Хорошим людям – доброе утро(Рассказы и повести) - Железников Владимир Карпович. Страница 29

Когда Тани не было дома, а папа произносил ее имя, щенок начинал визжать и поглядывать на дверь. Тогда папа показывал зубы и говорил какие-то слова.

Однажды папа подошел к щенку. Тот перестал шалить, хотя это было ему трудно, и поднял голову. Из всего, что говорил папа, он смог выделить только одно слово: Сенька.

Он бросился бежать, на властный голос крикнул: «Сенька!» — и он вернулся. За это ему дали белый твердый, хрупающий на зубах сладкий камешек. «Вкусно!» — решил щенок и с тех пор всегда откликался, когда его звали Сенькой.

Сенька спал на половичке у Таниной кровати. Утром, когда Таня вставала, он грохал басовитым лаем, то и дело срываясь на унизительный визг, потому что лаять по-настоящему не умел. Таня одевалась, а Сенька крутился возле и мешал. То ботинок утащит, то ленту. Таня вырывала у него свои вещи, а он не отдавал. Ему нравилась эта игра. Потом Таня умывалась и брызгала на Сеньку водой, а он отскакивал и тряс головой, отчего его большие черные уши похлопывали точно бумажные хлопушки.

Но вот Таня уходила, и Сенька оставался один. Сначала скучал, но понемножку привык к тишине. Он принюхивался ко всем углам, добирался до Таниных игрушек, обнюхивал их, как старых добрых знакомых, и укладывался тут же, рядом, поспать.

Самое интересное начиналось с возвращением Тани. Они приступали к обеду: Таня — в столовой, Сенька — в кухне. Но щенок был недисциплинированный и каждую минуту отрывался от обеда. Поест немного и летит в столовую. Посмотрит — Таня на месте, обратно в кухню. Если он не наедался, то начинал колотить лапой по своей алюминиевой тарелке: еще хочу! Сенька настойчиво требовал добавки. Но добавки не полагалось. Аппетит у щенка был отменный, и есть он мог без конца.

После обеда Таня отправлялась со щенком на прогулку. Когда Сенька в первый раз попал на улицу, он растерялся. Дело в том, что у Сеньки была страсть бегать за человечьими ногами. Дома это было просто, а тут вдруг ноги пошли на него со всех сторон. Он храбро попробовал броситься за первыми, но на него наступали вторые, третьи, четвертые, и Сенька окончательно струсил. Он присел, заскулил и уставился на Таню.

«Что это такое?» — спрашивал его взгляд.

— Вот чудак, — сказала Таня, — испугался улицы!

Она погладила Сенькину спину и почесала за ухом. Тот успокоился.

Понемногу Сенькино познание мира расширялось. Он теперь знал, что людей на свете много и не все они одинаковые: у каждого свой запах. Это было немаловажное открытие!

Однажды Сеньку ваял гулять сам папа. Сенька старался вести себя достойно, шел на поводке смирный, не путался под ногами и не тянул вперед. Зато папа волновался: он то и дело одергивал Сеньку, хотя щенок не давал к этому повода.

Они остановились на углу улицы. Сенька затоптался, но потом ему надоело: сколько можно стоять на одном месте? И он слегка потянул поводок, скосив глаза на папу. Папа не обратил на это ровно никакого внимания, не видел скошенных Сенькиных глаз. Он смотрел совсем в другую сторону и улыбался. И тут же к ним подошла высокая женщина. Сеньке ударил в нос резкий запах, тот самый, который в последнее время папа часто приносил с улицы.

Папа разговаривал с женщиной и все время теребил поводок. Сенька тявкнул, чтобы его зря не беспокоили, и принялся изучать женщину: обнюхал узкие носки ее туфель и высокие, тоненькие каблуки.

Женщина нагнулась к Сеньке, что-то сказала ему, но не потрепала по спине, как это делали случайные Сенькины знакомые.

Медленно пошли по улице, потом снова долго стояли и наконец разошлись. Когда вернулись домой, Сенька еще долго фыркал и встряхивал головой, чтобы отделаться от назойливого запаха духов этой женщины.

И вдруг в их квартиру вторгся этот запах. Случилось все так. Папа и Таня куда-то ушли в неурочное время. Сенька не любил, когда они уходили вместе, оставляя его одного, и с нетерпением ждал их возвращения. Но вот за парадной дверью послышались голоса. Сенька начал повизгивать: «Ну скорее, что вы так долго возитесь!»

