После (СИ) - Шнайдер Анна. Страница 28

— Да… — простонала Виктория и начала тереть заслезившиеся глаза. — Я бы… конечно, да! Мне бы так хотелось, чтобы он меня слушался! Чтобы всегда отвечал на мои вопросы! Всегда знать, где он и чем занимается, о чем думает! Но он же… я совсем ничего про него не знаю, совсем ничего!

— Получается, вы бы хотели им управлять. Это любовь?

Она молчала, продолжая тереть глаза. Не стоит этого делать, да и по статусу не положено, но это был единственный способ не разрыдаться.

— Не управлять. Я бы желала, чтобы Арен делал это все добровольно. Но…

— Но это невозможно.

— Да.

Она все-таки расплакалась, и Силван Нест протянул ей свой платок. Виктория на врача не смотрела, поэтому не знала, с каким выражением лица он на нее смотрит, но когда он заговорил, в голосе его звучало сочувствие.

— Любовь — это доверие, ваше величество. В первую очередь именно оно. Вы не доверяете мужу, как сами недавно признались. Основных причин две. Первая — поведение вашего отца. Вторая — отсутствие любви к вам у мужа. Мы с вами постепенно разберемся в обеих.

— Значит, вы тоже считаете, что я не люблю Арена? — прошептала Виктория, вытерев лицо, и все-таки взглянула на психотерапевта. Его лицо оказалось таким же бесстрастным, как и раньше. — Я вчера спросила это у Анны, сестры мужа. И она сказала, что я люблю не его, а себя. Вы тоже так думаете?

— Ваше величество, неважно, что думаю я. И что думает сестра вашего мужа, тоже неважно. Важно, что думаете вы сами, — ответил врач и чуть улыбнулся, словно пытался ее приободрить. — Но этот вопрос отлично подходит для домашнего задания, как раз нечто подобное я и хотел вам дать. Подумайте над ответом ее высочества Анны до завтра, а завтра обсудим ваши мысли по этому поводу. Договорились?

— Да, — вздохнула Виктория, уже представляя, как сложно ей будет завтра на сеансе. — Хорошо, я подумаю.

Возвратившись в госпиталь, Арен попросил Вано принести Агату обратно в ее палату, не желая заходить к Софии при остальных. Завтра будет можно, но сегодня первый разговор должен пройти наедине. При Вагариусе и Синтии Тали придется держать лицо, а император был не уверен в том, что это у него получится после утренней процедуры.

— Папа! — сказала Агата звонко, входя в палату. — А почему ты не пришел к нам? Софи уже проснулась! Пойдем? — Она потянула его за руку, но Арен, улыбнувшись, вместо того, чтобы встать, усадил дочь на колени.

— Нет, моя радость. Мы сейчас с тобой пойдем во дворец, к маме и Алексу. Хочешь?

— Да-а-а, — глаза расширились от восторга. — А Софи? Она тоже пойдет?

— Нет. — Арен поднял голову и посмотрел на застывшего в дверях Вагариуса. — Вано, ты можешь возвращаться к Софии. Я сейчас заберу Агату на ночь во дворец, утром верну сюда. Эн знает, мы договорились об этом еще днем.

— Да, ваше величество. — Вано медлил, и император вопросительно поднял брови. — Вы… — Безопасник чуть порозовел. — Неужели не зайдете?

— Софи про тебя спрашивала! — воскликнула Агата, вновь потянув его за руку к двери. — Она беспокоится! Пойдем!

— Твоя мама тоже беспокоится, Агата, — ответил он строго, и дочь сразу пристыженно стихла. — Иди, Вано. Я обязательно зайду к Софии, но позже.

Вагариус кивнул и вышел из палаты, и как только дверь закрылась, Агата тихонько протянула:

— Папа, ты стесняешься.

— Что? — Он удивленно улыбнулся и охнул, получив маленьким кулачком в бок.

— Стесняешься! Не хочешь, чтобы на тебя смотрели, когда ты будешь разговаривать с Софи. Да?

— Ох, Агата… — Арен покачал головой. — Какая же ты у меня умная.

— Я ведь твоя дочь! — сказала она с гордостью.

— Несомненно. Моя и мамы. И сейчас мы перенесемся к ней, порадуем ее.

— Хорошо. А… — Агата чуть нахмурилась. — Она ведь не знает про Софи, да?

— Да, не знает. И не говори ей. Я сам скажу.

— Ладно. Мама не любит Софи, — девочка грустно вздохнула. — Я не понимаю почему, пап. Софи любит нас! И к маме она хорошо относится, я знаю. А мама к ней — не очень. Почему?

