Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин. Страница 124

Наконец, она уходит. Кайфолом смотрит ей вслед.

- Амелия, Амелия, дай мне трахнуть тебя, - говорит он про себя, подняв бровь, и щупает себе ширинку. - А у тебя не будет выбора ... если условия будут способствовать.

День пятнадцатый 

Оказалось, что те беззаботные птички, которые пробуждают меня утром, - это черно- белые сороки, которые свили гнездо на дереве прямо у моего окна. Я живу здесь только две недели, но кажется, что прошло уже два года.

Каждый день меня все сильнее душат чувства. Прошлое имеет особый, неповторимый аромат: густой, богатый запах маминого шоколадного торта, резкий аммиачный запах мочи Дэйви, от которого глаза режет, когда сидишь перед телевизором.

Кайфолом меня достает тем, что постоянно переодевается. По вечерам он выряжается так, будто собирается в клуб, а еще воняет этим лосьоном после бритья. Зато весь день ходит в трениках и футболках. Мы оба много стираем, потому что часто потеем. Видел Молли в прачечной после завтрака, она забрасывала в машинку свое белье. Она мне не нравится, но при виде нее мне сразу хочется вернуться в комнату и подрочить. Ковер в моей комнате уже похож на каток, потому что весь покрыт засохшей спермой.

Молли также посещает медитации, где ее непрерывно обрабатывает Кайфолом.

- Я устала от ребят после своего Брэндона, - доносится до меня ее неизменный ответ.

А он всегда отвечает:

- Ты не должна замыкаться в себе. У тебя есть сердце и есть душа, есть определенная эмоциональная жизнь. Ты - прекрасная девушка, которой есть что привнести в этот мир. И однажды появится тот самый парень, - провозглашает он с глубоким честным взглядом.

Она растерянно запускает пальцы в волосы и разочарованно шепчет: - Думаешь?

- Я это точно знаю, - помпезно объявляет он.

Группа оценки прогресса напоминает мне, почему я когда-то начал употреблять наркотики.

Мы должны были общаться здесь так, будто живем в обычном обществе, но нет - здесь нас ждут только бесконечные ссоры и проблемы, которые, как правило, решаются с помощью неискренних объятий от Тома или Амелии. Вообще, мне наши групповые занятия напоминают тусовку в «Центральном», «Вайни» или «Уолли» перед самым закрытием. Молчаливая поддержка, которую мы предоставляем друг другу, имеет больший эффект, чем все эти обдумывания и обсуждения, которые завершаются неважной для всех нас похвалой. Например, лучшее, что Молли сумела сказать о Джонни во время их мирных переговоров, это то, что ей нравится его моряцкая голубовато-белая куртка. И хотя спор затеял Джонни, он психует, встает и объявляет:

- На хуй это все. Мне не нравится ваше дерьмо. Я ухожу.

- «Я хочу уйти» означает «я снова буду использовать», - кричит Том ему вслед. - Не делай этого, Джонни. Не убегай. Останься с нами.

- Ага, щас, - отвечает тот, выходит из комнаты и хлопает дверью.

- Когда мы начинаем отделяться от остальных, - объясняет Томми, - повышаем риск рецидива.

Встреча заканчивается в полном смятении и раздоре. Том считает, что мы «достигли определенного прогресса», называя эти конфликты «здоровым развитием событий».

Записать бессмертный ответ Белого Лебедя: ага, щас.

Нам разрешили записать собственные кассеты, чтобы их проигрывать в комнате для отдыха. Лебедь, который уже пережил свою стадию отказа от программы, просидел там в одиночестве несколько часов и принес кассету с песнями «Героин» группы «Вельвет, «Кокаин» Клэптона,«Комфортно оцепеневший » Флойда, «Сестричка-морфий» от группы «Стоунз», «Игла» Нейла Янга и другие мелодии в таком духе.

На стороне «В» были записаны «Больно самоубийство» (тема из сериала «МЭШ»), «Солнечная пора» Терри Джекса, «Ода Билли Джо» Бобби Джентри, «Сладкая» Бобби Голдзборо и «Конец» группы «Дорз» и другие. Тощая конфисковала записи из-за «неуместности».

Большую часть утра я сейчас провожу в дворике. В его углу я нашел кучку гантелей разного веса. Тот огромный байкер, Сикер, единственный пользуется ими, а теперь к нему присоединяюсь и я. На улице холодно, но вскоре я перестаю это замечать и даже потею от физической нагрузки.

На обед - жареный цыпленок. Я его съедаю.

