Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин. Страница 133
Рассказывает сказки о восточных девушек, об их огромные глубоких влагалищах, и я совсем расклеиваюсь. Трудно слушать о чужих похотливых фантазиях, когда у самого пока нет никаких перспектив.
Сейчас я убил бы человека, лишь бы потрахаться хоть с кем-то.
Надо быть честным с самим собой и признать я обожаю кражи со взломом! И даже не из-за финансового положения или политики классовых войн (хотя, конечно, я ненавижу - хочу ненавидеть - эти богатые роскошные дома).
Нет, в первую очередь мне интересно посмотреть, чем живут другие. Обычно я с уважением отношусь к местам, куда вламываюсь, и того же прошу от своих напарников.
В одном доме, судя по картинам на стенах и холодильнике, семья, на тот момент отдыхала в теплых краях, была очень милой, и поэтому я оставил им записку, где извинялся за неудобства и эмоциональные травмы, которые я нанес им своим поступком. Я отметил, что в этом нет ничего личного, что мне просто нужны деньги, объяснил, что мы очень легко попали в их дом, и даже выложил азы использования сигнализации в домашних условиях.
Поведение, которое я показал в своем последнем доме, который принадлежал тому королевском адвокату, где я написал на стене какую-то хуйню о Ча (исключительно для того, чтобы произвести впечатление на Бэгби, который мог тогда больших дел натворить), в общем мне не присуще.
Я знал, что поступаю неправильно, но мне всегда нравилось думать о себе как о госте, а не о воре.
Скучаю по Кочерыжке и Лебедю (последнего, вероятно, не хватает здесь только мне). Кизбо впал в глубокую депрессию. Твердит все время одно и то же дерьмо. Каждый раз мне кажется, что сейчас он расскажет нечто чрезвычайно важное, и я сажусь рядом с ним, насторожив уши, а он снова и снова возвращается к тем временам, когда Мойра и Джимми заперли его на балконе в Форте. Люблю этого парня, но он начинает меня раздражать, и я ловлю себя на мысли, что постоянно стараюсь избегать его компании.
Теперь я даже сочувствую Тому и Тощей: видимо, они чувствуют себя так же постоянно в этом проекте. Но хуй с ними, им за это неплохо платят.
Однажды мама повела меня к дантисту. Мне было лет десять. Было очень жарко, и мы остановились в садах Принцесс-стрит, чтобы заказать чай для нее и сок для меня. Какая-то группа туристов спросила у нас на ломаном английском дорогу куда-то там, а она ответила им на изысканном французском, и в них завязался разговор.
Потом, когда они ушли, я увидел на ее лице выражение вины. Она огорчилась из-за того, что сделала такое передо мной. А я все расспрашивал ее, где она так прекрасно выучила французский, и никак не мог успокоиться. Постепенно она рассказала, что даже получила стипендию, когда училась в школе для девочек имени Джеймса Гиллеспи, но ее сука-мать, старая бабушка Фитцпатрик, не пустила ее. Сказала, что это «слишком далеко» от Пениквика, целыми «двумя автобусами» придется ехать. Хуже всего, что я ответил тогда маме: «Наверное, это к лучшему».
Даже тогда я подумал: «Хуй там, к лучшему».
После завтрака к нам присоединились новички. Маленький мальчик, который чуть запинался, когда говорил, и постоянно пускал слюну, и очень толстая телка, даже толще Кизбо. Никогда не поверю, что она - героинщица, это я точно говорю. Но в этой ситуации меня никто не спрашивал, а я и не хотел привлекать лишнего внимания, а потому решаю помалкивать.
С удивлением замечаю, что даже сочувствую этом бедному дуэт - они такие одинокие, такие напуганные. Понимаю, сейчас они чувствуют себя очень жалко и неловко, но все равно эти люди мне чужие, они как бы вторгаются на мою сцену.
Вечером всегда кто-то ссорится, поэтому каждый завтрак начинается с слабых, неуверенных попыток помириться. Каша сегодня вкусная, густая, а не водянисто-комковатая, как всегда.
Молли, которую до сих пор регулярно трахает Кайфолом, огорчила Сикера, который, как настоящий альфа-самец, считает, что первым должен получать все, что ему заблагорассудится. В человеческом обществе все гораздо сложнее, чем в царстве зверей, и поэтому ему приходится довольно сложно. Здоровяк не всегда становится лучшим торговцем; нет, даже не так - он почти никогда не станет таким, потому что в очереди на секс его точно оставит позади хороший парень, чрезвычайный успешный трахарь, спортсмен, юморист или интеллигент. Поэтому совсем не удивительно, что они с Молли постоянно грызутся.
