На Грани (СИ) - Лински Литта. Страница 23

— То есть рожать детей? — уточнила Тэсс.

Нармин кивнула и, очевидно, решив, что тема Странников исчерпана, вернулась к Маритэ и ее сестрам.

— Довольно долго, не одно тысячелетие, светлые богини жили среди людей и правили Анборейей. Но однажды в нашем мире появились еще трое Странников — Ольвэ, Крэйн и Дэймор…

— Изгой?

— Да, — жрица кивнула. — Только тогда он, конечно, еще так не звался, да и не был тем, кем стал позже — проклятием Анборейи. Видно, наш мир, созданный Маритэ, и вправду хорош, раз звездные путники решили остаться здесь. Какое-то время богини и Странники правили миром вшестером, впрочем, делами Анборейи по-прежнему ведали Маритэ с сестрами по праву покровительниц этого мира. Мужчин такое положение вполне устраивало. К власти, тем более к ответственности, никто из них не рвался. Как выяснилось позже, все они жаждали другого… — тут Нармин замолчала, выдерживая драматическую паузу.

— Чего? — Тэсса поняла, что от нее ждут вопроса.

— Любви, — жрица патетически вздохнула и возвела очи к потолку.

— Они влюбились в богинь, — догадалась Лотэсса. — Как мне помнится, Дэймор выбрал Маритэ и от этого все неприятности…

— До чего же люди забыли историю собственной веры, — поморщилась Нармин. Было видно, что ей небезразлично столь печальное положение вещей. Ну, оно и понятно — жрица Храма как-никак…. — Все было не так, — продолжила Нармин, справившись с разочарованием в религиозной неграмотности одной из главных аристократок Элара. — Все трое влюбились, но не в разных богинь, а в одну — Маритэ.

— Она была самая красивая?

— Все Странники безупречно прекрасны, — Нармин говорила назидательным тоном, словно разъясняя прописные истины. — Их критерии любви отличны от наших. Думаю, что все выбрали Маритэ, поскольку она была наиболее могущественной. Богиня же, естественно, не могла ответить взаимностью всем троим. Делать выбор она не пожелала, дабы, предпочтя одного, не обидеть остальных. Крэйн и Ольвэ приняли решение Маритэ, но не Дэймор. Не желая смириться с тем, что его страсть отвергнута, он похитил богиню и заточил ее в своем мире.

— Он тоже создал мир? — Лотэсса была просто не в силах слушать, не перебивая. — И как он смог ее похитить и заточить, если она превосходила его могуществом? Или нет?

— Энья Лотэсса, мы говорим о богах! — строго промолвила собеседница. — Не нам измерять их могущество. По сравнению с нами, каждый из них всесилен. И было бы странно делить всесильность на степени. Как бы то ни было, Дэймор увел Маритэ из Анборейи и держал пленницей в собственном мире, который, как учат предания, бесконечно уступал совершенством миру, созданному его избранницей. Однако сестры и Странники не оставили Маритэ. Объединив свои силы, они нашли ее и освободили. Дэймору же было велено навеки покинуть Анборейю. Странники вечны и не в силах убить друг друга, как бы сильно они порой этого ни желали. Потому изгнание было единственным возможным наказанием тому, кто предал дружбу и доверие Хранителей Анборейи. Именно тогда он и получил прозвище, под которым известен до сих пор — Изгой. Но Дэймор вернулся. В свою очередь, он тоже не мог убить Маритэ или Ольвэ с Крэйном. Однако, не желая мириться с поражением, он решил отомстить отвергнувшей его богине, уничтожив самое дорогое — ее мир. Как я уже сказала, для того, чтобы создать мир, нужно особое могущество, которым даже среди Звездных Путников обладают не все. Зато разрушить чужое творение намного легче и под силу практически любому Страннику. Дэймор легко справился бы с этим, если бы Хранители Анборейи не противостояли ему впятером. Объединив свои силы, Маритэ, Астель, Нидея, Ольвэ и Крэйн создали невиданной силы заклинание. Оно не могло убить Дэймора, поскольку он бессмертен. Но с помощью этого заклятья Изгой был навеки заточен в темнице небытия, где пребывает ныне и, как мы верим, будет пребывать вечно.

