Этюд В Бордовых Тонах (СИ) - Тарно Игорь. Страница 7

Мне почему-то стало страшно, сердце буквально сжалось в комок и боевое настроение мгновенно улетучилось от предчувствия чего-то ужасного, что ожидает меня в ближайшем будущем...

Но я решил не сдаваться и гордо принять все будущие невзгоды.

О, как же я был наивен, даже не подозревая, как богата человеческая фантазия, когда речь идет об оскорбленном самолюбии, если, к тому же, оскорбленный человек обладает властью и не страшится сатисфакции!

Ночь я провел в карцере при тусклом свете, трясясь от холода, но меня никто не тревожил  и даже где-то ночью мне в маленькое окошко в металлических дверях просунули пластиковую миску с какой-то бурдой, которую, видимо, вертухаи посчитали супом.

Но и это подношение я посчитал подарком судьбы, хотя почти что тут же у меня схватило желудок, и я был вынужден испражниться в углу карцера на бетонный пол, а затем лег на него в противоположном конце комнаты, прижав ноги к животу, где после мучительных конвульсий, заснул тревожным сном хотя, что вполне вероятно, это был вовсе не сон, а настоящий обморок!

Так или иначе, но я проснулся при том же тусклом свете, не понимая, что, сейчас: день или ночь.

И тут в карцер зашел подполковник, который был тщательно выбрит, но его нос  отсвечивал фиолетовым оттенком, а вокруг него, до глаз, наблюдалась огромная гематома, которую невозможно было скрыть никаким использованным гримом.

Но все это не помешало бравому менту  держаться передо мной молодцевато и даже заявить:

- Что ж это Вы, уважаемый Дэвид Михайлович, усрамшись? А еще интеллигента, как Ваш батенька, гусь сермяжный, корчите! Вон какую кучу дерьма в углу навалили. И сцаками весь пол в собственных хоромах испоганили! Что ж, придется Вам подсобить!

После этих слов подполковника вышел, а в карцер, как шар, вкатился толстый сержант с пожарным брандспойтом  в руках, который включил мощный напор и направил поток воды на угол, используемый мной в качестве временного сортира, в результате чего все нечистоты, растворенные в воде, залили меня.

Я готов был броситься на негодяя, выполняющего команду обезумевшего от ненависти отморозка, но мощный поток воды не позволял этого сделать.

    Закончив свое черное дело, толстяк выключил воду и закрыл двери в карцер, оставив меня там, залитого нечистотами, наедине со своими мыслями.

И тут через громкоговоритель, вмонтированный в потолок, я услышал ненавистный голос своего врага:

- Это, Дэвид, только цветочки, а вот ягодки впереди! Так что пока тухни в своем дерьме в ожидании следующей серии Марлезонского балета!

Меня оставили в покое на некоторое время, но я замерзал, залитый дерьмом, а организм требовал опорожнения, несмотря на то, что я отказывался от еды, боясь, что ее снова-таки напичкают слабительными лекарствами.

Однако впоследствие  эта экзекуция не повторилась. Видимо, у подполковника с милой  фамилией Ласточкин и довольно-таки противоречивым погонялом “Анти ЗЭК” в запасе было много удивительных заморочек, способных превратить врага в бездумный и безвольный кусок мяса, и он решил применить  их ко мне в полном объеме, чтобы извести, превратив  в полное, нерукопожатное ничтожество в преступном мире,   отличающемся своими, весьма специфическими законами. Ведь он правильно определил, что именно преступный мир будет для меня главной средой обитания в будущем, если мне каким-то образом удастся выжить.

Итак, меня переодели в относительно чистую робу, помогли убрать дерьмо со стен карцера и даже дали ведро для испражнений, оставив в покое, а затем вдруг полностью  выключили свет.

Я думал, что свет пропал из-за какой-то аварии, но ошибся, так как его так и не включили, и я остался в темноте, ощупью находя дорогу к вожделенному ведру.

А затем по громкоговорителю начали транслировать музыку, которая мне даже в первые минуты понравилась, а затем начала надоедать.