Мы с Сикером все еще занимаемся физическими упражнениями. Этого ритуала мы придерживаемся значительно внимательнее, чем групповых или индивидуальных занятий с Томом, в последнее время еще глубже вгоняющих меня в депрессию. На днях, когда я попытался рассказать этому мудаку свою историю, он просто не захотел меня слушать.
- Блядь, тягай гири молча.
Я достаточно хорошо разбираюсь в психопатах благодаря Бэгби, чтобы почувствовать момент, когда они готовы сорваться, а потому молча возвращаюсь к упражнениям. А когда я занимаюсь физическими нагрузками, чувствую, как кровь обжигает мои вены, ускоренно двигаясь по моему телу, мое настроение мгновенно улучшается.
Так что я был спасен от известного городского наркодилера!
Он стоит рядом со мной, пристально следя за моими движениями темными, нахмуренными глазами, готовый схватить гантели и перейти в атаку сразу, как я допущу ошибку. По иронии судьбы, благодаря упражнениям с гирями мои вены сейчас очень хорошо заметны, прямо выпячиваются, перекатываясь у меня под кожей. Интересно, станет ли это для меня настоящей мотивацией?
На прошлой неделе я нашел в шкафу скакалку и теперь каждый день работаю по программе, обычной для боксеров - три минуты прыгаю, затем минуту отдыхаю, затем отжимаю шесть подходов веса и в конце концов отрабатываю отжимания в упоре и качаю пресс. Я настаиваю и уговариваю Сикера тоже позаниматься со скакалкой, несмотря на его циничное отношение.
Удивительно смотреть, как он скачет на заднем дворике, обнаженный по пояс, с связанным в хвостик волосами и в солнечных очках, которые до сих пор никогда не снимает.
Стал больше писать в журнале. Думаю, что со мной произойдет, когда я выйду отсюда. Пожалуй, поеду работать вместе со стариком в Оргрейв.
Опять чувствую себя прекрасно! Скакалка рулит. Никак не могу остановиться во время индивидуальных встреч с Томом. Хотя я знаю, что завтра, наверное, я сам с собой не соглашусь, но сегодня он кажется мне невероятным парнем. Он прочитал «Ночь нежна», и я очень рад, что здесь можно хоть с кем-то поговорить о книгах, фильмах и политике. Бесконечная дискуссия о Скорсезе и Де Ниро, в которой он утверждал, что лучший фильм этого дуэта - это «Таксист», а я выступал за «Бешеного быка».
- «Таксиста» снимал Шредер, - настаиваю я, - это он - тот гений, который стоит за этим шедевром.
После обеда я отдыхал в саду, в то время как все идут смотреть «ящик». Длинные вечерние тени от низких ветвй деревьев, воробьи прыгают по травке, собирая застаревшие крошки. Я почти не слышу гнусавых, скучных голосов этих торчков из-за громкого голоса телевизионного ведущего новостей.
Я учился тогда во втором классе, было занятие ебаного рисования, а учитель куда-то вышел. Я получаю два смачных удара по затылку, сопровождавшихся мерзким хохотом. Такое случалось уже не раз, поэтому я заранее знал имя моего агрессора. И вот я поворачиваюсь вокруг своей оси, инстинктивно выставляя перед собой тонкий нож. Хуяк! Прямо в руку Эка Уилсона. Ужас! Надо было видеть его ебаную рожу. Хуяк! Прямо в грудак. Хуяк! В живот. Последний удар. Раны были не тяжелые, но кровь лилась рекой, а Эк почти потерял сознание от шока. Как и я сам. Среди невольных свидетелей был, кстати, тот чувак из Форта, Гэри Маквей (покойся с миром), который похищал машины, просто чтобы покататься. Он забрал у меня нож. «Отдай его мне, Марк», - вежливо попросил он, пряча его затем в карман. Он крикнул всем, чтобы те сидели смирно и закрыли рты, и почти все послушались его, только пара сопливых мудаков выбежали из класса, когда вернулся наш учитель, господин Брюс. Я испугался, что он увидит кровь, и тогда приедет полиция, а меня заберут в тюрьму. Но прозвучал звонок, и Эк попросился выйти, нетвердой походкой плетясь в туалет. Он на меня не настучал, хотя после того неоднократно грозился меня убить. Но тогда он просто ушел и пошел искать помощи.