Лёд и разум (СИ) - Иванов Владимир. Страница 14

— Пять сотен, — быстро произнесла я и тут же поняла, что продешевила. Александер смотрел на меня с таким довольным выражением лица, что я поспешила поправиться. — И это только аванс!

— Мисс Хьюз, — блондин неторопливо полез во внутренний карман и столь же неторопливо выудил на свет бумажник, — Я готов заплатить вам намного больше за это исследование. Когда закончите, я передам вам еще пять тысяч. А вот требуемый аванс.

Я смотрела на пять бумажек, оказавшихся в руке Александера. Новенькие серо-зеленые банкноты притягивали мой взгляд, а я думала, думала, думала и не могла ничего понять. Копаться в старых документах мне и впрямь нравилось. Кое-кому из старшекурсников я даже помогала с подготовкой рефератов и исследовательских проектов. За пятерку. За десятку. Одному богатенькому лоботрясу пришлось раскошелиться на сотню. Но тогда я просидела в библиотеке неделю. Причем, в выходные — с утра до вечера.

Но… пять сотен! И не за всю работу, а в качестве аванса! Чего уж говорить о предложенной сумме? Пять с половиной тысяч! Такие деньги я и в руках-то не держала!

— Что скажете? — сквозь плотную завесу мыслей пробился насмешливый голос мистера Александера.

Я молчала. Мысли кружились безумным хороводом. Моё сознание как будто раздробилось на тысячу частей, и теперь эти части спорили друг с другом, доказывали, убеждали. Очень быстро «за» сменялось на «против», а потом наоборот. Это бессмысленное мельтешение мыслей просто сводило меня с ума.

Как в спасательный круг я вцепилась в нечто, составляющее мою настоящую сущность. Самоуважение. Принципиальность. Здравый смысл.

Неужели он подумал, что сможет так легко меня купить?

Чтобы я ради каких-то денег… Какие глупости!

Я же не какая-то там!..

Ни за что!..

— Я согласна! — чуть ли не выкрикнула я и выхватила банкноты из его руки.

Глава 5. Поиски в…

«Нет ничего важнее собственного мнения. Но его первостепенная важность заключается не в его высказывании, а в его наличии». Из дневника Рианы Хьюз

Я проснулась, резко села на кровати и неожиданно… обрадовалась! Все воспоминания были со мной! Чтобы проверить, что со мной остались не только воспоминания, мне пришлось потратить пару секунд. Я сунула руку в тумбочку, нащупала банкноты и, облегченно вздохнув, растянулась на кровати. И дело даже не в деньгах! Я впервые за два дня не чувствовала ни тумана в голове, ни пустоты, ни боли. На всякий случай проверила телефон.

Суббота! И число сходится!

Пребывая в радостном возбуждении, я не сразу заметила, что смятая кровать соседки за ночь не изменилась. Бобби домой не возвращалась…

Я не могла назвать ее близкой подругой. Мы просто общались, не доверяя друг другу какие-то особые тайны, не пытаясь лезть в душу и переступать определенные границы. Обычная соседка, пусть и общающаяся с вампирами и оборотнями.

Мда…

Проснулась совесть.

Соседка обратилась к отцу Эдуардо, чтобы он вылечил меня. Правда, потом она не помешала священнику стереть мои воспоминания.

Мда…

На всякий случай набрала Бобби. Ответил бесстрастный женский голос. Абонент оставался вне зоны действия сети. Нельзя сказать, что я встревожилась. Но я встревожилась! Слегка… Ведь ничего сделать я не могла. Бобби особо не рассказывала ни про родителей, ни про друзей и подруг. Узнать, куда она подевалась было не у кого. Миссис Смоук — тренер Бобби — уехала на отдых, а отец Эдуардо пропал вместе с церковью. Оставалось надеяться, что она вскоре вернется. Хотя!.. Я решила после завтрака заглянуть в клуб легкой атлетики: «Должны же они хоть что-то знать?»

Немного успокоив совесть этой мыслью, стала собираться.

Общежитие как будто вымерло. И не удивительно. Многие девушки по пятницам разъезжались по домам, намереваясь выходные провести с родителями или с друзьями. А остающиеся в пятничные вечера думали совсем не про учебу. Шагая по пустынному коридору, я вспоминала миссис Алджерон — троюродную бабку, ныне покойную — которая на каждом семейном сборище ворчала про падение нравов и легкомысленность современной молодежи. Правда это ворчание не мешало бабке до самого последнего тусоваться вместе с престарелыми хиппи, покуривать травку и провозглашать первенство любви над войной.

