Казань (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 5

– Да, господа – подпоручик обернулся к офицерам – Все так и есть.

– Расходитесь – я передал флаг Перфильеву – Не стоит гибнуть за грешника. Он ныне в аду уже. Не помилует Господь.

Офицеры и казаки перекрестились. Я развернулся и пошел прочь. Даже не оглядываясь, понял, что "карэ" распалось, офицеры потянулись в казармы. Хорошо, что Смирнов не встал вчитываться в письмо. Ведь сын Фреймена учился в Императорском сухопутном кадетском корпусе. Должен был выпустится прапорщиком в этом году. А тут отец переходит на мою сторону, сослуживцы насмехаются, презирают. Закономерная дуэль, смерть парня…

– Ох, лих ты, царь-батюшка! – ко мне рядом пристроился Перфильев, который уже успел передать флаг знаменосцу сотни – Такой укорот дал дворянчикам.

– Нет более дворян – я взял из сугроба снег, вытер им горящее лицо. Ведь опять по краю лезвия прошел. Видел побелевший палец Смирнова на курке пистолета.

– Знаю, знаю – согласился казак – Тама эта… Польские офицеришки до тебя пришли, аудиенцию требуют.

Боже же мой! Да когда это все кончится??

Поляки искали Курча. Уехал по делам – и пропал.

– Назначу розыск – я скинул шубу на одно из кресел кабинета, сел за стол. Усатые, припорошенные снегом паны толпились возле стола – Ежели не сбег, найдем.

– Как можно, пан круль! – ляхи заволновались – Не можно, чтобы пан Курч сбег. Он одвратне хцел призвать под ваши знамена еште пановей наших.

– В Казани есть еще польские офицеры? – удивился Перфильев.

– Да, человек полста, а мож и боле. Из ссыльных.

Это была с одной стороны хорошая новость. Но в том же время и опасная.

– Афанасий Петрович – я повернулся к Перфильеву – Треба открыть офицерские школы. У нас же есть уже с несколько десятков казаков уже вышли в поручики и подпоручики? Давай их учить военному делу. Отведи с Почиталиным два дома рядом с Кремлем – пущай студируют науки каждый день. Карты, языки… можно позвать Максимова рассказать о сбережении здоровья солдат.

Поляки смотрели удивленно, а после того, как я предложил платить учителям из казны, даже заинтересованно. Наш разговор прервал Жан, который позвал меня на завтрак.

После небольшого перекуса с чаем и пирогами с зайчатиной, я, взяв охрану, Почиталина и вызванного Каменева, отправился на объезд города. Метель уже прекратилась, ударил небольшой морозец градусов в десять. Ехать было комфортно – вокруг царила чистота заваленных снегом улиц, дворники, деревянными лопатами, расчищали проезды и тротуары. Жители спешили по своим делам. Завидев свиту, горожане кланялись, с любопытством разглядывая меня и казаков.

Спустя полчаса, мой оптимизм поугас. Город застраивался безо всякого плана и логики. По нему шли кривые, полукруглые улицы, зачастую заканчивающиеся тупиками. От Кремля лучами расходились торговые ряды. Так, от Спасских ворот к Черному озеру шла кривая улица, в конце которой располагался 'Житный рынок'. Здесь находились деревянные лавки, где торговали мукой, крупой, хлебом, пирогами, калачами, печеньем. Ниже по берегу замерзшего озера стояли кухни-пекарни, где пекли блины, варили лапшу, кисели.

Бедняцкий квартал располагался возле рыбного рынка. Огромный овраг был полностью застроен лачугами. В одной из них мы нашли худого, кутающегося в лохмотья Иоганна Фалька. Мужчина сидел возле горящего очага и курил трубку. По запаху я понял, что это опий. Ученый не реагировал на наше присутствие, покачивался.

– Совсем пропащий человек – вздохнул Каменев – А еще из ученого сословия!

– А где они достают опий? – поинтересовался я. Вытяжка из млечного сока незрелых головок мака, наряду с эфиром, стала бы еще одним неплохим средством обезболивания для врачей Максимова.

– Известно где. В «китайских» караванах везут. С Ирбитской ярмарки.

Я согласно кивнул. Одно из главных дел для Шигаева и Лысова, кроме захвата Уфы, Челябы и Екатеринбурга – было взять под контроль вторую крупнейшую ярмарку России.

