Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин. Страница 49

Я бродил по улицам; все гулял и гулял целую вечность, несмотря на погоду. Казалось, у меня нет никакой цели, но на самом деле я постоянно возвращался к железнодорожному вокзалу у доков. Я останавливался там и смотрел на гигантские суда, направлявшиеся в Оркни, Шетланд и еще хуй знает куда. Отовсюду доносились пронзительные крики чаек; иногда, когда я гулял по Регент-Квей, мне казалось, что они смеются, подшучивают надо мной, будто знают, о чем я думаю, хотя мне это и самому не было известно.

О, эти морские пабы «Корона» и «Якорь», таверна «Регентский город», больше похожая на огромный бордель, и «Убойный причал». Невзрачный «Пи-пи», который находится чуть дальше, в переулке, где я всегда завершал свои прогулки.

Садился там, заказывал себе пиво, но искал совсем другое. Ждал этого «другое».

Я почти чувствовал его. Но просто сидел на одном и том же месте, потому что знал, что если долго ждать-то, то однажды точно дождешься.

Там я его и встретил; он сидел в одиночестве у музыкального автомата, читая «Файнэншл Таймс», на столе перед ним стояла банка «Пепси». Такой равнодушный. Его черные с проседью жирные волосы были совсем тонкими, кое-где переходя в какой-то голубой оттенок. Растрепанная чахлая бородка - жидкая поросль отдельных пятен волос на его подбородке. Его крупные желтые зубы, казалось, просто лезли наружу, когда он раскрывал рот. Иными словами, он был абсолютно похож на нарика. В отличие от меня, кстати. Я казался всем чистеньким зубрилой-студентом, которому повезло с хорошенькой подружкой. И я не мог быть на него похожим, потому что имел яркие глаза, чистую кожу и белые зубы, которые Фиона меня даже приучила чистить нитью. Но когда он увидел меня, то сразу догадался. Так же, как и я. Я сел рядом с ним.

- Как дела? - спросил он.

Не было никакого смысла что-то скрывать.

- Не очень. Неважно, что и говорить.

- Трещит?

Хуй его знает, что это означало, но его вопрос прозвучал, как в тумане - мне действительно было плохо. Еще раньше я почувствовал себя так, будто немного простудился: тяжесть в конечностях, в голове кружилась, боль в суставах. И сейчас, когда я встретился с этим парнем, мне совсем захотелось ширнуться.

- Это тебе надо принять какие-то лекарства, парень?

- Да.

Он посмотрел на меня таким мутным, особым взглядом, который я уже видел у старых героинщиков.

- Ты иди, прогуляйся по кварталу, - прогундосил он ко мне. - А я найду тебя у ворот доков через десять минут.

Он замолчал и вернулся к своей газете.

Мне пришлось прождать целых семнадцать минут, пока он вышел из бара и направился ко мне. Мне с того момента стало совсем плохо. Это точно была не физическая зависимость, уверен, как после тусы на выходных, но все мое тело и ум страстно желали дозы. Я бросил все силы на то, чтобы скрыть свой всеобъемлющий восторг и пыл, пока мы поднимались в его заброшенную квартиру, а затем - заключали соглашение.

Дом Дона как две капли воды была похож на притон Лебедя, квартиру Денниса Росса, Майки Форрестера или хотя бы на нашу, что на Монтгомери-стрит.

Одни и те же плакаты, неряшливо прилепленные на отвратительные, грязные узорчатые обои, которые клеили на эти стены какие-то мудаки, которые уже умерли или такие старые, что только и мечтают о смерти. Кучи хлама, грязные тарелки в раковине - все обстановка напоминала какой-нибудь городок на побережье Средиземного моря, который только пережил землетрясение. На полу повсюду валялась старая одежда - наверно от неудачников, которые недавно здесь тусовались.

Дон сварил дурь для нас обоих. Я ощупал свою правую руку, с удивлением заметив на запястье новую, прекрасно заметную вену. Укололся в нее. Наркота оказалась совсем, совсем неплохой, поэтому меня сразу накрыло. Героин побежал по моему телу, и я неизбежно расцвел от него, будто растение под весенним солнышком. Затем у меня в желудке проросло что-то сочное и кислое. Я рыгнул, Дон заметил это и подсунул мне свою «Файнэншл Таймс», но я отказался. Неприятный позыв прошел, и теперь я чувствовал себя непобедимым.

