Город, где умирают тени - Грин Саймон. Страница 84
Тени дрогнули, обратившись в клыки и глаза, и на свет вышли монстры. Они вырастали, уменьшались в размерах и меняли очертания с тошнотворно тягучей, плавной легкостью. У них были зубы, когти и неправдоподобно огромные мышцы. В мультфильме они показались бы забавно смешными, но в реальной обстановке были омерзительными и жуткими, каковыми и были всегда в детских кошмарных снах.
Один из крестоносцев вдруг запаниковал. Скинув винтовку к плечу, он открыл огонь, и какое-то мгновение палили все остальные. Переулок наполнился дымом и треском безостановочных очередей. Наконец один за другим солдаты прекратили огонь и опустили оружие. Дым рассеялся, а монстры остались на месте, жуткие и невероятно реальные — как в цветном кино. Пока крестоносцы вглядывались в них, раны на изрешеченных пулями телах затянулись. Формы тел монстров менялись с ужасающей простотой, и один из солдат вдруг захныкал. Монстры захохотали, хотя в их облике абсолютно ничего смешного не было. Пес продолжал ухмыляться.
— Можете не стараться, бесполезно. Мы мультяшные, а в мультиках нет ничего невозможного. Ничего!
Монстры начали раздуваться, заполняя собой пространство между домами, и обрушили на крестоносцев клыки и когти. Переулок наполнился воплями, жутким хохотом и негромкими звуками раздираемой плоти. Мультяшки рвали солдат на куски и играли этими кусками, не переставая хохотать.
Фрэнк Морзе повернулся и бросился бежать в ту самую секунду, когда монстры пришли в движение. К моменту, когда раздались первые вопли, он уже летел со всех ног из переулка. Патронташи больно колотили по голой груди и спине, про винтовку в руках он и думать забыл. Как забыл и о своих друзьях, и братьях-солдатах, и своем долге, и своей вере. Он несся сломя голову, задыхаясь и ежесекундно ожидая, что что-то жуткое сцапает его сзади. Этого, однако, не случилось. Фрэнк добежал почти до самого конца улицы и резко остановился, когда одинокий силуэт шагнул из тени ему навстречу.
Морзе на мгновение замер — сердце выпрыгивало из груди, дыхания не хватало, — а затем резко вскинул винтовку и направил ее на стоявшую в нескольких футах от него фигуру. Но не выстрелил. Он узнал. Семи футов ростом, закутанный в длинный плащ, с огромной рогатой головой — перед ним стоял Козерог, небрежно помахивая рукой с пистолетом. Несколько мгновений оба молча смотрели друг на друга.
— Ты же покойник, — наконец подал голос Морзе. — Я убил тебя.
— Не-а, ранил, — ответил Козерог. — Поганый из тебя стрелок. Хотя, конечно, приятно, что ты помнишь меня. Я-то тебя не забыл.
— Демон. Дьявольское отродье.
— Довольно смелое заявление для того, кто только что драпал без оглядки, бросив своих товарищей умирать. Очень смело для того, кто стоял и смотрел, как его друзья убивали невинных и жгли их дома. Только все это теперь не имеет никакого значения. Теперь — когда здесь только я и ты. У тебя пушка, у меня пушка. Не так, как в прошлый раз, а? Либо ты меня застрелишь, либо я тебя. Сегодня-то один из нас точно не промажет. Я так думаю, мразь, самое время тебе задаться вопросом: везунчик ты или нет?
Морзе развернулся и побежал. Лучше сейчас он убежит, чтобы потом вернуться и убить нечисть. Всех их перебить. Он чувствовал, как земля вздрагивает под ударами его ног, и слышал запах дыма в промозглом воздухе. Он открыл было рот, чтобы закричать, и Козерог выстрелил ему в затылок.
Крестоносцы тащили семерых депутатов Совета через руины того, что еще недавно было их городом. По обе стороны улицы пылали скелеты разбитых домов, языки пламени взвивались к ночному небу. Камни, кирпичи и крошево стекла усеивали тротуары и мостовые, и всюду лежали мертвые и умирающие. Крестоносцы не обращали на них внимания — они ликовали и праздновали, кое-кто пил вино и водку, награбленные в брошенных магазинах. Крестоносцы смеялись и пели и толчками подгоняли депутатов, чтобы те поторапливались, а то и просто забавы ради. Семеро депутатов брели, опустив головы, и не отвечали им. Избитые, в синяках и кровоподтеках, пленники отлично понимали, что огрызаться или жаловаться было себе дороже. Трое депутатов были уже мертвы: их хладнокровно пристрелили, потому как, во-первых, приказано было доставить семерых, а во-вторых, для пущего убеждения оставшихся делать то, что им велят.