– Пошлите узнать, есть ли у купцов еще опий, а ежели есть – скупите все в Казну. Ваня – я повернулся к Почиталину – Заготовь указ и разошли его вестовыми по Яицкому городку, Оренбургу и другим вотчинам, да землям.

– Об чем царь-батюшка?

– Воспрещаю открыто торговать опием в Российской империи. Все ввезенные вытяжки – будет скупать казна по твердой цене. И отдавать в гошпитали. Под строгий надзор врачей и полиции.

Каменев и казаки удивленно на меня посмотрели.

– Зело опасен сей продукт. Для болящих может быть полезен, а вот для здоровых…

– А что делать с Фальком? – поинтересовался.

– В тюрьму его. На цепь. Кормить добре, но не выпускать месяц, другой. Будет кричать, биться головой – отливать водой.

Никакого способа уменьшить ломку ученого я не знал, поэтому решил пойти по самому тяжелому пути.

– Может освятить воду то? – поколебавшись, спросил Почиталин.

– Хуже не будет – согласился я.

После Фалька мы отправились к Иоганну Гюльденштедту. Профессор жил в каменном доме купца Осокина рядом с Гостинным двором. Тут же располагались различные мануфактуры и слободы: Суконная, Адмиралтейская, Кизическая, Архангельская, Новая Татарская…

– А колик же людишек живет в городе? – поинтересовался я у Каменева пока мы ехали.

– 20–22 тысяч, а со слободами и поболее. Тысяч сорок.

– А татар сколько? Кто у них в головах?

– Имам Рафис – ответил Каменев – Где-то пятая часть жителей из татар. Еще семей восемьдесят-сто дворяне. С полутысячи – духовенство. Полсотни семей пишутся по купеческим разрядам.

Я то думал, что торговых людей будет побольше.

– А каков годовой доход с города, да губернии? – спросил я.

– Про губернию не скажу, а сама Казань прямых и косвенных податей собирает на 72 тысячи рублей в год. Но часть этих денег, по жалованной Екатерине Алексеевне грамоте, остается для нужд города.

– Кстати, вот тот-с самый дом Осокина, в котором императрица жила в прошлый визит шесть лет тому назад – ловко перевал разговор со скользкой темы бургомистр – Сам Иван Петрович сейчас в Петербурге обитает…

– И чем же владеет сей купец?

– Десять заводов у него: пять медеплавилых – Бизярский, Верхне-Троицкий, Курашинский, Усень-Ивановский, а також Юговский и пятью доменными, молотовыми, передельными – Иргинский, Мешинский…

– Постой, постой, Петр Григорьевич, не тараторь – я помотал головой – Этот Осокин, что же туз купеческий? Навроде Демидова?

– Так точно-с. Ему принадлежит также Казанская суконная фабрика. И еще – Каменев наклонился ко мне поближе – Иван Петрович выхлопотал себя дворянское звание. Посредством денежных подношений! Штаб-офицерский чин секунд-майора. Вот так-с.

– Все ясно, пойдем, зайдем, поглядим на этих Осокиных…

Внутри большого каменного дома нас уже ждали. Молодой пухлый, безусый мужчина в долгополом, красном сюртуке и сапогах бутылкой сделал шаг вперед, поклонился. Я заметил, что пуговицы на его костюме были обтянуты матовым шелком. Вместе с купцом поклон отдали домочадцы – дородная женщина в чепце и трое детей.

– Сынок Осокина – шепнул мне на ухо Каменев – Никанор Иванович. И женка его. Елена Пантелеевна.

– Добро пожаловать, царь-батюшка – женщина подала мне расписной ковш – Отведай с дороги кваску.

Я отпил напитка, вытер усы. Началось знакомство с домочадцами. Перешли в гостиную, сели за большой стол. На нем стоял пыхтел большой, луженый, медный самовар.

– Собственной иргинской работы – похвастал Осокин и тут же другим тоном – Царь-батюшка! Не зори нас, милостивец – купец попытался упасть на колени, но Каменев его удержал – Ездюют твои людишки по заводам нашим, апосля мастера бунтуются, выгоняют прикасчиков. А також оренбургские торговые люди пролетные грамоты от тебя привезли, а ведь они нам должны денег!

– А сем будет разговор позже – я решил не обострять сразу разговор – Завтра или послезавтра Петр Григорьевич, соберет вас, обсудим все.