Закончив повествование, Нармин замолчала, а Лотэсса, в голове которой в связи с услышанным крутилось множество вопросов, не знала, какой из них задать первым. Меж тем жрица, очевидно, решила пожать плоды своих трудов и убедиться, что не напрасно занималась религиозным просвещением эньи Линсар.

— Теперь, энья Лотэсса, когда вы узнали истинную историю светлых богинь, не готовы ли вы сердцем и разумом служить создательнице нашего мира?

— Вы предлагаете мне отправиться в Храм и вступить в ряды жриц? — Тэсса опешила. Такого натиска она не ожидала.

— Нет, что вы, — Нармин поспешила успокоить ее. — Для того, чтобы стать жрицей, нужно особое призвание, оно есть далеко не у каждой женщины. Но вы могли бы послужить Маритэ иначе. Вам ведь, насколько мне известно, выпала честь в скором времени стать женой короля…

— Он не король! — зло бросила Тэсс. — А убийца и узурпатор! И это не честь, а проклятие!

— Но его величество мудро правит государством, пусть и захваченным. К тому же, он так хорош собой… — произнося эти слова, Нармин внимательно вглядывалась в лицо собеседницы. Пожалуй, даже слишком внимательно.

— Он убил моего брата, моего жениха и моего короля! — Лотэсса перечислила погибших именно в этой последовательности, в соответствии с местом, которое каждый из них занимал в ее сердце. — И вы полагаете, что после этого мне будет дело до того, что Валтор Дайрийский — удачливый политик и привлекательный мужчина?! — неприкрытый гнев в голосе Тэссы, похоже, напугал жрицу. — Простите, дэнья Нармин, — девушка взяла себя в руки. — Я злюсь не на вас, а на судьбу. Я понимаю, что для вас, живущих не мирскими делами, а служением высшим силам, не так уж важно, представитель какой династии восседает на престоле и как он этот престол занял. Но для меня все иначе. А потому я не планирую направлять нашего новоявленного монарха на путь истинной веры. Я не хочу, чтобы он стал хорошим королем и правил Эларом долго и мудро, — она старалась говорить спокойно, но слова были исполнены горечи. — И вообще, если хотите знать, роли его жены я предпочла бы роль его убийцы.

Глава 20

Альва сидела за столом и грела пальцы о кружку, в которой плескался жидкий чай. Хоть и лето еще, но ночами уже холодно, по крайней мере, на улице. А тетя Тийла предпочитала коротать летние вечера — как, впрочем, и дни — в своем небольшом садике. Под пристроенным к дому навесом стоял старый, но прочный деревянный стол, сидя за которым, хозяйка ела, читала, вязала или вела беседы с гостями. Короче, тетя Тийла практически не покидала своего любимого места, восседая на стуле с высокой спинкой, самом удобном из всех предметов домашней мебели, подставив под ноги маленькую скамеечку.

Укутавшись в темно-вишневую шаль, на своем высоком стуле Тийла напоминала королеву на троне. Альва же, сидя на другом конце стола, на табурете, одна из ножек которого по длине уступала трем остальным, чувствовала себя фрейлиной, оказавшейся в немилости. Но дело было, конечно, не в тетушке, относившейся к девушке с неизменной душевной теплотой, а в том, что Альва мерзла и скучала. Колченогий табурет предоставлял, по крайней мере, возможность раскачиваться, чем она и пользовалась в тайной надежде сломать его окончательно.

Еще куда ни шло, будь они с тетей вдвоем, но с ними сегодня ужинал Ровик Чиртон — купец, считавшийся зажиточным по меркам Кузнечной части1, где обосновалась Тийла. Альва находила гостя личностью малоприятной и была почти уверена, что в душе тетя разделяет ее мнение. Однако Тийла изо всех сил старалась быть вежливой с Ровиком, поддерживая скучную беседу и даже временами улыбаясь его туповатым шуткам. Но надо было быть Чиртоном — толстым, ограниченным и самодовольным, — чтобы не замечать, что улыбки эти кислы как лимон, а в тетушкиных серых глазах читается желание спровадить посетителя как можно скорее и дальше. Но купец, естественно, и не догадывался, что общество его хозяйке в тягость, а уж ее юной племяннице и подавно.