Цифрогелион (СИ) - Вайнберг Исаак. Страница 8

Закончив с приготовлениями, я убрал в саквояж карту, распихал по карманам другие вещи, сделал несколько глотков уже пятой по счёту кружки древесного кофе и покинул казарму.

На улице было уже темно. В это время года темнело очень рано: в четыре часа дня. Да и темнело так стремительно, что к половине пятого вечера было уже хоть глаз выколи. Я хотел отложить переход границы до утра, но офицер, помогавший мне в приготовлениях (он же был начальником этого блокпоста), убедил меня в том, что гораздо разумнее будет входить в Старый Город именно ночью, так как днём у поста собираются толпы больных и бедных, питающих надежды попасть в Северную Столицу, и мой вход на территорию Старого Города совершенно точно не останется незамеченным…

Разумеется, оказавшись в Старом Городе, я не смогу долго скрывать откуда я пришёл, и рано или поздно местные всё равно узнают, кто я и зачем явился, но я не хотел бы раскрывать все карты сразу. Конечно, идя по улицам с фонарём в руках, я буду ничуть не менее приметным для посторонних глаз, но я хотя бы буду лишь пятном света, за которым может скрываться как местный житель, бредущий по своим ночным делам, так и хорошо вооружённый отряд. В общем, взвесив все за и против, я все же принял решение войти в Старый Город под покровом темноты, не дожидаясь рассвета.

Пограничные стражи провожали меня на ту сторону взглядами, которые сложно было трактовать двояко: они смотрели на меня, как на безумца, решившего покончить с собой наиужаснейшим, из всех возможных, способом. По всему их виду было понятно, что они до смерти боятся того, что прячется в Старом Городе: держась группами по четыре-пять человек, они нервно сжимали в руках взведённые коломёты и старались ни на секунду не поворачиваться спиной к освещённому проходу, петляющему тяжёлыми каменными заслонами и теряющегося во мраке по ту сторону. Никто из них не отважился заговорить со мной, словно боясь, что тем самым они привлекут к себе внимание того ужаса, который непременно расправится со мной, как только я окажусь по ту сторону Стены. Даже провожающий меня офицер-начальник, который всё время до этого улыбался и был крайне приветлив и общителен, дойдя со мной лишь до первого заслона, остановился, не сводя настороженный, даже напуганный, взгляд с темноты, протянул мне фонарь и, попрощавшись со мной коротким кивком, попятился назад к своим бойцам.

Я не спеша, почти неуверенно, обходил один заградительный блок за другим, нервно вглядываясь во мрак, силясь разглядеть в нём хоть что-то. Но тьма казалась непроглядной... Наконец, обогнув последний барьер, я остановился у самого конца последнего освещённого участка — на границе, где тьма окончательно побеждала свет.

Поставив саквояж на землю, я одной рукой поднял перед собой массивный прямоугольный фонарь, а другой, освободившейся, опустил тумблер снятия блокировки и, оттянув пружинный механизм активатора, отпустил его. Раздался металлический щелчок, и следом жалобный крысиный писк, который сообщил мне, что игла активатора достигла своей цели. Через мгновение заскрипело колесо генератора, в котором забегала разбуженная крыса, и сквозь матовые стёкла фонаря разлился неяркий мерцающий свет. Я ударил ещё двумя активаторами, и вскоре света фонаря стало достаточно, чтобы я мог видеть на несколько метров вокруг. Сделав глубокий вдох, который оказался слишком уж нервным, я вошёл в Старый Город.

