Город, где умирают тени - Грин Саймон. Страница 91

Кэллеген принес тяжелую коробку в кабинет, водрузил на стол и отправился за ножницами. Как всегда, они нашлись в самую последнюю очередь. Он быстро разрезал ленту, поднял крышку и замер: в нос ударил запах — густой, неприятный и смутно знакомый. Кэллеген положил крышку рядом с коробкой, достал изнутри ком бумаги, прежде, очевидно, уже использовавшейся в качестве упаковочной, и наконец увидел то, что прислал ему Ройс.

Это была голова Лестера Голда. Один глаз выбит, затылок — сплошное темно-красное месиво, рот безвольно распахнут, на подбородке запеклась кровь. Уцелевший глаз с укором глядел на Кэллегена.

«Для вашей коллекции…»

Кэллегена сковал такой шок, что он был не в состоянии почувствовать ни слабости, ни ярости, ни жалости к убитому Голду. В душе и рассудке его осталось место лишь для стремительно растущего ощущения собственного предательства. Они обещали ему, что захват города будет произведен цивилизованными методами и с минимальным применением силы.

Они лгали.

Надо выбраться из дома. Надо пробраться в город и своими глазами взглянуть, чем на самом деле занимаются крестоносцы. Если они лгали ему о количестве примененной силы, о чем они лгали еще? Боже милостивый, чему он развязал руки здесь, в Шэдоуз-Фолле?

Кэллеген больно прикусил губу и задышал глубоко, пытаясь взять себя в руки. Надо хорошенько все обдумать. Очевидно, Ройс не рассматривал его как угрозу планам крестоносцев, иначе не прислал бы ему голову. Это было сделано для того, чтобы запугать его и отбить охоту вмешиваться. Ройс думает, что он слабый. Что ж, придется доказать, что главнокомандующий заблуждается.

Выбраться из дома большого труда не составит. Часовой стоит у входной двери и, возможно, еще кто-нибудь наблюдает за черным ходом. Однако вряд ли кто-то стережет двери в патио, поскольку они ведут в обнесенный каменной стеной сад, выхода из которого нет. За исключением оставшейся еще от прежних владельцев низенькой двери — они сделали ее для собаки. Кэллеген никогда не пользовался ею, и дверца заросла. Теперь увидеть ее было невозможно, если не знать, где она. Протиснуться сквозь нее будет непросто, но он постарается. Он обязан постараться.

Кэллеген накрыл коробку крышкой, погладил ее, будто прося прощения, и вышел в патио прежде, чем успел начать обдумывать причины не делать этого.

Все прошло гладко. Никто его не заметил, никто не попытался остановить. Машина его стояла на улице там же, где он ее оставил. Кэллеген открыл дверь, забрался внутрь, в любую секунду ожидая окрика или даже пули, однако все было тихо. Он повернул ключ, пробормотал короткую молитву и поехал в город. В преисподнюю.

На каждой улице попадались здания либо разрушенные снарядами, либо сожженные. Пожары продолжали бушевать, и никто не тушил их. Всюду виднелись тела расстрелянных мужчин и женщин, некоторые были насажены на колья оград в устрашение остальных. Часто по дороге попадались распятые — прибитые через руки к каменным стенам тяжелыми железными костылями. Некоторые из них были еще живы. И повсюду стены пестрели символами и лозунгами. «Кайся, грешник!» «Виновных — к ответу!» «Это День Божьего Суда!»

Раскинув руки, тела на улице в лужах собственной крови лежали там, где их застала смерть. Начинали слетаться мухи. Кэллегену пришлось сбавлять скорость, чтобы объезжать мертвых. Чем ближе центр города, тем больше было пожарищ.

«Пир Сатаны, — горько подумал Кэллеген. — И в ответе за это — я».

В конце улицы он остановился, чтобы сориентироваться, и заметил группу солдат, забавлявшихся с Дереком и Клайвом Мандервиллями. Солдаты встали в круг, и каждый из них по очереди бил Клайва, причем с каждым разом чуть сильнее. Лицо парня уже было в крови, ноги дрожали и подкашивались. Он был слишком ошеломлен, чтобы защищаться. За пределами круга стоял сержант и, похохатывая, держал на прицеле Дерека, а тот отчаянно пытался убедить сержанта пойти с ним на какую-то сделку. Сержант, похоже, его совсем не слушал.

