К нам осень не придёт (СИ) - Шелкова Ксения. Страница 37

Так было до замужества. Теперь же она возненавидела приёмы, обеды и вечера лютой ненавистью: там приходилось притворяться счастливою любящей супругой и матерью. И похоже, обречённая на это вечное притворство, она так и будет всегда деланно улыбаться, оборачиваться на ласковые оклики мужа и посылать ему фальшивые воздушные поцелуи… Вот если бы она могла оставаться дома, как Элен!

Сестра же, напротив, страстно желала сопровождать Владимира на светские торжества; с тем, что они с Анной не могли поменяться местами, Елена сперва пыталась смириться. Но чем дальше, тем больше Анна чувствовала, что Элен, похоже, сильно невзлюбила её. Это читалось во взглядах, которыми она встречала вернувшихся с бала Владимира и Анну, в весьма резких и уничижительных словах — когда Анна имела неосторожность пожаловаться на усталость от светских обязанностей.

И Анну всё это очень огорчало. Но, в самом деле, разве в её власти тут было что-либо изменить? Да даже если бы она умерла или просто исчезла, как маменька Алтын Азаматовна — Элен всё равно не могла бы стать супругой Левашёва, ибо по закону они являлись близкими родственниками. И ещё Анне было ужасно обидно сознавать, что сестра, возможно, мечтает об её смерти. В такие моменты на неё накатывала злость; она снова и снова задавала себе вопрос: не из-за того же самого ли маменька покинула их дом? Ведь Катерина Фёдоровна ненавидела Алтын точно так же, как сейчас сестра Елена, верно, ненавидит её, Анну — за украденное счастье. Как похоже! В одном только различие: отец, Алексей Петрович любил свою Алтын больше жизни, её же муж был не просто равнодушен — он её ненавидел…

* * *

Анна вздрогнула и отвлеклась от грустных мыслей: оказалось, карета уже подъехала и остановилась перед внушительным фасадом дома на Английской набережной. Мимо них промчался какой-то всадник, державшийся в седле гордо и уверенно. Он осадил коня, спрыгнул с седла, ловко и будто невесомо, хотя был высоким и статным человеком — затем его заслонили другие прибывшие к графине Нессельроде гости, и Анна потеряла его их виду. Но отчего-то ей показалось, что очередной, до тоски унылый приём, будет совсем не таким, как предыдущие.

Анна поднималась по мраморной лестнице под руку с мужем, кивала, улыбалась знакомым и незнакомым… Дальше она шла через комнаты, по-прежнему глубоко погрузившись в свои размышления, машинально приседала в реверансах, говорила обязательные любезные слова, протягивала руку для поцелуя… Пока наконец не поняла, что перед ней стоит человек, высокий, широкоплечий, одетый хотя и богато, но вполне обыкновенно: тёмно-коричневый фрак с таким же коричневым бархатным воротником, длинный черный шарф с пестрыми узорами, жилет, вышитый шелком, с гранатовыми пуговицами, цепочка…

Она механически отмечала это всё, попутно удивляясь, что не может посмотреть ему в глаза: почему-то её собственным глазам было больно, хотелось зажмуриться, точно от солнца. Анна машинально подняла руку, чтобы заслонить лицо, и почувствовала, как крупная, сильная ладонь обхватила её кисть, и темноволосая голова склонилась над её рукой. Анна была значительно ниже ростом, чем стоящий перед ней незнакомец.

— Ах, простите, князь, — сияя улыбкой, говорил Владимир Левашёв. — Анюта, душенька, позволь представить тебе князя Полоцкого.

— Счастлив быть представленным вам, графиня, — ответил низкий, спокойный, уверенный голос.

Анна задрожала. Ноги у неё буквально подкосились — ведь сколько не мечтай, не представляй, не выдумывай себе — как только такая встреча происходит наяву, это случается совсем не тогда, когда ждёшь. И не так. Пусть она никогда не видела его лица, но забыть этот голос не смогла бы, даже если бы хотела!

— Вы… — залепетала она, по-прежнему не поднимая глаз, — вы… тот самый…

— О, нет, я, разумеется, не тот самый! — со смехом перебил её собеседник. — Я всего-навсего однофамилец того знаменитого рода, Полоцкий Вацлав Брониславович. Впрочем, обычно моё имя никто не запоминает.

