Имитатор. Книга вторая. Дважды два выстрела - Рой Олег. Страница 2

– Вершина, ты, что ль? – от машины отделилась еще одна фигура, оказавшаяся Ванюшкой Молодцовым.

– Я, Иван Сергеич, – выдохнула Арина, вовремя вспомнив, что опер терпеть не может, когда его называют Ванюшкой, дозволяя подобное лишь супруге. – А это кто? – она мотнула головой вправо, где был тот, что ее остановил. – Из ППС?

Но того, кто ее почти напугал, рядом уже не было. Вынырнул из темноты и в нее же канул.

– Кто? С которым ты беседовала?

– Да не беседовала я! Он меня остановил, сюда, говорит нельзя.

Молодцов пожал плечами:

– Я думал, кавалер тебя провожает. Чего ты, кстати, своими-то ногами притопала? Неужто для следователя машины дежурной не нашлось?

– Да я тут живу неподалеку.

– Знаю я, где ты живешь. А только непорядок – красивой девушке по темну гулять. Говоришь, это не твой провожатый был?

– Псих, должно быть местный, надо у Мишкина спросить. А вы чего без света сидите?

– Да у ребят аккумулятор садится. Пошли, что ли? Все уже на месте, только следователя ждут. Ты-то тут какими судьбами? Дежурила вроде недавно, рабочий день кончился, почему тебя выдернули?

– А то сам не знаешь! Позвонили, сказали, огнестрел со смертельным, а дежурных следователей не хватает, давай, Вершина, на амбразуру, больше некого отправить.

– А, ну да, точно…. Вечерок беспокойный выдался: на Лесной ДТП со смертельным, в «Алмазе» банкет с поножовщиной и вроде тоже со смертельным, на Коммунаров придурок местный голубей с балкона пострелять решил, в дворника попал, ну и так еще, по мелочи. Так что да, все в разгоне. – Молодцов покивал, потом хмыкнув, поводя могучим плечом. – Хотя чего торопиться, осмотрели бы к утру. Труп-то никуда не сбежит.

– Труп-то не сбежит, а трупные явления куда убегут за лишние полсуток? И соседям праздник обонять все эти ароматы, а уж судмедэкспертам просто счастье.

– Ладно, ладно, не бухти.

– Что за огнестрел-то? Кто-то ружье неаккуратно чистил или по пьянке чего не поделили?

Опер помотал головой:

– Суицид, – и, вздохнув, добавил, – главное дело, мужик-то знакомый, вот что пакостно. Жалко. Наш опер бывший, Шубин Егор Степаныч, я тоже с ним работал, пока его на пенсию не ушли. Года два, что ли, назад, или около того. И вот на тебе… Соседка пошла собачку выгуливать и заметила, что у него дверь открыта. Заглянула, а он там на полу.

– Я и постучала, и позвонила, и покричала ему: «Егор Степанович, у вас дверь нараспашку!», а никто не отзывается, – затараторила непонятно откуда подскочившая тетка, прижимавшая к груди маленькую рыжую собачонку. – Ну я зашла, а он лежит… беда-то какая! Ну кому он помешал?! – слово «суицид» дамочка не то не услышала, не то не поняла. – Человек-то хороший был! Нелюдимый, правда, и вообще… – она неопределенно покрутила пухлой ладошкой. – Если каждого пьяницу убивать, это ж никаких кладбищ не напасешься!

– А он сильно пил? – уточнила Арина.

– Ой, ну а кто сейчас не пьет? – бросилась в ответную атаку владелица собачки. – Но вел себя всегда прилично, гулянок не устраивал. Ни шума от него, ни скандалов. И домой всегда своими ногами приходил, под забором не валялся. Правда… – она нахмурилась.

– Правда – что? – Арина насторожилась. – Вы что-то вспомнили?

Тетка, сморщившись, махнула пухлой ладошкой:

– Да пустяки. Недавно возвращаемся с Джиннечкой, а он возле своей двери стоит, лбом в косяк уперся и мычит. Я его за плечо, а он эдак скривился и давай ключом в дверь тыкать, ну вроде как опомнился. Но это же ерунда? А вообще ничего такого никогда, всегда прилично себя вел.

Джиннечка, подумала Арина, это у нас, надо понимать, собачка. Вероятно, Джинджер – как еще могут такую рыженькую назвать. Очень похожа на свою хозяйку. При том что та – дама корпулентная, плечи как у Поддубного, зато носик такой же остренький, и кудряшки встрепанные того же лисьего колеру. Впрочем, это не имеет значения – Арина мотнула головой, возвращаясь к опросу:

– А ночью, ну или вообще вчера вы… – Арина запнулась.

– Руслана Алексеевна, – подсказал из-за ее плеча Молодцоав.