Дверь открылась, пропустила Таню, папу… И тут Сенька увидел женщину. Он глухо заворчал и попятился, но никто не обратил на него внимания. В квартиру внесли вещи и сложили их в передней. Появилось столько новых запахов, что Сенька забыл о своем недружелюбии и носился среди всего этого, путался в ногах и смешил всех.

День был суматошный, и Сенька так набегался, что улегся спать раньше Тани, чего с ним никогда не бывало. Утром проснулся, почесался, встал, прогнул спину. Потянул носом: здесь! Но это не вызвало у него ни страха, ни злобы — он уже привык к появлению нового человека.

Все пошло по-старому. Когда на дворе темнело, в квартире зажигали свет, потом гасили и укладывались спать. Утром папа и Таня уходили, а Сенька вместе с женщиной провожали их до дверей.

Но постепенно Сенька почувствовал, что изменения все же наступают. Он никогда теперь не оставался один, и навсегда пропала та тишина, к которой Сенька так привык, когда папа и Таня уходили из дому.

Как-то он, по давней привычке, улегся днем среди Таниных игрушек и был безжалостно изгнан оттуда новой хозяйкой.

В один из вечеров пропал его постельный половик. Он лежал обычно у Таниной кровати. Сенька быстро отыскал половичок в темном коридорном проходе за шкафом — это для него был пустяк, — ухватил зубами за край и принес на старое место.

Женщина увидела, оттолкнула щенка ногой и отнесла половичок за шкаф.

Сенька растерялся и не знал, что делать. Попробовал улечься без половичка, но было жестко.

Женщина сказала Тане:

— Отведи его, пусть привыкает. Ему не место в комнате.

Сенька догадался, что разговор идет о нем, и обиженно заворчал. Но жалоба не помогла. Таня уложила Сеньку в темном проходе. Сенька ворочался, скулил, чихал от пыли и паутины, которая здесь оказалась, и ждал. Наконец в комнатах все утихло. Тогда он ваял половичок в зубы и неслышно отправился на свое законное место.

Утром Таня увидала Сеньку у своей кровати и рассмеялась.

А женщина, видно, крепко рассердилась, потому что, когда все ушли, она выгнала Сеньку в коридор и плотно прикрыла двери.

Сеньке, конечно, скучно было бродить по коридору. Он забрел в ванную, от скуки вскочил на табуретку и разбил какой-то флакон. За это он изведал на своей шкуре силу хозяйкиных длинных пальцев. Они уцепились за его ухо и долго выкручивали и тянули, пока Сенька не запросил пощады.

Для Сеньки наступили тяжелые времена. Он успокаивался, лишь когда женщина вместе с папой куда-нибудь уходила. Это теперь бывало часто. Но все равно настоящего веселья не получалось, потому что Таня была печальная. Она напевала одну и ту же монотонную песенку, от которой Сеньку забирала такая тоска, что хотелось подвывать.

И вообще дома стало плохо. По утрам Сенька никогда не заскакивал в комнаты, больше лежал в своем темном углу. А папа что-то совсем потерял голос, перестал громко разговаривать и показывать зубы.

А потом разразился скандал. Сенька, изголодавшись, сцапал из-под носа женщины кусок говядины и ни за что не отдавал. Он влез под Танину кровать и рвал мясо зубами. Женщина пыталась достать его оттуда лыжной палкой, но Сенька только свирепо огрызался и продолжал свое дело. Женщина перешла к иной тактике. Она начала униженно выманивать Сеньку всякими ласковыми именами. Но и это не помогло. Тогда, распластавшись на полу, она потянулась рукой, и Сенька куснул ее. Он очень испугался, потому что еще никогда в жизни не слыхал такого пронзительного крика.

До самого вечера Сенька просидел под кроватью. Пришла Таня, потом ее отец, но в комнату никто не входил, и Сенька подвывал от скуки.

Наконец дверь открылась, и Сенька почувствовал запах той, которая откликалась на имя «Таня», которая ласкала его и кормила разными вкусными вещами.

Кровать ухнула над Сенькиной головой, и он услышал жалобное Танино похлюпывание.

Сенька ждал, что Таня окликнет его, но, так и не дождавшись, сам выполз из укрытия. Он легко и неслышно вскочил на кровать, подполз к девочке на животе и лизнул ее лицо. На язык ему попало что-то мокрое и горьковатое. В это время к двери Таниной комнаты подошла та, другая. Сенька выпрямился, глухо зарычал, и шерсть у него поднялась дыбом.