Их руки были закованы в наручники за спиной, и каждого на веревке, затянутой петлей на шее, вел солдат. Депутаты тащились, понурив головы скорее от усталости, чем из покорности, внимательно глядя под ноги, чтобы не споткнуться: упавшего конвоиры будут тянуть за веревку до тех пор, пока он не поднимется. И в этом солдаты находили забаву. Депутаты уже перестали надеяться спастись или быть спасенными. Похоже, в городе даже не останется свидетелей их бесчестья. Те из горожан, кому удалось выжить в постоянных артобстрелах и беспощадной резне, или зарылись в землю, или спаслись бегством. Как будто им было куда бежать из Шэдоуз-Фолла. Пьяные крестоносцы распевали, мешая песни с церковными гимнами, и тащили депутатов через пылающие руины ада.
Наконец они добрались до старинного здания, где обычно проводил свои заседания городской Совет. Как и все дома, он пострадал от обстрела, но первый этаж остался цел. Подталкивая ударами прикладов, солдаты завели депутатов внутрь и усадили вокруг стола, за которым они когда-то заседали. Теперь здесь все было словно из другого мира. Депутатов не удивило, что крестоносцам так много известно о них: солдаты уже проболтались о шпионах, которых они внедрили в город. Командовавший солдатами лейтенант подтянул к себе стул, смахнул с него пыль и уселся лицом к пленникам. Он был молод, едва за двадцать, с покатым лбом и не сходящей с лица зловещей улыбкой. Он курил тонкую черную сигару и не заботился о том, чтобы вынуть ее изо рта, когда говорил. Депутаты внимательно слушали. Если они что-то упустят и лейтенанту придется повторять, их всех изобьют.
— Ну вот мы и на месте, — говорил лейтенант. — Здесь очень уютно, не правда ли? Ну-ка, все сели прямо! Терпеть не могу сутулых. Давайте займемся делом. Из пятнадцати членов городского Совета трое мертвы, пятерых не хватает: должно быть, тоже покойники. Так что покамест гражданскую власть в этом вшивом городе представляете вы, а вы — мои душой и телом. Предполагалось, что вы нам представите документы о сдаче города, однако, думаю, мы поверим вам на слово и утвердим без зачитывания. Оппозиции, похоже, не предвидится, а если где-то что-то шевелится, то еще до конца нашей беседы будет задавлено. Сие означает: нам остается обсудить только одну вещь. Угадайте, джентльмены, что именно?
— Время, — пробормотал один из депутатов.
— В точку! Дедушка-Время собственной персоной. Мы надеялись добраться до него через Саркофаг в парке, но, по-видимому, у наших людей там возникли затруднения. Так что вам, джентльмены, предстоит связаться с дедом и уговорить его сдать нам галереи Инея и Мощей. В случае его отказа мы убьем вас по одному, а затем начнем отстреливать горожан группами — и так до тех пор, пока он не согласится.
— Это не так просто, — сказал депутат, и лейтенант ударил его наотмашь тыльной стороной ладони. Пощечина вышла неожиданно сильной, и депутат свалился со стула. Из ноздри побежала кровь.
— Отвечать только на вопросы! Если мне понадобится ваш совет, что навряд ли, я спрошу. Как тебя зовут, заседатель?
— Марлей. Пэтрик Марлей. Могу я сказать?
— Смотря что. Если это мне не понравится, я могу на тебя рассердиться. А нам бы этого не хотелось, правильно?
— Видите ли, нельзя вот так просто снять трубку и позвать к телефону Время, — упрямо продолжил Марлей. — Каждому из нас Время дал по перстню. Мы произносим над перстнем его имя, и если есть у него желание ответить, он дает нам знать. А если нет — отмалчивается, и это означает, что нам следует отправить гонца в галереи, чтобы выяснить причину отказа.
— Понятно, — сказал лейтенант. — Зовите. И в ваших же интересах, если старик ответит.
Он сделал жест одному из солдат, который достал связку ключей и отомкнул наручники Марлея. Вытерев кровь со рта, депутат начал было массировать затекшие запястья и тут же перестал: солдат приставил к его виску дуло винтовки. Марлей поднял к губам массивный золотой перстень с печаткой и четко проговорил: