Забытая любовь (СИ) - Невин Никита. Страница 87
Ваня уселся на кровать, держась за голову. Так он просидел минут пять, а потом отпустил её и бросился на пол.
— Почему? — вскрикнул он. — Зачем? Зачем я уехал? Я же не могу без неё!!!
Вот она — любовь!
Ваня начал биться головой об пол, называть себя дураком. В сознании своём он понимал, что она тоже испытывала к нему что-то, но ни в этом была суть. Он находился далеко и не мог видеть её, сказать ей всё, что хотел.
Однако при всём при этом он понимал, что нельзя обрывать собственные планы…
— Да даже если так, — говорил он. — Мне же уже всё оформили, я не смогу там жить. Я в отпуске с этого момента.
Душа его испытывала глубочайшие муки… Он мог думать только о ней, вспоминать её: глаза, улыбку, голос, характер… Теперь он понимал, как точно должна выглядеть идеальная девушка, теперь он знал, как ответить на тот вопрос.
Из глубин души его вырвалась огнём и пеплом фраза:
— Я люблю Дашу.
Он пророкотал это, затем вспомнив о том, что когда-то писал песни, сел обратно на кровать, взял гитару и сочинил:
«Глаза в глаза после поцелуя,
Моя голова кричит: "Аллилуйя"!»
На припеве он три раза пропел: «Даша», музыка была лирической и небыстрой.
Весь день светило солнце, и на небе не было ни тучки. Наверное, если бы он остался в штабе и отложил отпуск, этот день стал бы самым счастливым в его жизни. Он бы радовался погоде, людям и ей. Но, наверное, не мне судить, что бы было в этом случае — так сложилась судьба этого гвардейца. Иван взглянул на календарь, там было написано — 3 августа. Он проклял этот день.
Солнце заходило очень поздно. Иван лёг спать около десяти часов вечера, но заснул не сразу.
— Ты же говорила, чтобы я остался, — шептал Ваня. — Почему я уехал? Ну почему-у-у?!!!
Из глаз хлынули слёзы, он прижался к спинке кровати и старался не думать ни о чём. Опыт отношений с девушками говорил ему, что через некоторое время чувства в душе ослабнут. Он уже испытывал похожее, но сейчас ему было очень тяжело…
* * *
На следующий день он отправился по путёвке в Аргамию, на берега Чернилова моря. В то время у Аргамии и Борсии были хорошие отношения, и многие борсийцы ездили туда отдыхать.
Страна находилась южнее самой Борсии, и в это время года там было гораздо теплее, чем в Доброграде. Вода была чистой и приятной. В том месте, куда приехал Иван, дно было испещрено приятными песочными горками, оставшимися от волн, а море — солёным. Он плохо себе представлял лето без купаний. Однако в этой стране он был первый раз. Ему понравились красивые рельефы гор, горячий нрав и гостеприимный настрой местного населения.
Иван день за днём спускался из своего номера вместе с приятелями в солнечное время, заплывал далеко-далеко с видом влюблённого мечтателя, а когда возвращался на берег, впервые в жизни даже не сушился: его грело солнце и мысли. Он слушал музыку борсийских хэви-металлистов, смотрел на волны и начинал мечтать о том, как он приедет через год в тот же штаб или окажется среди тех же гвардейцев, как бы он прекрасно преподнёс себя на этот раз людям и начал с ней отношения, роман. Он просто бы смотрел на неё. Он не понимал, хочет ли об этом думать, он просто не мог об этом не думать. Дух захватывало от одних только мыслей о ней.
Иван всегда вспоминал тот уговор на танце приехать туда через год. Они же договорились. И он уехал в отпуск. Как и должно быть. По плану. Но вот мысли были теперь только об этом, только о ней. Он старался ждать этого сладкого момента, а пока он, окрылённый любовью, хотел просто работать в гвардии.
Как-то один из приятелей спросил его:
— Что не весел, нос повесил?
— Да зря я из штаба уехал, — отвечал он.
— А что там, любовь-морковь?
Иван горько кивнул.
— Ну ничего, — посмеялся над ним приятель. — Пройдёт пара дней, и всё забудешь.
