Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша. Страница 36

— Будь начеку, — сказал Иннокентий, когда девушка поравнялась с ним. — Мы идем к месту аварии, аномалии всегда зарождаются именно там, где погибла их причина.

— Как люди становятся ими? — проговорила Вера, сосредоточенно глядя перед собой.

Ей нужно было знать это и вовсе не потому, что она хотела приоткрыть для себя историю хирурга или психиатра. Вера хотела понимать, стала бы этим нечто она сама?

Иннокентий мельком взглянул на нее. В его глазах было участие, кажется, психиатр понял, зачем эти сведения его спутнице.

— Существуют аномалии и выродки. Это разные вещи, Вера, — заговорил он. — Аномалии рождаются из людей, испытывающих особенно сильные страдания. Их гнев направлен на себя, а не вовне. Как ни странно, именно это убивает в них все человеческое, делая подобными самым жутким кошмарам. Нет ничего хуже, чем проклясть себя, поверь. Существует мнение, что все хранители больнице в некотором смысле не родившиеся аномалии, поэтому часть из нас может перерождаться в них. Вас призвали на службу до того как вы почувствовали свой гнев.

Иннокентий помолчал.

— А есть выродки. Это просто дурные души, которые расплачиваются после смерти за свои дела. На них ложится что-то вроде проклятия. Стражи потому и называются так, что держат эту нежить под контролем. По сути, они тюремщики. Выродки так же должны пройти свой путь к перерождению, но он иного рода. Некоторые начинают бунтовать и набрасываются на случайных людей или, того хуже, на кого-нибудь из стражей или хранителей. Души бессмертных для них особенно привлекательны. В случае нападения страж имеет право использовать оружие и уничтожить врага. С аномалиями они так не церемонятся, потому что они куда более разрушительны и почти не имеют ничего общего с человеком…

Иннокентий ускорился. Вера передернула плечами, и тоже прибавила темп. Значило ли это, что она на самом деле хорошая? Скорее нет. Вера, должно быть, после смерти болталась между выродком и аномалией. Но чувство вины в ней перетянуло чашу весов, и вот высший разум отправил ее в больницу, исправлять свою дурную жизнь добрыми делами. Если подумать, это было хорошо. Вера с нежностью посмотрела на спину психиатра, понимая, что, наверное, впервые за все время своего существования отважилась тут на такие вещи как честно трудиться и испытывать настоящие чувства.

— Проклятие! — выдохнул Иннокентий, когда впереди показалась дорога.

Вера прижала ладошку ко рту, разглядев темно-вишневый старый советский автомобиль, влетевший в фонарный столб. Впереди на дороге лежала окровавленная девушка. Живот у нее был таких размеров, что становилось ясно, пострадавшая на сносях. Все вокруг стало странно серым, и Вера ранее недоступным чувством поняла, что вокруг них с психиатром формировался призрачный мир аномалии, но не испугалась.

В этот миг Иннокентий выставил в сторону руку, запрещая приближаться Вере. Девушка проследила его взгляд и безотчетно шагнула назад. Впереди вырисовывались три черные тени. По мере приближения они становились все четче. Стражи — поняла Вера, когда на той стороне улицы встали три фигуры в черных плащах. За прошедший век эти бессмертные, очевидно, изобрели форму.

— Стой тут и не показывайся, им Вера, — шепнул Иннокентий. — Прошу тебя. Меня они не тронут.

Следом психиатр выбежал вперед и встал между стражами и аномалией.

— Нет! — громко воскликнул он, выставляя в стороны руки. — Дайте сначала я попытаюсь привести его в себя!

— Это еще что такое? — вышла вперед высокая блондинка.

— Врач, — ответил ей мужчина. — Доктор Курцер. Наш лучший психиатр.

Стражница выдохнула. На ее лице промелькнула тень испуга. Тогда Иннокентий опустил руки.

— Это мой пациент, — произнес он уже более спокойным тоном.

— Боже мой, доктор! — заговорил другой мужчина. — Не раз уже было доказано, что на аномалии плохо действуют увещевания. Ваши подвиги тому не пример! Отойдите с дороги, иначе ваша больница пострадает!

Стражи двинулись вперед. Иннокентий снова выставил в стороны руки.

— Это мой подопечный, я не уйду! Дайте мне попытаться! — произнес психиатр сквозь зубы. — И делайте, что хотите, если я провалюсь!

