Приключения либроманта в СССР (СИ) - Богдашов Сергей Александрович. Страница 55
Соорудив извыданный мне картонки пропуска и булавки подобие бейджика, я прошел внутрь здания. Давненько стены филармонии не видели такой вакханалии. Сотни выступающих, и из них больше половины дети. Через открытые двери гримёрок видно, что столпотворение там стоит жуткое.
— Валер, ты представляешь, нам всего две песни оставили! — подлетел Саня откуда-то сбоку, пока я старательно обходил группу юных танцовщиц, отчего-то задумавших размяться прямо в коридоре.
— Привет, Сань. Вроде ты раньше говорил, что все четыре песни утвердили? — поинтересовался я чисто из вежливости.
Признаться, новость меня скорее порадовала, чем огорчила. Я не большой любитель перепевать чужие песни. К тому же, своими глазами увидев, с кем нам предстоит соревноваться, я впервые в жизни почувствовал себя старым.
— Говорят, завтра зал потребовался под внеочередную партконференцию, поэтому вместо двух дней весь смотр сегодня за день проведут.
— Партии виднее, — дипломатично отозвался я, — Мы во сколько выступаем?
— Часа через полтора, вроде. Там сейчас все списки перекраивают. Минут через десять точно скажу.
— Я тогда в зал пойду. Посмотрю на юные таланты, — заглянул я в двери выделенной нам комнаты, где собрались все те, кто сегодня выступает от нашего ДК.
К такому решению меня подтолкнул колючий взгляд Насти. Странно, вчера я её во Дворце видел. Даже поздоровалась вполне приветливо. Наверное всё-таки стоило остановиться и парой слов с ней перекинуться, а не пробегать мимо. Или хотя бы объяснить, что трое человек ждут, когда я звукооператорскую освобожу, а я, как назло, запись в машине оставил и за ней бегал. В общем, некрасиво получилось, и её взгляд, я скорее всего заслужил.
Прослушав выступление детского хора и посмотрев на народный танец в исполнении какого-то сельского ансамбля свистопляски, я заскучал и уже собрался было уходить, как на сцену вышла ОНА.
Девушка с флейтой.
Я замер, не спуская с неё глаз. Мозг иногда включался и в эти моменты я пытался понять, что меня так впечатлило. Обычное простенькое фиолетовое платье на бретельках, оставившее открытыми плечи и воистину лебединую шею. Аккуратно забранные назад волосы. Лицо. Оно одухотворённое. Если бы не это, то оно вполне обычное. Разве что глаза выразительные и носик — курносик милый, ну и губы чуть полноватые, зовущие.
Где-то на втором плане рассаживались скрипачки и парень с виолончелью, а я любовался каждым движением флейтистки. Просто магия движения. Каждый жест, каждый поворот головы, изгиб шеи. Волнуется, трепещет и заставляет дышать в такт с собой.
Опомнился я, когда зазвучала музыка.
Всегда, когда я слышу чьё-то исполнение у меня в голове включается музыкальный калькулятор, раскладывающий то, что я слышу на отдельные партии, и оценивающий их.
Музыка звучала сухо и академично. Откровенно не хватало звука. Набитый и чуть шумный зал лишил скрипки "воздуха" и заглушил шумовым фоном те нюансы, которые пытались донести музыканты до слушателя.
Очень похоже на то, что музыку слушают только члены жюри и я. Остальные скучают, а дети, которых в зале очень много, заняты своими делами и перешёптываниями. Симфонической музыкой народ закормили. Она повсюду. По крайней мере я у себя за месяц столько классики не слышал, сколько тут иногда за день перепадает. Нет, на любителя оно может быть и хорошо, но я не люблю симфонии.
Иногда люди боятся вслух признаться, что им не нравится симфоническая музыка или классическая литература. Отчего-то бытует мнение, что для образа интеллигентного человека это важно. А я простой парень, и к симфониям отношусь ничуть не лучше, чем к военным маршам и оперетте. Ага, и Толстого с Достоевским не люблю. И как мне дальше жить? Да, наверное, так же, как и раньше. Со своими предпочтениями, которые я не собираюсь подстраивать под кем-то установленные штампы. Слушать под настроение AC/DC, вкусный джаз или рэп, читать книги современников, а труды классиков марксизма — ленинизма использовать вместо груза, когда линолеум нужно чем-то придавить, чтобы отлежался. Ага, досталась мне по наследству пара стопок этого чтива, перетянутые бечёвкой. Я уж и соседям их предлагал, но никто так и не покусился на "нетленку". Даже не представляю, как они без пошагового руководства собираются из социализма в коммунизм перебираться. Ладно я, я его сам себе построить собрался, а им как всем колхозом переезжать.