Левашёв понимающе рассмеялся вместе с ним:

— Ужасно забавно получается! Наверное, моя супруга не первая, кто так сказал. Князь Полоцкий, это же такая романтика! Однако, князь, буду безмерно признателен, если вы немного развлечёте Анну Алексеевну: мне ещё надобно кое с кем поздороваться!

* * *

Зрело поразмыслив, Владимир начал свои хлопоты с того, что, через знакомых добился приглашения в салон блестящей и суровой графини Нессельроде, супруги управляющего иностранной коллегией. Попасть туда уже считалось редкостной удачей — а уж очаровать саму графиню, понравиться ей означало, что успех и будущее при дворе обеспечены.

Только вот умная, проницательная и холодная Мария Дмитриевна Нессельроде была не так проста, чтобы заинтересоваться им лишь за красивую внешность и бархатный голос — это Левашёв понял сразу. Когда они с Анной прибыли на Английскую набережную к графине Нессельроде и увидели в гостиной хозяйку, вокруг которой толпились гости, Владимир нутром почувствовал, что графиню тут побаиваются, что её слово для всех — закон. Когда его представили, он постарался держаться как можно скромнее, всем видом показывая, что ощущает себя в избранном обществе тяжело и стеснённо. Владимир подчёркнуто уступил место многочисленным поклонникам графини, тотчас стушевался и отошёл в сторону, приветствуя остальных гостей и беседуя со знакомыми. Потом он отделился от толпы и сделал вид, что глубоко задумался. Вскоре Мария Дмитриевна сама подозвала его к себе, и Левашёв понял, что не ошибся — она не любила, когда перед ней лебезили и нарочно пытались понравиться.

— Что такое, граф, неужели вам здесь скучно? — небрежно поинтересовалась графиня Нессельроде.

— О, нет, ваше сиятельство. Но в таких блестящих собраниях я чувствую себя чужим, — Владимир отвечал осторожно, пока не понимая хорошенько, что ей хотелось бы услышать.

— Это отчего же? Вы столь красивы, знатны, молоды, — в голосе графини послышалась насмешка.

— Ваше сиятельство, люди любят деньги и положение больше, чем красивую внешность. Однако знатность нашего роде при моём отце превратилась в пустой звук. Внешность досталась мне от маменьки — она была красавицей. Состояние же я получил благодаря недавно почившему в Бозе тестю и супруге, — Левашёв печально склонил голову. — Меж тем здесь собрались лучшие люди нашего общества, добившиеся столько многого… Кто я среди них? Я пока не заслужил права здесь находиться.

Говоря всё это, он смотрел себе под ноги, лишь в конце поднял глаза и посмотрел в лицо графини — откровенно и печально.

— Мне нравится ваша честность, — Мария Дмитриевна засмеялась, но тихо и почти интимно. — Вы, граф, выгодно отличаетесь от современной молодёжи, что в большинстве своём сплошь пустозвоны и бахвалы.

Она задала Владимиру ещё несколько вопросов, перескакивая с французского на русский и обратно. Левашёв, отвечая, действовал по наитию и чувствовал, что движется по тонкому льду.

— Однако граф, отчего ваша супруга всё щебечет там с кем-то в углу? — поинтересовалась хозяйка салона. — Пригласите её присоединиться к нам; она настоящая красавица, так что будьте бдительны.

Левашёв взглянул на графиню с настоящим испугом. Нет, только не это! Присутствие супруги в данный момент могло лишь всё испортить. Он не был уверен, что Анна станет ему подыгрывать — да и вряд ли она способна сделать всё как надо.

Графиня Нессельроде верно истолковала его колебания.

— Уж не полагаете ли вы, что вашей жене веселее без вас? Удивительно. Вы ведь смотритесь на редкость красивой и гармоничной парой.

Владимир с отчаянием покачал головой и ничего не ответил, лишь тихо вздохнул. Графиня некоторое время молча разглядывала его; холодный взгляд её пристальных тёмных глаз понемногу теплел.

— Право, граф, я вам искренне сочувствую: простите, что в первую встречу говорю на столь деликатную тему — но любить супругу нежно и безответно, встречая лишь холодность и равнодушие, это очень, очень тяжело. Но не будем больше касаться этих печальных вещей. Кажется, мы говорили о карьере и положении в обществе…