Как часто в последствии Иван, вспоминая эту фразу, отвечал на неё: «Как бы я хотел, чтобы это было так», абсолютно не тая никакой ни злобы, ни обиды на насмешку и самого приятеля.
Однако дни проходили пустыми. Вскоре, числу к седьмому, солнце перестало быть практически круглосуточным, а к десяти вечера погода портилась.
Как-то, изрядно поужинав, Иван поехал уже к вечеру в хорошую погоду вместе со своей отпускной компанией к стоящей рядом дамбе. Оттуда был виден восхитительный закат. Ваня уныло сел на край моста и снова начал смотреть на уходящую звезду.
— Вот парадокс, — думал он вслух. — Обычно во всех романтических историях перед закатом сидят двое, а я тут один сижу и думаю о той, что сейчас вдалеке от меня. Вспоминает ли она меня… Любит ли… О, Даша…
* * *
Путёвка в Аргамию подошла к концу, и Иван вернулся в Доброград. Числу к двадцать пятому с ним связался Виктор. Этот день выдался мрачным, даже пару часов лил дождь. В душе Ивана всё более-менее приутихло, хотя в сердце всё ещё хранилось жгучее чувство.
Двое старых друзей встретились в кафе и начали поедать всякую магическую пищу. Виктор обложил его своими проблемами, что помогало Ивану забыть свои.
— Представляешь, — Витя отрезал кусок от крылышка синего медведя. — Жена через десять дней с этим Фёдором уезжает, и дочь мою младшую забирает!
— Это какая? Которая патриотка?
— Нет, младшую, говорю же.
— Ну так ничего страшного, пускай катятся в Керилан.
— Ничего смешного, когда речь идёт о моих детях?! Я их всех одинаково ценю.
— А я по-разному, — рассмеялся Иван. — Не мои же… Подожди, карманный тилис работает…
Он вытащил из штанов свой раздолбанный тилис, который плохо переключал каналы связи, но тот лишь трещал.
— Ничего нельзя посмотреть, — проворчал Иван и сунул тилис обратно.
— Для твоей раздолбайки тут аура плохая, — заметил Виктор.
В общем-то, он был прав: тилис, привязанный к магической силе Ивана, плохо работал в этой части города, как и все тилисы, что были у владельцев с огненным шариком над головой. На это накладывалось и плохое техническое состояние устройства.
Через пару часов Ваня отправился домой. Там уже по обычному тилису с ним связался Вадим.
— Уже все разъехались, — сказал он.
— Как дела-то у тебя?
— Хорошо, мы с Маринкой живём. Ты не ревнуешь?
— Нет, — искренне сказал Ваня. — У меня к ней ничего не осталось. А как же жена?
— Да мы без пяти минут в разводе.
Через некоторое время Иван начал тормошить свой карманный тилис. Наконец он выдал практически убегающими буквами:
«Привет, это Даша Чаева. Ты меня помнишь? Мы вместе работали в штабе».
Это было письмом. Оно не вызвало в Иване пока что особых потрясений, лишь интерес и желание общения.
«Как тебя забыть», — ответил он, тоже письмом.
Они писали друг другу, кто что знает об их общих знакомых. И вдруг от Даши прилетело затёртыми буквами:
«А я тебе ещё нравлюсь?»
«Конечно, — писал он. — А я тебе?»
«Да».
«Кстати, а где ты живёшь, чем занимаешься, как с тобой вообще можно связаться?»
«Адрес я тебе свой потом скажу», — это письмо Даши показалось Ивану намёком на продолжение их отношений.
Он хотел увидеть её через экран тилиса, но она оборвала его и написала:
«Только пиши, не надо ничего больше делать. Рядом моя мама».
Иван начал представлять, как выглядит её мать, как Даша перестала писать. Он решил, что потом как-нибудь ещё с ней свяжется.
Прошло два дня. Ваня всё сидел дома, на календаре красовалось двадцать девятое августа, а за окном было беспробудно пасмурно, постоянно лил дождь. Наверное, как ему казалось, в душе из-за этой скверной погоды поселились грусть и тоска.
Вечером он вышел пройтись по улице. Там он не встретил ни одного знакомого или хотя бы приятного лица. Вскоре Ваня вытащил свой карманный тилис и написал Даше письмо, в котором просто спрашивал о том, как она живёт.