Дрочил и читал до самого обеда. Я как раз собирался немного подремать, но ко мне зашел Лебедь. Глаза вытаращил, весь такой нервный, падает на мою кровать и сообщает, что Рэйми поехал в Ливерпуль (или в Ньюкасл?), а Элисон «Исправилась и предала всех нас».

- Полиция нагрянула в гнездо и все там обыскала. Еще повезло, что сейчас тяжелые времена и у Джонни нашлось только немного травки и спида. Вот так она меня сдала, и так мне предложили проклятую сделку. Это же очевидное доказательство, Рентс, - доказывает он, - Я не хочу быть чистым. Ненавижу это все. Я уже не могу терпеть эти невероятные дни без единой капли героина. Он мне нужен!

- Понимаю, о чем ты говоришь.

- Но кто-то, какой-то мудак взял и подставил всех нас. В полиции мне сразу показали блокнот, в котором записаны все имена. Но кто мог это сделать? Я сам никогда такого бы не совершил, Белый Лебедь так не поступает, ему больше нравится грациозно плыть по реке любви и просвещения; но среди нас есть только одна крыса, которая недавно попадала в полицию и на всех нас настучала.

Я, конечно, понимаю, на кого он намекает, но решаю валять дурака.

- Это ебаный Коннелл, точно говорю. Знаю, Мэтти - твой друг, Марк, старые связи из Форта, все такое, но он всегда ставил мне странные вопросы, все вынюхивал о моих делах, будто хотел узнать, откуда я беру героин и остальное.

Я помню одну старую фотографию - на ней мы с Мэтти стоим у стены Форта в футболках «Хиббс». Нам тогда было лет по десять.

- Он просто вор, Джонни. Просто хотел попасть в твой бизнес. Никого он не сдавал.

Я говорю совершенно искренне. Конечно, как и большинства наших, мне кажется странным, что он так легко получил условный приговор и пробыл в тюрьме всего несколько ебаных дней вместо подлежащего ему срока или болезненной детоксикации, но я не верю в то, что он - стукач.

День шестнадцатый

У меня сегодня первая консультация с Томом Карзоном, «суперзвездой реабилитации », если верить Тощей. Она на него молиться готова.

Том, кажется, ожидал, что львиную долю разговора я возьму на себя. Ан нет: я замкнулся и почти ничего не говорил, не напиться ему этого абердинского кокосового ореха. Сложная получилась встреча: скрытая борьба двух волевых мужчин за место под солнцем.

День семнадцатый 

Опять проснулся от птичьего щебета. Пошел прогуляться по саду, хотя ничего, кроме грусти, мне это не принесло. Увидел тревожный знак под кустом у садовой стены: все больше и больше ворон собирались там над мертвым голубем и клевали его снова и снова, пока не выпустили ему кишки.

Затем они выстроились в ряд и начали жрать бедную птичку. Ужас от этой сцены приковал меня к месту, я никак не мог понять, был голубь еще жив, или умирал, когда ворона нанесла ему первый удар огромным клювом.

Я не прекращаю думать об этом случае в течение всего завтрака; меня мутило, и смятение раздирало мне душу.

Возвращается Кизбо, но он запирается у себя в комнате и вовсе из нее не выходит. Хотя мне хочется, я все же запрещаю себе стучать к нему в дверь, лучше его оставить в одиночестве, точно знаю - именно этого он хочет сейчас больше всего на свете. Тедди из Батгейта говорит, слышал, что Бэгби побил какого-то мудака в Соутоне, но это точно не про Ча Моррисона.

Успел привязаться к одному Уиджи-бою, Скрилу. Попал он сюда, когда пытался ограбить такси. Жил в различных приютах для бездомных по всему Глазго. У него до сих пор синяки под глазами от постоянных драк. Когда он приехал сюда, ему побрили все волосы, будто вшей набрался - мы еще тогда ему сказали, что только вшей от уиджи и можно ожидать. Его руки и ноги украшали такие нарывы и гнойники, которые я за всю жизнь не видел, но он носил их с гордостью, как знаки почета. Парень немного хромает, когда-то очень неудачно упал, к тому же на нем места живого не осталось, где можно было бы найти подходящую вену, чтобы ширнуться, поэтому он начал колоться в артерии. Он рассказал, что в прошлом году принимал семьсот пятьдесят миллиграммов героина в день, и я охотно в это верю. Гнилые зубы неизменно придают ему какой-то жуликоватый вид; в этом он обвиняет барбитураты, которые любит не менее героина. Скрила есть за что уважать, он крутой. Надо отдать уижи должное: они никогда не останавливаются на полумерах.