Сразу за Стеной начиналась приграничная зона. Когда-то жители ближайших домов, расположенных в пределе километра от границы, были насильно выселены из их жилищ, все их пожитки бесцеремонно выбросили солдаты, а окна нижних этажей и входы в здания наглухо замуровали. Это случилось в те времена, когда Стену было решено перенести на границу Старого Города, превратив в защитное сооружение, призванное запереть внутри города всё его население, состоящее преимущественно из бедняков и преступников, не позволяя им мигрировать в Северную Столицу. Это решение может показаться бесчеловечным, но мне сложно судить за них Адмирала, ведь принудительная изоляция, обрёкшая на страдания тысячи жителей Старого Города, и по сути, лишившая их будущего, спасла тысячи жителей Северной Столицы, дав им надежду на выживание и достойную жизнь для них самих и их близких. Нужно брать в расчёт то, что в те времена Северная Столица была охвачена грабежами, насилием, убийствами, вымогательствами — в городе царил криминальный беспредел, а люди жили в постоянном страхе. Я помню эти тяжелые годы, хотя был ещё совсем ребенком. Помню я и то, что лишь нелёгкое, совершенно негуманное, решение Губернатора об изоляции огромного района помогло взять ситуацию под контроль и спасти тысячи жизней ни в чём не виновных людей, пусть и ценой комфортной жизни и надежды на будущее тысяч других…

Раньше пограничники совершали регулярные рейды, проводя проверки прилегающего к Стене района, чтобы убедиться, что никто из жильцов не вернулся в свои дома, но потом жители стали проявлять агрессию. Сначала это были мелкие неприятности: брошенный из-за угла камень, ругань, но вскоре местные стали собираться в группы, а выражение недовольств становилось всё более опасным… Дошло до того, что два отряда были забиты толпой налетевших отморозков, вооружённых ножами и палками — тогда капитан отменил регулярные рейды, приказав укрепить блокпосты и наладить патрулирование со стороны Северной Столицы.

Через какое-то время жители Старого Города совсем осмелели и стали собираться у блокпостов. Кто-то ругал Губернатора и его жестокую политику по отношению к ни в чём не виноватым жителям Старого Города, кто-то умолял впустить их, обещая усердно работать за одну лишь еду, кто-то просил лекарств или другой помощи. Поначалу стражи разгоняли толпу, но люди продолжали собираться. В конце концов капитан стражи — Радж — распорядился не трогать местных и не разгонять собрания, если никто не проявляет открытой агрессии и не пытается преодолеть границы, рассудив, что проще контролировать толпу, видя её перед собой, чем гадать, что же они замышляют, когда прячутся в глубинах прилегающих районов.

Вскоре к просящим стали присоединяться беженцы из новых затопленных районов, которым не хватало места для жизни. Сначала они расселялись в самодельных палатках, потом начали размуровывать законсервированные пограничниками дома и расселяться в них. К тому времени Стена уже была надёжно защищена, по ней пустили электричество, оснастили сенсорами, так что никто не стал им препятствовать — незаметно пробраться в Северную Столицу они не смогут. Но беженцев становилось всё больше и больше, контролировать их действия по ту сторону границы было всё тяжелее, а повреждения защитных систем стали происходить всё чаще: люди не теряли надежды найти способ преодолеть Стену. Они обрезали провода, пытались прорубать проходы, рыли подкопы, строили сложные инженерные сооружения, чтобы обойти Стену поверху, не касаясь сенсорных проводов. Когда ситуация стала выходить из-под контроля, Губернатор распорядился увеличить количество блокпостов, чтобы иметь возможность оперативного обнаружения и реакции на любые попытки проникновения.

Количество беженцев на блокпостах росло, вскоре на каждом из них собирались уже сотни людей, многие из которых разбивали палатки и жили прямо у пограничных арок, питаясь древесиной и крысами, которые в свою очередь активно плодились, поедая умерших в ожидании чуда людей, тела которых просто складывались в кучи подальше от ещё живых, чтобы смрад мертвечины не мешал им с жадностью ловить свежий воздух, притекающий с территории благополучной Серверной Столицы…

Ну а потом… Потом я перестал следить за развитием событий, предпочитая тратить своё Время в череде беспробудных пьянок, плавно перетекающих из одной в другую. Меня не интересовали новости, не интересовала политика и судьба других людей — я просто топил свою бесполезную жизнь в вине, как и миллионы других несчастных, уверенных, что впереди для них нет ничего такого, ради чего стоило бы поберечь своё здоровье или остатки рассудка.