На Грани (СИ) - Лински Литта. Страница 17

После вторжения дайрийских войск и битвы при Латне разочарование и боль, принесенные несбывшимися мечтами, стали далекими и незначительными. Нет больше ни Рейлора, ни Нейри, ни самого короля, зачем-то передавшего Лотэссе перед смертью свое кольцо с рубином, которое, на памяти Лана, он ни разу не снимал. Когда энья Линсар лишилась за короткое время обоих женихов, удачливого и несостоявшегося, отношение Лана к ней постепенно стало меняться, как юноша ни пытался бороться с этим. Оставшись один, он быстро привык видеть в себе единственную опору и надежду матери, но где-то подспудно в голове засела мысль, что именно ему, последнему Таскиллу, надлежит также защищать и девушку, оставшуюся без жениха и брата. Он, Лан, должен стать ее рыцарем, естественно, ничего не требуя и не ожидая взамен. Конечно, у Лотэссы был отец, но Лану казалось, что этого недостаточно. Юноша ничего никому не сказал о своем решении, да и не видел Тэссу после того случая с кольцом, но каждый раз, когда ему удавалось выйти победителем из поединка с наставником, он мысленно посвящал свою победу самой прекрасной девушке на свете — Лотэссе Линсар.

1Таскиллон — фамильная резиденция семьи Таскиллов в столице. Замок расположен по левую сторону от королевского дворца.

Глава 16

Нармин сидела в своей комнате на кровати, обхватив колени руками. Неужели несколько дней назад ее приводили в восторг и сама комната, и вид за окном, и все, что ее окружало и происходило с ней? Теперь от детского восторга не осталось и следа. Весну в душе сменила осень, по крайней мере, юной жрице так казалось. Все случилось слишком быстро. За несколько недель пережить возвышение, увидеть столицу, почувствовать вкус придворной жизни, осознать свою красоту и власть, которую она дает… Но все это ничто в сравнении с первой любовью! Любовью, о которой Нармин и думать не могла, которой не ждала и не хотела.

Полюбить короля — это безумие! Именно безумие, иначе назвать бурный поток захлестнувших ее противоречивых чувств Нармин бы не смогла. Бессонной ночью после королевского приема, мечась в постели, девушка захлебывалась от счастья и чувства вины, попеременно моля свою богиню то о прощении, то о том, чтобы та даровала несчастной заблудшей слуге любовь прекраснейшего из мужчин.

Жрицы Маритэ не давали обетов целомудрия, однако на деле тем, кто хотел чего-то добиться на поприще религиозного служения, приходилось его соблюдать, по крайней мере, внешне. Сама идея семьи, которой обычная женщина должна была полностью себя посвящать, для служительниц богини была неприемлема, потому как все их силы и время — достояние Маритэ. Жрица — это не работа, это призвание и дело всей жизни. Дело, которому честолюбивые и упорные отдавали себя добровольно и без остатка, а ленивые и равнодушные — по меньшей мере соблюдая необходимые обряды и создавая видимость добросовестного служения. Впрочем, любая жрица в любой момент могла отказаться от избранной стези. Только вот у большинства женщин, попадавших в храм, как правило, в юном возрасте, не было иных путей и места в мире, которое они могли бы занять. Хотя бывали случаи, что служительницы богини все-таки оставляли обитель и выходили замуж. Такое случалось довольно редко хотя бы потому, что мужчины — потенциальные мужья — нечасто посещали Храм, а жрицы выбирались за его пределы и того реже.

Конечно, любая жрица, от последней послушницы до владычицы, теоретически могла завести себе любовника. Но при этом, опять же, вставал вопрос отсутствия мужского контингента в Храме, где представители сильного пола исполняли лишь служебные роли либо изредка появлялись в качестве визитеров, чаще всего — отцов или братьев будущих воспитанниц. Кроме того, статус любовницы, пятнающий репутацию любой женщины, на жрицу богини ложился еще более тяжким пятном позора, ибо служащие Маритэ должны подражать ее чистоте и святости!

Таким образом, жрица, не соблюдающая целомудрия — по крайней мере, не умеющая должным образом скрывать этого — либо переставала быть жрицей, либо лишалась надежды серьезно продвинуться в храмовой иерархии.