Хотя я уже был готов откинуться и кайфовать от героина (сам не знаю, как мне бы это удалось с ужасной кассетой «Грейтфул Дед», которую поставил Дон), он зачем-то захотел поговорить - даже после того, как ширнулся сам. Этот мудила себе хорошо сварил, но я бы не сказал, что его слишком накрыло. Интересно, сколько он уже сидит на игле.

- Ты ... из Эдинбурга, парень? Значительная там наркота.

- Ага ... - сказал я.

Я хотел было объяснить ему, что мы, лейтовцы, считаем себя отдельным от Эдинбурга городом, но как-то растаял и ушел в кайф, и все остальное показалось мне лишними заботами.

- Я тоже оттуда, - он достал маленький пакетик с белым веществом и посмотрел сквозь него на яркий свет лампочки. - Такое только там и делают: где-то в прекрасном Горги. Сикера знаешь?

Хуй его знает, к чему он вел с этим ебаным Горги, я - простой лейтовский парень, но que sera.

- Слышал о нем.

- Да, он - еще и подлец. Подальше держись от этого хуя лысого.

Я улыбнулся нашему тупому, пустому разговору. Мы неизбежно столкнемся с этим Сикером, по крайней мере встретимся где-то. И единственное, что меня удивляет в этой ситуации, - так это то, что мы до сих пор не знакомы. Так я сидел там, пока Дон бормотал что-то и в комнате не стало совсем темно. Меня не интересовало, что он там говорил; этот мудила мог бы рассказывать мне о маленьком щенке своей племянницы или о трупе под полом, но я наслаждался исключительно ритмической монотонностью его голоса.

Когда я почувствовал, что могу тронуться с места, то встал и направился в общежитие. Фиона оставила мне записку на двери. 

М.

Звонила, но одного сексуального роскошного парня с Лейта не было дома. Ха-ха.

Увидимся завтра на истории Возрождения. Хочешь - приходи и сегодня, попьем чаю ... с кексом?

Люблю тебя, целую много раз,

Ф.

Моя рука задрожала. Люблю эту девушку, люблю безумно. Я почувствовал ужасный спазм где-то в желудке, когда понял, даже несмотря на мой настоящее состояние, скоро она станет для меня менее важной, чем тот парень, которого я только встретил и который мне вообще не нравился. Но сейчас она прозвучала тихонько, будто шепотом, песня героина, которая заглушила эту разумную мысль: «Все в порядке, у тебя все в порядке».

Но к ней я так и не пошел. Я упал на кровать и стал разглядывать потолок. Утонув в анемической, больной дремоте, я проснулся утром от голода. Понял, что не ел ничего с вечера. Моя одежда лежал на полу возле кровати; каким-то странным образом вчера я даже разделся. Я нашел у себя на руке желтый синяк и решил не идти сегодня на занятия по истории.

Зато я пошел прогуляться. Было холодно. Где-то на крошечную минутку серые облака расступились и сквозь просвет прорвался солнечный свет, осветил весь город, отражаясь от сияющего гранита. Кровь стучала в моей голове, мне захотелось быть в другом месте, только не здесь. Затем солнце снова спряталось, и я оказался в серой, тяжелой клоаке. Это мне нравилось больше; я вообще люблю, когда мои мысли медленно плывут под этим небом, а сам я стою освободившись от давления и своей тяжелой ноши бесконечного мирского выбора.

Я только изменил одну каменную могилу на другую, чуть дальше по побережью. Но дела были не так плохи; Абердин мне нравился. Мне нравился это город, нравилось подавляющее большинство людей, которые здесь живут. Они все такие крутые, такие простые; здесь нет ни одного мудилы, который считает себя настоящей легендой, в отличие от шотландцев, живущих в низине и верят, что они - пуп земли, хотя это крайне скучно. Здесь я мог забыть об общественной жизни обычного студента, чтобы просто выпить со старыми друзьями, которые будут рассказывать мне рыболовные истории. Футбольные фаны, которые обсуждают каждую игру; и им даже никогда не надо как-то преувеличивать свой весомость, это все в них воспринимается как обычное фактическое обстоятельство. И кстати, во всех указанных местах я - единственный студент среди обычного народа.