Даже не знаю, что лучше: то ли общаться с воображаемой канарейкой после литра мартини; то ли накуриться и встречать самолично вызванных полицейских в костюме Евы; то ли жениться каждые полгода, а через месяц совместной жизни разводиться. В нашей большой семье многие представители ветви Шульц-Алджерон отличались эксцентричным поведением. Хотя и мой дед тоже…

— Ран-ний под-дъем, м-мисс-с Хьюз-з? — у входа меня встретила миссис Раадик. Долговязая. Остроносая. Коротко стриженная. Комендантша женского общежития напоминала единицу, на которую кто-то натянул серый брючный костюм.

— Некогда спать, — я внимательно рассматривала кончик длинного острого носа миссис Раадик. — Пока сплю, мир захватывает кто-то другой.

— Шутит-те, — и так прищуренные глазки превратились в узенькие щелочки.

Миссис Раадик не любила шутки. Как мне казалось, свою работу она любила еще меньше. Нет, не так! Она не любила ни жительниц общежития, ни само общежитие, ни оформление бумаг. Зато ей нравилось ходить по коридорам в вечернее время и проверять, как соблюдается комендантский час. И горе тем, кто оказался не в том месте, не в свое время. Заменить ей приталенный пиджак на китель с молниями на петлицах, выдать фуражку с орлом, высокие черные сапоги и небольшой стек, а за спиной приставить двух автоматчиков — получилась бы отличная расстрельная команда.

Нельзя сказать, что миссис Раадик имела много власти, но нельзя было сказать и обратного. По крайней мере, с ней стоило считаться. Ее постоянные проверки могли испортить жизнь любой девушке, проживающей в общежитии. А в худшем случае, миссис Раадик могла и выселить особо неприглянувшуюся особу. Для этого пришлось бы поработать, поискать нарушения, оформить соответствующие бумаги, а к такой работе комендантша относилась не так чтобы очень, но…

— Та-ак, а эт-то ещ-ще что-о? — миссис Раадик заинтересовало нечто позади меня.

Я обернулась, взглянула на стену.

— Это… афиша? — черный лист, украшенный кислотно-зелеными черепами, сообщал, что стрит-панк-группа «Бешеные Матки» в воскресенье выступит на амфитеатре у второго корпуса.

— А т-ты догадлив-вая дев-вочка, — голос комендантши сочился сарказмом. Она подошла к черно-зеленому недоразумению, подцепила кончик, дернула. Афишу отодрать не получилось, а обрывок бумаги остался в руке. Клея не пожалели. — Чтоб её!

Миссис Раадик посмотрела в одну сторону, в другую и уставилась на меня.

— Не тво-оя работ-та? — серые глаза внимательно изучали меня, пытаясь понять, не спрятала ли я где-нибудь банку с клеем и малярную кисть.

— Каждое утро начинаю с расклеивания афиш.

— Да-а? Вижу, у тебя неплохой потенциал, — миссис Раадик, когда хотела, говорила ровно-ровно, без запинок, без акцента. — Может, тебе бросить университет и податься в расклейщики? Могу поспособствовать. С первым.

— Лучше не надо, — чуть улыбнулась я. — Мне и тут вполне неплохо.

— Ну-н-ну-у, — еще разок смерив меня неприязненным взглядом, мисс Раадик повернулась к афише и бросила через плечо:

— Иди отсюда!

И я пошла. Мне конечно хотелось посмотреть, как нечеловеческое упорство будет бороться с делами рук человеческих, но мозолить глаза комендантше лишний раз не стоило. Тем более впереди намечалось немало дел. Срочных и не очень.

***

В столовой почти никого не было.

Я быстро миновала раздачу, получила тарелку рисовой каши, тост с ветчиной и сыром, глазунью из одного яйца, плошку с фруктовым салатом и стакан с тем, что здесь называлось «кофе». Выбрала свободное место, села, поковыряла рис, взглянула на глазунью. Желток с укором посмотрел в ответ. Есть не хотелось. Почему-то вспомнился старший брат. Даже не почему-то!