     Уже через несколько часов я с трудом выносил ее, у меня начала сильно болеть голова и стало понятно, что музыку начали транслировать не случайно, стремясь  вывести из равновесия.

Вероятно, в ней присутствовали частоты, которые отрицательно действовали   на человеческий мозг.

     Мне казалось,  что я схожу с ума, а музыка все не заканчивалась, доводя меня до исступления.

Я так и не понял, сколько времени продолжалось это “музыкальное” издевательство, и не придумал ничего другого, кроме как лечь на пол и попытаться забыться, стараясь думать о своих  проблемах, но из этого ничего не вышло, и когда я пришел в себя, то сообразил, что бьюсь головой о стену карцера, пытаясь как-то выбить из нее эту убивающую мой мозг звуковую дорожку.

Вероятно, за мной наблюдали извне, так как поняв, что моя психика может не выдержать издевательства, неожиданно включили свет и отключили музыку.

Та резко оборвалась, причинив мозгу дополнительную травму, и я в очередной раз надолго потерял сознание.

Придя в себя, я долго не мог понять, где нахожусь, но неожиданно меня пронзила ужасная мысль, что я все еще в карцере, где садист Ласточкин проводит очередной эксперимент надо мной, стараясь подчинить своему безразмерному эго.

Хотя я уже не был так уверен в себе, как раньше, но пока не собирался уступать своему палачу, а потому, не зная, чего ожидать в дальнейшем, приготовился к новым испытаниям.

    Но судьбе угодно было прервать мои мучения, так как в колонию неожиданно прибыла комиссия МВД с инспекторской проверкой из-за того, что какой-то шустрый ЗЭК, воспользовавшись услугами адвоката - проныры, сумел подготовить маляву в Верховный суд о бардаке, творящемся в колонии, виновником которого был назван Ласточкин.

Подполковнику с помощью своих дружков наверху, конечно,  удалось выйти сухим из воды, но на время пришлось отказаться от преследования меня в доступных ему формах, хотя он и не оставил мысли о моем уничтожении, но отложил это до лучших времен.

И вот наступил так остро ожидаемый мной  момент, когда двери карцера распахнулись передо мной, и я был доставлен в четвертый блок, где содержались отпетые преступники, на совести которых были многие человеческие жизни, но закон по той или иной причине позволил им продолжать существование в относительной безопасности, определив срок содержания в колонии строгого режима от восьми до пятнадцати лет.

Конечно, моя провинность никоим образом не способствовала помещению в подразделение с отпетыми преступниками. Этому, естественно, способствовал Ласточкин, люто ненавидящий меня.

И вот, доставленный по назначению,  я предстал перед пожилым ЗЭКом, лицо которого пересекал страшный шрам, нанесенный каким-то тонким лезвием, вероятно, опасной бритвой.

         Он с любопытством рассматривал меня, а потом удивленно пробормотал:

    - И чего это “Анти ЗЭК” так взъелся  на этого недоноска?

      А потом добавил:

- Так скажи-ка, мне, парниша, где Вы пересеклись с подполковником и чем ты ему так досадил?

- Да какая разница, если дядя - задница! - сморозил я рассеянно, не ведая, что передо мной известный          “вор в законе” с погонялом “Буллит”, по названию штрафного броска в хоккее с шайбой, видимо потому, что он когда-то был известным хоккеистом, играя в  команде ЦСКА в тот период, когда я явился на белый свет.

Затем он занялся криминальным бизнесом, перевозя контрабанду из-за границы, и постепенно  превратился в богатого мафиози.

“Буллит” быстро поднялся по криминальной стезе и стал весьма влиятельным человеком в определенных кругах, а позже, в 1997-м году, был коронован, став “вором в законе”, но уже в 1998-м году, отстаивая свое место под солнцем, убил претендента на роль лидера в контролируемой им зоне, некоего “Промокашку”, который активно занимался аферами в банковском бизнесе.

Бывшему хоккеисту не повезло, и он загремел в колонию строгого режима на 8 лет, но там, снова таки в борьбе за лидерство, убил опасного рецидивиста, дополнительно получив 7 лет колонии строго режима, прописавшись там надолго.