловых валах Стоунхенджа. Тогда знатока старины можно было, пожалуй, зачаровать малопонятными гуманитарному уму сопоставлениями вековых изменений магнитного склонения и направленности структур святилища по странам света. (Именно эти замысловатые в головоломности выкладки позволили У. Стьюкли датировать сооружение Стоунхенджа с фантастической — до одного года — точностью.) Однако Н. Локьера подобного рода вычисления могли разве что позабавить, ибо закономерности колебаний магнитного склонения оказались более сложными, чем два века назад представлялось У. Стьюкли, и археологи к началу XX века уже согласились с авторитетным мнением лорда Эвбери Джона Лёббока о сооружении Стоунхенджа около 1500–1000 годов до нашей эры людьми эпохи бронзы, а не в 460 году до нашей эры. К тому же разве Флиндерс Питри, выдающийся знаток египетских пирамид, не писал еще в 1880 году в книге, специально посвященной Стоунхенджу, что его опорные камни никак не могут определять восходы и заходы Солнца в дни солнцестояний?