Мускат утешения (ЛП) - О'Брайан Патрик. Страница 30

Стивен нахмурился:

— Я не понимаю, какую пользу ты собираешься извлечь, установив их здесь и разрушив нашу гостиную, нашу музыкальную комнату, наше единственное прибежище на груди океана. Но я не великий моряк.

— О нет, я бы в жизни такого не сказал. Нет, вовсе нет. Но если хочешь, объясню тогда, раскрыв мой план атаки. Если конечно нечто, зависящее от одного возможного предположения на фоне бесчисленных неизвестных можно назвать планом.

— Буду очень рад услышать.

— Как ты знаешь, мы надеемся поймать «Корнели» пока она набирает воду у Нил Десперандум, в бухте на южной стороне. Не слишком неразумная надежда — набор воды там дело очень медленное, а для следующего этапа плавания им нужен очень большой запас. В лучшем варианте я влетаю туда, выглядя, будто голландский «купец», которому тоже нужна вода. Под голландским флагом, конечно. Идти буду под потрепанными марселями, и, если повезет — подойду близко к борту, подниму вымпел, дам бортовой залп и пойду на абордаж в дыму. Не слишком трудный абордаж: пусть даже на берегу будет небольшой отряд, это всё равно почти сравняет нашу численность, а неожиданность дает огромное преимущество. Но это лучший вариант, я должен подготовиться и к другим. Предположим, например, что француз стоит неудобно, или я промахнусь мимо пролива, в общем, что я не смогу подойти близко к борту. Тогда я должен развернуться, поскольку я не могу вступать в бой с фрегатом на дальней дистанции — не с карронадами против длинноствольных восемнадцатифунтовок. Развернуться и увлечь его за собой. Что он может не увлечься погоней — за это я не беспокоюсь. Припасов у них мало, на самом деле, даже очень и очень мало. Раз у них так быстро кончилась вода, то похоже из Пуло Прабанга они ушли в великой спешке.

— Нет ничего вероятнее скандала в подобной ситуации. Французы растеряли весь кредит доверия.

— Так что, видишь ли, «Корнели» погонится за нами. Уверен, что смогу переманеврировать его с запасом. Голландец заверил, что фрегат не может идти ближе семи румбов к ветру, и у них нет парусов, чтобы идти в бакштаг. У них так мало парусины, что они забрали рвань с «Алкмара» — голландские паруса оказались все же лучше их собственных. Мой план состоит в том, чтобы заставить их поверить, будто мы убегаем — обычная тактика хромой утки — и провести их ночью через пролив Салибабу. Потом спрятаться за вторым островом на дальнем конце пролива, послав хорошо освещенную шлюпку вперед, и выскочить из укрытия, когда они будут проходить мимо. Когда они пройдут остров, мы выиграем ветер. Странно тогда будет, если мы не сцепимся с ними за склянку–другую.

— Но будут ли они преследовать нас всю ночь в этих опасных водах?

— О, думаю да. Салибабу — глубоководный пролив. Он изучен гораздо лучше Южно–Китайского моря. В любом случае капитан у них храбрый и решительный — я бы не рискнул по его примеру кренговать корабль в Пуло Прабанге — и, повторюсь, им отчаянно не хватает припасов. Ему предстоит пересечь огромное пространство, и он рискнет чем угодно, чтобы захватить хорошо снаряженный корабль, военный или нет. Более того, курс его пролегает через пролив. Ему ни на дюйм не придется отклоняться. В этом я так уверен, что передвинул погонные орудия на корму, как ты видишь. Он точно будет нас обстреливать во время погони, и я хотел бы иметь возможность ответить. Можешь возразить, что девятифунтовка, — Джек любовно взглянул на «Вельзевула», собственную бронзовую пушку, — не собьет фрегату фока–рей или даже фор–марса–рей на той дистанции, которую я собираюсь выдерживать, и это абсолютно верно. Но всегда есть шанс удачного выстрела, который порвет топенант или бакштаг, устроив смятение. Помню, когда еще мальчишкой служил в Вест–Индии, баковая шестифунтовка порвала преследуемой нами ценной шхуне дирик–фал, а потом упала ее грот–мачта, и мы их взяли. Правда, работает это в обе стороны, и французы иногда дьявольски хорошо наводят пушки.

— Исходя из довольно безосновательного предположения, что запасы пороха на «Корнели» ограничены четырьмя бочками, взятыми на «Алкмаре», сколько продлится перестрелка?

Стивен сразу же пожалел об этом вопросе. Джек, и правда, ответил довольно холодно:

— Четыре бочки позволят долго стрелять из погонной девятифунтовки или их хватит на четыре бортовых залпа восемнадцатифунтовок, если не трогать носовое орудие, как обычно и делают.

В этот момент вошел слегка изнуренный Филдинг с рапортом о ходе дел.

— Как это приняли матросы? — спросил Джек.

— Как вы сами заметили, сэр, то тут, то там имело место некоторое сопротивление, но в целом сейчас они, кажется, оценили идею. Некоторых молодых марсовых приходится скорее одергивать, чем подбадривать. Спереди мы выглядим как плавучий лоскутный ряд: концы болтаются, борта грязные, гальюна бы сумасшедший дом постыдился.

— Поднимусь на палубу, как только доктор допьет свою чашку. Ему я пообещал, что он изумится.

— Я с тобой, — встал Стивен. — Веди.

— Вот, — показал Джек, когда они втроем встали у края квартердека лицом вперед. На левой стороне стояли несколько офицеров, все они внимательно следили за лицом Стивена.

— Куда мне смотреть?

— Повсюду же, — одновременно воскликнули Джек и Филдинг.

— Мне кажется, всё как обычно, — признался Стивен.

— Постыдитесь, — воскликнул Джек среди всеобщего гула разочарования, — вы разве не видите гадкую палубу?

— Каболку, болтающуюся среди такелажа? — спросил Филдинг.

— Распущенные риф–сезни? — вышел из себя штурман.

— Размочаленные концы снастей повсюду?

— На ближнем марселе синяя заплатка, которой там вроде бы вчера не было, — отозвался Стивен, пытаясь угодить. — Ну, и, наверное, парус не такой белый, как обычно.

Успеха это не возымело: поджатые губы, поникшие головы, обмен понимающими взглядами. Позади рулевой у штурвала не удержался от рычания.

— Наверное, лучше мне заняться тем, в чем я более компетентный судья, — признал Стивен. — Пойду совершать утренний обход. Вы планируете сопровождать меня, сэр?

Обычно Джек посещал лазарет вместе с хирургом, чтобы расспросить больных об их самочувствии (такое внимание очень ценилось), но в этот раз он извинился, добавив:

— Вас, без сомнения, ввело в заблуждение то, что мы не сменили остальные паруса, но после обеда это станет заметнее.

Даже до обеда перемены оказались более очевидными. Стивен поднялся на палубу как раз, чтобы посмотреть на то, как замеряют высоту солнца при прохождении через меридиан. На этой церемонии он присутствовал бессчетное множество раз, но редко видел такое рвение. