Сокровища фараона (СИ) - Величкина Татьяна Осиповна. Страница 31

Мама, замолчав, вынула из сумки пачку сигарет и закурила.

— Мама, ну вот опять. — Саша не могла видеть маму такой, — Папа не любит, когда ты куришь.

— Знаю. — Полина Сергеевна потрепала Саньку по взъерошенным волосам, — Я чуть-чуть.

Ближе к вечеру вернулась Таня, усталая, но счастливая, ее пригласили участвовать в гастрольном туре по Европе, и она была очень рада. Вскоре позвонили в дверь, и Полина Сергеевна услышала радостный вопль Татьяны:

— Папка! Ты как раз кстати. — Григорий Петрович с улыбкой вошел на кухню, ничуть не удивившись, что вся семья в сборе. У сестер была своя квартира, где все вместе собирались довольно часто. Вы спросите, как у них так легко решился вопрос с жильем в наше-то не легкое время, когда жилье такая больная мозоль для нашей страны. Дело в том, что еще на заре девяностых, Тумановы продали шикарную ленинградскую квартиру, принадлежащую ранее Петру и Анне Тумановым и доставшаяся позже Григорию Петровичу. На часть этих денег они приобрели дочкам двух — комнатную в Москве, где жила мать Полины Сергеевны. «Вот теперь у наших девочек будет свое жилье» — говорил папа. Это все, что осталось у них с советских времен. Милостей от новой власти они не ждали, работали, воспитывали дочек и надеялись, что уж им-то в этой жизни повезет больше.

Они долго сидели за столом, пили чай с «Киевским» тортом и слушали о предстоящих планах Тани. Тут Саша спросила Татьяну о Пановой, Таня задумалась и, покачав головой, поджала губы:

— Прости, Санечка, я закрутилась.

— А кто это? — удивленно приподнял брови папа.

— Да эта девчонка из университета, где Саша работает — защебетала Таня, — Она переписывается по Интернету с девушкой, у которой в Египте пропал дедушка…

— Перестань, Таня. — Саша гневно посмотрела на сестру, — Я ни о чем не просила тебя рассказывать.

— А что это за тайны, в нашей семье? — Григорий Петрович недоумевая, покосился в сторону младшей дочери.

— Я не буду об этом говорить… это вообще по работе.

— Саша! — Григорий Петрович серьезно посмотрел ей в глаза, — что происходит, дочка, раньше у нас не было секретов. А ты, Татьяна, что скажешь? — старшая сестра, закусив нижнюю губу, смотрела на пустую тарелку. Одним глазом она взглянула на Сашу, скрываясь под кудрями своих рыжих волос. Саша вся покраснела, и ее глаза стали какими-то желтыми, вместо обычных зеленых.

— Пусть Таня и рассказывает, она ведь первая начала. — Саша была готова разреветься, она знала, чем это все кончится. Тем более, после маминых слез.

— Первая — вторая — протянул Туманов, — что за ребячество, Сашенька.

Девушка, нахмурившись, тяжело вздохнула и сказала, что хочет найти пропавшую экспедицию, ту самую, в которой участвовали их предки.

— Но это же не реально, девочка моя, — папа с какой-то болью посмотрел на Сашу, такую тоненькую с короткими каштановыми волосами, в которых застряло перышко из подушки. В ее огромных желто-зеленых глазах было что-то такое, похожее на отчаяние узника перед казнью.

На лице Полины Сергеевны было все написано. Она ничего не сказала, а, только тяжело вздохнув, вышла из-за стола.

— Я сейчас.

— Ты бы хоть мать пожалела, — начал, было, папа, как вдруг все увидели, как побледнела Саша, и на столе стало происходить невообразимое и не объяснимое. Чашки словно взбесились, сначала они начали тихо дрожать, потом вращаться на блюдцах все быстрее и бойче. Танька с криком выскочила из-за стола, а чашки словно взорвались, осыпая осколками стол, недоеденный торт, стулья и ошарашенных Григория Петровича и Таню.

— Что тут происходит?! — Полина Сергеевна, увидев разгром на кухне, всплеснула руками, — Я не поняла, у вас так много посуды?

Таня, дрожа от страха села на стул, сбросив с него осколки на пол:

— Дура какая-то. Совсем с ума сошла…

Саша, сжав кулаки, посмотрела на Таню:

— А я то думала, что мы подруги.

Она выбежала с кухни в прихожую, и наскоро накинув полушубок, и, натянув сапоги, выбежала на лестничную клетку.

— Саша! — Полина Сергеевна выбежала вслед за дочерью. — Санька, быстро вернись!

— Оставь ее, — Григорий Петрович вынес жене пальто, — Пойдем домой. А завтра, когда она остынет, поговорим.

Флеминг немного поспал и, услышав, как Генри разговаривает по телефону, резко открыл глаза.

— Не беспокойтесь, я просто позвонил одному своему товарищу. — Картер потер усталые глаза, — в Таско, мы вместе учились, и я хотел к нему заехать, он археолог. Вы, наверное, проголодались, я закажу ужин, а пока мне хотелось бы поговорить с вами о карте.

— Не понимаю — пожал плечами Ллойд, — Вам-то, что далась эта проклятая карта? Почему я ее не сжег еще там, в Мемфисе? — он горестно покачал головой и удрученно добавил: — Жаль, что тогда у нас не получилось. Мы стали бы самыми богатыми людьми, из всех кого я знал.

— Но почему вы так долго и упорно скрывались от меня, Ллойд, ведь если бы вы не захотели продать карту, я бы не стал ее забирать у вас. Меня заинтриговало ваше бегство. По этому я решил найти вас, любопытство не давало мне покоя.

Флеминг, улыбаясь, слушал о том, как Картер еще с детства мечтал о чем-то подобном. О поиске каких-нибудь проклятых, таинственных сокровищ, которые охраняют злые духи. Он не верил этим россказням, по этому его не страшили предостережения Флеминга. Ллойд рассказывал ему обо всем, что с ними происходило, когда он дошел до того, как они встретили Оливера Штольца, в дверь постучали.

— Это наверно обслуга. — Картер двинулся к двери в предвкушении вкусного ужина.

— Что же ты заказал? — Флеминг заметно повеселел.

— Это будет сюрприз… — Картер открыл дверь, впуская здоровенного детину, который ловко двигал перед собой сервировочный столик на колесиках. — Проходите.

Картера немного удивил такой неординарный размер служащего. Его холодные бледно-голубые глаза смотрели сквозь Генри, но потом он добродушно улыбаясь, закрыл за собою дверь и начал выставлять ужин на столе в гостиной. Генри вернулся к Флемингу, наблюдая за официантом, он показался ему славным малым, при такой комплекции обладать такой ловкостью.

Когда на сервировочном столике осталось одно только блюдо, тот поднял с него крышку и, выхватив пистолет, нацелил его на Картера.

— Мне нужна карта — спокойно, но решительно произнес он, — если вы отдадите мне карту, я спокойно уйду и…не стану вас убивать — на последнем слове он как-то ухмыльнулся и, посмотрев в сторону Флеминга, приказал ему встать рядом с Картером.

Честно говоря, Картер не ожидал такого поворота, поэтому действия «официанта» порядочно ошарашили его. Когда тот обыскивал Ллойда, Генри улучил момент и выбил из его рук пистолет, но тут же получил сокрушительный удар. В голове что-то звякнуло, но он не дал незнакомцу вновь воспользоваться пистолетом. Они боролись, но перевес был явно на стороне бандита. Он ударил Картера по голове чем-то тяжелым и принялся за Флеминга.

Старик не мог оказать сопротивления громиле Нордлейку, тот выпалил в него два раза из пистолета с глушителем и, положив обмякшее тело Флеминга на кресло, начал рыться в его карманах. Какой-то шорох заставил его обернуться. Нордлейк свел брови и, чертыхнувшись, направился в холл, где раньше лежал Картер. Ковер в гостиной был пуст.

«Куда он подевался, черт возьми», — Хюберт сплюнул сквозь зубы, как вдруг почувствовал у своей шеи холодное дуло пистолета.

— Брось оружие! — скомандовал Картер.

— Да пошел ты… — Нордлейк развернувшись, попытался нанести Генри удар рукой, но тот во время увернулся.

Картер понимал, что бандит не в его весовой категории, но бежать он не мог, не взяв у Флеминга карту.

— Ты всегда наживаешься за счет немощных стариков? — Генри нанес Хюберту удар ногой прямо в грудь. Потом левой рукой в челюсть. Но по сравнению с его выпадами, удары Нордлейка были страшны, и больше его раздражал насмешливый тон Картера.

Генри чувствовал, что начинает сдавать, а удар соперника в скулу, чуть было не пришелся по виску. Он продолжал задирать Хюберта, отходя все ближе к большому окну, откуда открывался великолепный вид.