Угу. Дошутился. Не заметил, как музыканты откланялись и со сцены уходят.
А я изменился. Раньше я бы никогда не кинулся вслед за незнакомой девушкой, зато теперь помчался без тени сомнения. Но не всегда удача сопутствует смелым и решительным. Пока я пробирался за сцену, музыканты словно растворились в толпе других участников смотра, готовящихся к выступлениям. Минут десять я метался по коридорам, нескромно заглядывая во все приоткрытые двери.
— Валера, — услышал я откуда-то из-за спины голос нашего ударника, — Давай бегом в гримёрку переодеваться, нам через десять минут на сцену выходить.
За время нашего выступления я успел не раз осмотреть зал, но свою флейтистку так и не увидел.
В своём времени я бы решил, что не судьба, и махнул рукой, но здесь я не тот, каким сам себя знаю. У меня откуда-то появилось упорство и желание переупрямить судьбу. Из филармонии я в тот день ушёл не раньше, чем узнал, что флейтистка с квартетом выступала от педагогического института.
— Хозяин, а что будет после того как ты артефакт найдёшь? — спросил Гоша и отправил в рот очередную ложку сгущённого молока.
— В смысле? — не понял я вопроса, поскольку алгоритм действий давно расписан и домовой его прекрасно знает, — Уберу сферу в текст, сожгу бумагу и забуду всё, как страшный сон.
— Не включай дурака, — вылизав дочиста ложку и положив её на стол, скрестил сладкоежка руки на груди, — Ты прекрасно понял, о чём речь. Что после всего этого будешь делать? Вернешься в свой мир?
Сколько раз сам себе задавал этот вопрос, но впервые мне его озвучил кто-то другой. Я подошёл к креслу, в котором сидел малой и присел на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне. Затем положил руки на колени домового и тихо ответил:
— Гоша, я не знаю, что будет дальше. Помнишь, я рассказывал тебе о том, что есть возможность вернуться в мой мир, но без гарантии, что я останусь либромантом? Так вот — я не хочу в тот мир. Не потому что он злой и плохой, а я могу остаться без магии. Вовсе не поэтому. По большому счёту тут то же не сахар, но мне кажется, что здесь моё место, а там я себя не нашёл. М-м, не нашёл так, как здесь.
Я не верю, когда слышу или читаю, как творческая личность заявляет: "Это я создаю для себя.". Зачем тогда вообще что-то создавать, если это никто не увидит, не попробует и не пощупает? К чему этот обман? Любой человек жаждет признания и славы, в этом нет ничего плохого или постыдного, и никто меня в этом не переубедит. Художник жаждет, чтобы его картины выставлялись как можно чаще. Писатель грезит огромными тиражами своих книг, артист мечтает о толпах почитателей его таланта. Повар думает о том, как будут нахваливать его блюда, а строитель рад, когда построенным им зданием восхищаются прохожие.
Так и я хочу, чтобы моя музыка была услышана миллионами слушателей. Вот только в моём мире она затеряется на фоне тысяч новых мелодий, а здесь у меня есть реальный шанс воплотить свои стремления в жизнь. Пусть я вру на каждом шагу и пользуюсь магией, чтобы обустроить свой быт, но я знаю, что всё то, на что я способен сам, я сам и делаю. Есть у меня чувство, что здесь я порой выше планки прыгаю, которой когда-то сам себя ограничил. Вроде и свободы в СССР на порядок меньше, чем там, у нас, а я себя свободнее чувствую.
— А если твоё желание никто не будет учитывать? — также тихо спросил домовой, — Возьмут и без спроса поменяют обратно с Борисычем местами.
— Стало быть, нам нужно найти какую-то защиту от магического воздействия извне. Ты ведь мне поможешь? — взъерошил я волосы мелкого, — Да, вот ещё что хотел тебе сказать. Ты ведь читал книгу, благодаря которой появился в этом доме?