– Руслана Алексеевна, – послушно повторила Арина, – вы вчера ничего подозрительного не видели, не слышали?

– Так я ж и говорю – выстрел слышала! – тетка всплеснула руками, едва не выронив свою ненаглядную Джиннечку.

– Выстрел? Когда именно?

– Ну так в двенадцать, – задумчиво сообщила собачкина хозяйка. – Примерно… Я телевизор выключила и спать собиралась. И тут – бах. А потом тихо.

– И вы не забеспокоились? Все-таки не каждый день вокруг стреляют.

– Ну так я ж думала, телевизор у него, у Егор Степаныча, в телевизоре ж вечно стрельба.

– Понятно, – вздохнула Арина. – Руслана Алексеевна, вы сможете завтра в следственный комитет подойти? Я вас официально допрошу, составлю протокол.

– Какой еще протокол? – насторожилась та. – Зачем меня допрашивать? Вы что, думаете, это я, что ли, его?

Сидевшая у нее на руках собачка вдруг вскинулась, напружинилась и сердито залаяла – мол, отстаньте от моей хозяйки, не думайте, что раз я мелкая, не смогу ее защитить, очень даже смогу! Хозяйка погладила свое сокровище по атласному лбу – успокаивала.

Арина вздохнула:

– Вы же главный свидетель. И тело обнаружили, и живете рядом. Даже выстрел слышали. Может, и еще что-то знаете.

– Ничего я не знаю! – возмутилась Руслана Алексеевна, прижимая к себе собачку, словно ее собирались отнять. – Чего знала, все рассказала уже… вот ему, – она мотнула головой в сторону Молодцова.

– Нужно зафиксировать ваши показания, – терпеливо объяснила Арина. – Так положено, понимаете? – страх потенциального свидетеля перед «допросом», да еще и «на протокол», был, на ее взгляд, явлением совершенно иррациональным, но, увы, весьма распространенным.

– Руслана Алексеевна, – подхватил Молодцов. – Вы просто повторите то, что сейчас рассказывали, Арина Марковна запишет, а вы подпишете.

– Да не стану я ничего подписывать! Мало ли что вы там накалякаете, потом не отмоешься.

– Вы сперва прочитаете, а ваша подпись как раз для того, чтобы ваши показания зафиксировать. Как же без этого?

– Ну… – она недовольно поджала губы. – Если нужно…

– Как же без этого? – повторила Арина молодцовскую фразу. Ох уж эти осторожные свидетели! Не оперативников же за ней посылать, в самом-то деле. Заявит, что «привели под конвоем», и вовсе замкнется, клещами ничего не вытащишь. А ведь такая многое могла видеть. Если там вправду самоубийство, допрос этот нужен чисто для проформы, ну и для себя. Покончить с собой можно и от невыносимого одиночества, но все-таки хорошо бы какой-нибудь более существенный мотив обнаружить: может, болел старый опер, может, с женщиной расстался, может, кредитов набрал.

– Ладно… – тетка вроде бы расслабилась, даже головой мотнула, соглашаясь. – Куда, вы говорите, приходить?

Арина облегченно вздохнула:

– Вот Иван Сергеевич вам объяснит. Значит, ночью вы слышали выстрел, а потом, уже сегодня, пошли выгуливать Джинни, заметили приоткрытую дверь и вызвали полицию. Так?

– Так, так, – закивали рыжие кудряшки.

Странно, подумала Арина. Что-то не сходится. Собачку-то дамочка, небось, с утра пораньше выводит, а сейчас вечер уже. Сколько ж времени прошло с момента звонка в полицию до выезда? Она миролюбиво, чтоб заполошная тетка, не дай бог, не подумала, что ей не верят, улыбнулась:

– Во сколько это было? Во сколько вы с ней гуляете? В семь, восемь утра? В десять?

– Да вечером же! – воскликнула тетка. – Гуляем-то мы и утром и вечером, Джиннечка же не может весь день терпеть… но мне ведь на работу, так мы с утра-то бегом-бегом, по-быстрому… вот и не заметила я ничего, – она сокрушенно вздохнула. – Темно в подъезде было, а я торопилась. А уж вечером пошли, тут я и смотрю – дверь-то приоткрыта… заглянула, а там… он… на полу… и кровь…

– Труп мужчины, одетого… – размеренно диктовал судебный медик Семен Семеныч, которому очень подходила его фамилия. Плюшкин. Не в смысле гоголевской скупости, в смысле уютной пухлости, смягчающей едкость профессионального цинизма. – Успеваешь? Смерть предположительно наступила от огнестрельного ранения в голову. Входное отверстие в височной области… выходного при визуальном осмотре не обнаружено… И это, душа моя, хорошо, значит, пулечка внутри должна быть. Это не пиши, это я так, мысли вслух.