— Так это еще и было вашим пациентом! — воскликнул тот же мужчина. — В таком случае, не больно-то вы смогли ему помочь.

— С дороги! — приказал дугой, огибая доктора. — Если начальство услышит, что мы цацкаись с Курцером вместо того, чтобы заниматься работой, мы все получим по выговору. А если с головы психиатра из-за этого слетит хоть волосок…

Страж грубо пихнул Иннокентия в плечо. Психиатр отступил на шаг и, встав перед говорившим это стражем, схватился за очки.

— Отошли все! — приказал он.

Страж зарычал:

— Сейчас ты играешь в опасные игры!

Стражница рванулась с места, но ее удержал коллега за рукав.

— Он обладает огромной силой, Марина! — прозвучало в накалившемся воздухе. — Не подходи!

Иннокентий обвел собравшихся тяжелым взглядом, он часто дышал.

— Снимешь очки, — продолжил тот из стражей, что стоял ближе всех к психиатру. — Это будет расценено как нападение. Ты ходишь по лезвию ножа, доктор Курцер… Ты имеешь право снимать очки только по приказу и биться против тех, кого укажут тебе стражи. После стольких лет безупречной службы и попыток доказать, что ты человек, ты сейчас осмелишься пойти против Управления?

Иннокентий все еще стоял, держась правой рукой за дужку очков. Пальцы его подрагивали. И тут Вера осознала, что обязана вмешаться. Другого пути нет. Она выбежала на дорогу. Вере было ясно, что раз у ее предшественницы получилось превратить аномалию в человека первой из хранителей, значит, и у нее самой, возможно, был такой же талант. Просто он дремал где-то в глубине ее существа.

— Это что?! — воскликнула Марина, когда Вера появилась.

Но хранительница не обратила внимания на стражей. Вера полезла в искореженный автомобиль. Ей нужно было найти Виктора. И вот, наконец… он был на водительском сидении. Голова разбита. Вера сжала его лицо в руках.

— Витя! Вить, слышишь меня?! — затараторила она.

Вера не знала, что делать, но она очень хотела, чтобы у нее все получилось.

И вот словно вспышка перед ней чиркнуло воспоминание. Свадьба, счастливые друзья. У Виктора была очень красивая жена. Кареглазая, смуглая, наверное, армянка или грузинка. Познакомились в мед. институте. Отличница, как и он сам. Выучилась на гинеколога и, окончив ординатуру, родила. У них была чудесная дочь. Маленькая принцесса. Умная росла, опережала сверстников. Жена пошла работать в женскую консультацию, отсидев дома декрет, помогала будущим мамам выносить беременность. Сама она когда-то грезила операциями, акушерским стационаром, но заведя семью, поняла, что ей был дороже домашний уют, сытой и обласканный муж, счастливая дочка. Друзья и родные были за них счастливы. Они выглядели такой хорошей семьей…

А у Виктора карьера пошла в гору. Оставшись в Бурденко после ординатуры, он быстро перешел из дежурантов в состав отделения. Стал лучше зарабатывать. Защитил кандидатскую. Писал статьи. Товарищи на него ровнялись. Когда-нибудь он стал бы выдающимся хирургом. Вот уже и дочка пошла в школу и все было по-прежнему хорошо. Только отдалилась они немного друг от друга с женой. Она хотела второго ребенка, а ему едва хватало времени на свою единственную принцессу. Виктор стал исполняющим обязанности заведующего отделением. Карьера требовала постоянного вложения сил, и не было у него сейчас времени на семью, на бессонные ночи с младенцем. Все ведь и так было неплохо. Его приглашали с докладом на международную конференцию. Ну и что, что немного загрустила жена и осталась пару раз ночевать в комнате у дочери? Сказала, будто читала на ночь малышке и не заметила, как сморил сон.

Тогда-то в его операционной и появилась она, эта рыжая бестия. Поначалу хирург не замечал, какие операционная сестра в его сторону взгляды бросала, какие шутки отпускала про него. Он ведь был давно и счастливо женат. А потом, мало-по-малу, тоже стал смотреть в ее сторону. Нина была красива, молода, женственна и очень горяча. По мере того как они стали оставаться вместе на ночные дежурства, она вскружила ему голову. Такого раньше никогда не происходило. Он словно снова почувствовал себя юношей, только такой страсти он даже к жене не испытывал никогда. С ней все было так правильно и ровно, а тут как с головой в омут.