— У взрослых людей это называется «ревность», радость моя.

— Ревность, — повторила Агата, сильнее нахмурившись. — Это когда боишься, что тебя разлюбят?

— Можно и так сказать.

— Но как мы можем разлюбить маму? — спросила дочь с недоумением. — Это же невозможно, пап!

— Конечно, невозможно. Но когда человек ревнует, он не слышит разумных доводов, радость моя. Не сердись на маму.

— Я не сержусь. Я просто хотела бы, чтобы она чувствовала так же, как я. Софи нас любит! И она меня спасла! — Глаза Агаты вдруг наполнились слезами. — Там было так страшно, ТАК СТРАШНО, папа!

— Я знаю, — Арен обнял ее изо всех сил и поцеловал в щеку. — Ты мой мужественный герой, моя смелая девочка. Самая-самая смелая.

— Не-е-ет. Ты — самый смелый. И София. А я — потом.

— Как скажешь, — улыбнулся он, поцеловав дочь еще раз. — Переносимся к маме и Алексу?

— Да, давай.

Когда Арен вышел из камина, держа Агату на руках, Виктория и Алекс как раз собирались идти ужинать. Они замерли в дверях детской, а потом его сын завопил:

— А-а-а-а-а!!!! — и понесся навстречу.

Следом за ним, отмерев, сорвалась с места и Виктория. И Агата, спрыгнув с рук императора, тоже побежала к маме и брату.

— Доченька моя, доченька! — рыдала Виктория, целуя Агату, а Алекс после своего первого истошного крика замолчал и теперь буквально висел у сестры на шее, вздыхая и всхлипывая.

А потом поднял голову и спросил немного обвиняюще, оглядываясь на Арена:

— А Софи-и-и?

Услышав это, Виктория, перестав плакать, тоже посмотрела на императора. В глазах ее была боль, но эмоций Арен не ощущал, вновь закрывшись эмпатическим щитом.

— А Софи придет завтра. Или послезавтра, как получится.

— Честно?

— Честно, Алекс.

Боль в глазах жены сменилась удивлением. Да, надо бы рассказать ей, конечно, и лучше сегодня, чтобы она успела осознать новость. Демоны, как же не хочется с ней вообще разговаривать!

— Мы собирались на ужин, — произнесла Виктория, вытерев глаза, и улыбнулась Агате. — Пойдем? Ты, наверное, голодная?

— Не очень, — помотала головой девочка. — Меня в госпитале все кормили. Постоянно! Вкусно, но много.

— Тогда попьешь чаю. Да?

— Да.

— Арен?.. — выдохнула Виктория, посмотрев на него с неожиданной робостью. — Ты?..

— Я с вами.

Агата и Александр стали клевать носом еще во время ужина. Точнее, клевать начала Агата, а Алекс, насмотревшись на ее зевки, тоже стал зевать и сам попросился поскорее в кровать. Император ничуть не удивился — все же столько волнений и тревог, особенно у дочери. А сын всегда и все повторял за ней.

И как только дети умылись и легли каждый в свою кровать, даже читать книгу им не понадобилось — оба сразу сладко засопели. Арен стоял и смотрел на своих малышей пару минут, радуясь тому, что они здесь и живы, а затем обернулся к Виктории.

Удивительно — она стояла рядом все это время, но Арену казалось, что он в одиночестве. Наверное, если бы она вышла, он бы даже не заметил этого.

— Пойдем к тебе в комнату, — сказал император негромко и повел жену к выходу из детской спальни. Возле камина взял Викторию на руки и занес в огонь.

Сердце будто коркой льда покрывалось, когда Арен представлял, что ему сейчас предстоит вынести от собственной супруги, как только она узнает, что София жива. А потом еще он и уйти захочет… Да, у Виктории наверняка будет истерика, и как бы ни пришлось ее насильно усыплять.

Арен вышел из камина и, поставив жену на пол, кивнул в сторону кресел, стоявших у окна:

— Садись, Вик.

К его удивлению, спорить она не стала, подойдя к окну и опустившись в одно из кресел. И молчала — хотя обычно начинала задавать вопросы и обвинять в чем-то сразу, с порога.

— Ты же знаешь, Агата выжила, потому что София превратилась в абсолютный энергетический щит, — заговорил Арен, садясь напротив. — Но когда портальная ловушка исчезла, щит не иссяк, потому что Агата не захотела отпускать Софию и вцепилась в ее контур обеими руками.