Совсем недавно голову Нармин кружили честолюбивые планы. Девушке, ставшей за столь короткий срок сначала старшей жрицей, а затем представительницей Храма при особе нового короля в Вельтане, сложно было не представлять себя в мечтах преемницей владычицы Лавинтии. Но стоило ей увидеть короля, как все изменилось. Власть, не выдержав соперничества с любовью, стала казаться далекой, бесполезной и ненужной. В то же время страстное желание быть с любимым заполонило все сознание девушки. Быть рядом в каком угодно качестве! Любовницей — так любовницей! Пусть она провалит миссию, лишится сана старшей жрицы, а то и вовсе будет изгнана из рядов служительниц Маритэ. Пусть! Она согласна на это за один долгий взгляд зеленых глаз, за одну ласковую улыбку.

Да и зачем ей быть жрицей? Она недостойна, слабое девичье сердце доказало это. Нармин не гордилась своей слабостью и предательством по отношению к богине, но она осознавала, что, совершив их, не может и не должна дальше обманывать владычицу, богиню и, главное, себя.

Ее место рядом с ее королем! Неважно, что он никогда не сможет жениться на девушке из обнищавшего дворянского рода, чьи титульные грамоты были утеряны несколько поколений назад, если вообще когда-нибудь существовали. Нармин осознавала, какая пропасть лежит между ней и Валтором Дайрийским. И неважно, что несколько дней назад она мнила себя ужасно важной персоной. Теперь это просто смешно! Кто такая старшая жрица всеми позабытой богини, даже посланная в столицу на коронацию в качестве полномочной представительницы Храма? Кто она в сравнении с блистательным монархом, под властью которого теперь находятся целых два государства?!

Единственное, на что смела надеяться девушка — любовь короля. Слово «любовница» ей претило, поэтому она мысленно называла себя «возлюбленной» Валтора, отдавая себе, впрочем, отчет в том, что более благопристойное название не меняет сути вещей. Итак, она бы пошла и на разрыв с Храмом, и на унизительное положение пассии монарха, если бы не два препятствия, постоянные размышления о которых мучили Нармин тоскливой безнадежностью.

Первая трудность заключалась в том, что Валтор ее не любил, то есть не просто не любил, что было неудивительно, ибо они виделись всего один раз, но и не проявлял к ней ни малейшего интереса. Но это было как раз поправимо. Стоило бы королю почаще с ней видеться и получше узнать, и тогда… В крайнем случае, Нармин пошла бы на то, чтобы рассказать Валтору о своих чувствах. После этого, по мнению юной жрицы, любой мужчина стал бы ее мужчиной, будь его сердце свободно. Но в этом-то и крылась вторая сложность, куда более роковая и непреодолимая. Сердце короля было занято! Занято этой надменной статуей в черном!

Нармин довольно быстро узнала, что бледная темноволосая красавица, которой Валтор уделил столько внимания во время приема, не кто иная, как Лотэсса Линсар — самая знатная девушка королевства. И, помимо этого, она невеста короля! То есть, конечно, вслух об этом пока не говорят, но, кажется, сия новость известна не только узкому кругу особо приближенных придворных, но и последней судомойке во дворце!

Будь Лотэсса только красивой или только знатной, еще была бы надежда. Безродную красавицу Валтор мог бы сделать любовницей (по отношению к сопернице это слово вполне допустимо), а потом, наскучив ею, бросить. Аристократическое же происхождение без красоты позволило бы ненавистной Линсарше стать королевой и матерью наследников, зато лишило бы шанса на любовь мужа, которому пришлось бы искать развлечения и утешения в объятиях других женщин. Но нет же! Лотэсса Линсар была не только первой аристократкой Элара, но и непозволительно и безнадежно прекрасной, что повергало Нармин в отчаяние.

За этими грустными размышлениями и застал девушку визит одного из придворных, конкретной должности которого Нармин не помнила. Стук в дверь и церемонные раскланивания вызывали безумное раздражение. Неужели она не имеет права побыть одна в своих собственных апартаментах?! Как же сложно быть вежливой и выдавливать из себя улыбки, когда хочется умереть.