Кэллеген отвернулся. Сейчас нельзя вмешиваться — могут задержать и арестовать. Он в ответе за происходящее в Шэдоуз-Фолле, значит, обязан сделать все, чтобы положить этому конец. И кажется, он знал, как это сделать. Есть человек, который в состоянии остановить нашествие крестоносцев и повернуть его вспять. Человек, обладающий верой и могуществом. Святой Августин.

Отец Кэллеген громко рассмеялся, и смех его не был радостным. Вместе он и Августин покажут крестоносцам, что есть гнев Божий.

Вихрем вырвались эльфы из страны-под-горой, материализовавшись в Шэдоуз-Фолле, и набросились на крестоносцев, как стая голодных волков на жертву. В одно мгновение тысячи эльфов возникли ниоткуда. Закованные в свои древние панцири и со своим жутким оружием, они скакали верхом на сияющих медью и латунью доспехов конях и неслись по воздуху на удивительных аппаратах из серебряной канители. Кобольды мчались на внушительного вида мотоциклах, двигатели которых работали на человеческой крови, а спригганы явились в таком жутком обличье, что мало чем напоминали живых существ.

Крестоносцы остановились, раздраженные и сбитые с толку появлением нового врага. Офицеры сразу же прозвали эльфов демонами и дьяволами, сатанинским отродьем и пытались отвратить их поднятыми над собой распятиями, но только насмешили эльфов. Жители Фэйрии были старше самой древней земной религии. С легкостью и головокружительной скоростью они пронеслись сквозь передовые части крестоносцев, оставив за собой массы окровавленных вражеских тел. Сверкали мечи, гремели орудия, и разрезали темноту сполохи выстрелов энергетического оружия.

Яростная битва теперь охватила весь периметр города с очагами в центре — там, где эльфы натыкались на отдельные части крестоносцев. Один эльф бросился на танк, когда тот выполз из боковой улочки. Его мощные руки легко разорвали броневые листы — словно вскрыли консервную банку, чтобы достать вкусненькое. Танкисты в ужасе завопили, а эльф оседлал танк, как коня, и машина ревела, буксуя на месте, будто пытаясь сбросить наездника.

Эльф захохотал, протиснулся, извиваясь, в проделанную им в броне дыру и набросился на полумертвых от ужаса танкистов. Деваться им было некуда и отбиться невозможно: слишком тесно. Эльф стал отрывать им головы и пить кровь, бьющую фонтаном из шей. Дикие вопли из чрева танка стихли мгновенно, и эльф, разодрав на части тела, угомонился. Водителя он оставил себе на десерт: вырвал из его груди и сожрал еще трепещущее сердце. Потом выбрался из танка, напевая древнюю песню на давно всеми забытом языке, и отправился на поиски новой жертвы, способной утолить вновь просыпающийся голод.

На улицах и площадях крестоносцы встречали эльфов шквалом перекрестного огня. Эльфов это чуть задерживало, но не останавливало. Очень непросто было убить эльфа, и холодная решимость и отвага — это мифы, придуманные человеком себе в утешение. Кое-где солдатам удавалось загнать в ловушку кого-нибудь из эльфов — они поливали его из автоматов, не жалея патронов, видя, как он извивается и вопит. И неизбежно прекращали огонь, когда кончались патроны, а затем с ужасом наблюдали, как в считанные секунды восстанавливался израненный эльф и кидался на них с прежней яростью.

Взрывы ракет и гранат разносили эльфов в клочья — куски тел разлетались в стороны, но даже и в этом случае фрагменты постепенно сползались, чтобы слиться воедино. Жители Фэйрии были не в состоянии изменить свою форму, и это делало их уязвимыми. Но умелое владение страшным по своей эффективности оружием значительно перевешивало их недостатки. На залпы ракет и снарядов эльфы отвечали потоками элементарных частиц и лучами высокоэнергетичных лазеров, сея всюду смерть и разрушение.

Высоко в небе один за другим атаковали вертолеты крестоносцев драконы. Вертолеты имели броню и несли мощное вооружение, однако драконы были быстрее и маневреннее, а еще они были огнедышащими. Драконы атаковали вертолеты на немыслимых курсовых углах, и пылающие машины падали с неба, как скомканные носовые платки. Обломки рушились как на солдат, так и на эльфов, но поднимались только эльфы.