Варвара Спиридонова, ныне покойная (СИ) - "tapatunya". Страница 3

Марк промолчал, не зная, что на такое ответить. К знакомству со супер-звёздами он не был готов совершенно.

— Думаете, легко было найти для вас такую девушку? — спросила нимфа, раскинув руки. — Это среди ночи-то! Нужно было, чтобы она уже спала, — вы же помните, что я умею вселяться только в спящих, правда? Потом — нужно было, чтобы у неё имелось подходящее для вас платье. Я просто с ног сбилась.

— И для чего вам понадобились такие усилия? Произвести на меня впечатление хотели? Так вот: я не впечатлён.

— Врёте, — не поверила нимфа.

— Вру, — согласился с ней Марк. — И что дальше?

— Мы можем покормить лебедей в озере, — предложила она.

Марк раздраженно махнул головой.

— Я имею в виду — что дальше в глобальном смысле? Допустим, я вам поверил…

— Правда? — подскочила она.

— Допустим, — с нажимом повторил Марк. — Давайте просто допустим, что вы говорите правду. Вы действительно призрак… как вы говорили?

— Варвара Спиридонова меня зовут, — сказала она с явным удовольствием.

— Призрак Варвары Спиридоновой… И я каким-то образом виновен в вашей смерти. Что дальше?

— Как что? — удивилась она. — Я буду следовать за вами, потрясая кандалами, повсюду, пока вы не сойдете с ума, как Офелия.

— С какими кандалами? Какая ещё Офелия? Что за бред вы несёте?

— Филологические закидоны.

— Ок.

Они помолчали, вполне довольные этим утром и этим солнцем. Марк пил кефир и жевал полезную для здоровья булочку, и белокурая нимфа ему нисколько не мешала.

Все настоящие, живые люди всегда мешали Марку. Ему было не комфортно от того, что они смотрят на него и разговаривают с ним, и что-то там про него думают, и все эти чужие эмоции пульсировали и пылали, заставляя его жмуриться и отступать. И если бы он действительно решил поверить в мистические сказки, то его единственным аргументом была бы вот эта вот сегодняшняя расслабленность, которую он никогда и ни с кем не испытывал.

Девушка, сидящая рядом с ним на скамейке, излучала нечто совершенно другое, не такое, что все остальные люди. Это было похоже на чистую родниковую воду, на рассеянный свет лампы дневного освещения, на запах обычного банного мыла без всяких ароматических изысков.

— Можем взять за отправную точку тот факт, что я уже достаточно сумасшедший, — сказал Марк, здраво оценив свои раздумья, — так что можете оставить свои кандалы при себе.

— Очевидно, что недостаточно, раз я всё еще здесь, — отозвалась нимфа довольно уныло. — Вы же знаете, что у всякого призрака должно быть какое-то незаконченное дело, удерживающее его на этой земле.

— Ваше дело — свести меня с ума?

— Я точно не уверена. Возможно, мне предстоит спасти планету?

— И почему такой мрачный тон? Что вас, собственно, не устраивает? — удивился Марк. — Как по мне, так вы отлично устроились: на работу ходить не надо, квартплату платить не надо, стареть тоже по желанию. Прыгайте себе из тела в тело, вот и вся забота.

— Да, — грустно согласилась нимфа, шевеля пальцами своих босых ног, — разумеется, вы правы. Меня всё устраивает.

Марк посмотрел на её поникшие плечи и протянул ей вторую булочку.

— Вещайте, — разрешил он. — Поведайте мне ваши печали.

Она встрепенулась и быстро заговорила:

— Понимаете, Марк Генрихович, всё это похоже на рождение и на смерть. Когда я попадаю в чужое тело, то это страшно и непривычно, и я ощущаю на себе все невзгоды, терзающие человека. У Марьи Михайловны, например, сильно болели суставы, я чуть с ума не сошла, пока добралась до вас. У вчерашней Эльзы было похмелье и разбитое сердце. Кроме того, надо ведь приспособиться к рукам этого человека, и к ногам, и к его голосу, и к тому, что он видит вокруг себя… А когда я покидаю их, то у меня всякий раз такое чувство, что я умираю заново, а умирать очень неприятно… Дайте запить кефиром!

И она забрала у него бутылку.

— В таком случае, — Марк поневоле втянулся в происходящее, — вы могли бы выбрать для себя приемлемое тело и остаться в нём навсегда.

— Но ведь это будет нечестно, — с набитым ртом возразила нимфа. — Разве же можно без спросу брать чужое? Одно дело — ненадолго, поиграть, а другое — украсть навсегда.

— Вы, стало быть, покойница с принципами.

Нимфа энергично закивала.

— И что же будет дальше? — спросил Марк, вытягивая ноги и откидываясь на спинку скамьи.

— Ну… мы будем с вами дружить.

— Дружить? Вы собираетесь дружить со своим убийцей? Я давно подозревал, что Достоевский лишний в школьной программе.

Она засмеялась, и это был странный смех. Казалось, что смеялись сразу два человека. Воздушная нимфа с хорошо поставленным голосом-колокольчиком и девушка-невидимка, которая привыкла смеяться на низкой тональности, отрывисто и резко.

Марк поёжился.

— А вам не приходило в голову, что я не намерен каждый день дружить с новым человеком? Вчера вы Эльза, позавчера старушка, сегодня нимфа…

— Но ведь это всё я, — прошептала она, — Варвара Спиридонова.

4

В автобусе, на котором Марк каждый вечер возвращался с работы, его неожиданно толкнула локтем в бок женщина средних лет. Полноватая, кудрявая, с ярко-розовыми сочными губами.

— А что у нас сегодня будет на ужин? — буднично спросила она, хватая его под руку.

От неожиданности Марк так сильно дёрнулся, что ударился затылком о поручень.

— П-простите?!

— Давайте купим форель. Очень захотелось — с лимоном, с белым вином. У вас же есть бутылка хорошего вина. Лежит в шкафу под старыми свитерами.

— Это раритет, — буркнул он.

— Марк Генрихович, — упрекнула она, — жадность — это плохо.

— Я храню эту бутылку для особого случая, — отцепляя от своего локтя её пальцы, проворчал Марк.

— Я — очень особый случай, — улыбнулась тётка и неожиданно показалась обаятельной хохотушкой, с ямочками на щеках и круглыми лучистыми глазами.

Марк только вздохнул.

В магазине покойнице Варваре захотелось ещё и тортика.

— Я точно знаю, что Машенька не сидит на диете, — умоляла она. — Ну пожалуйста, Марк Генрихович, миленький, смотрите, какой чудесный «Наполеон». И ананас!

От ананаса Марк решительно отказался.

Шагая по улице, он сообщил:

— Чтобы вы знали: сегодня я был у нотариуса и завещал всё своё имущество племяннику из Ростова. Так что, если вы надеетесь меня облапошить, как одинокого человека со странностями, — напрасно.

— Понятно, — равнодушно откликнулась она. — Кто будет готовить ужин: вы или я?..

— Терпеть не могу готовить.

— Надо же! — удивилась тётка и снова уцепилась за локоть Марка. — Вы всегда так тщательно всё делаете: моете и режете овощи, отмериваете продукты мерным стаканом… Мне казалось, вам крайне нравится этот процесс.

— Меня убивает его бесполезность, — признался Марк. — Ну потратил ты час на готовку, ну съел всё это за десять минут, и что?

— Существует готовая еда. Мамонт, которого завалили за вас.

— Это еда, которую готовили чужими руками. Откуда я знаю, может, они были грязными?

Тётка расхохоталась. Она смеялась так громко и так звонко, что неподалёку вспорхнула стая воробьёв.

— Ради знакомства с вами и умереть не жалко, — утирая слёзы, сказала она, — такой вы нелепый!

— Зато у меня нос, — обиженно напомнил он.

— Нос у вас выдающийся, — согласилась тётка, — всем носам нос. Ну так что насчёт бутылки белого вина?

— Я вам куплю другое.

— Более дешёвое? — тут же спросила она, и у Марка впервые в жизни появилось желание ущипнуть человека.

Пёс Бисмарк встретил их оглушающим лаем. Вопреки всему, чему его учил Марк, предатель бросился встречать не хозяина, а неизвестную науке тётку, едва не сбив её с ног.

— Ну что ты, фон-барон, — засмеялась она, — соскучился? Я давно тебя не навещала, знаю. Марк Генрихович, я выгуляю пока собаку?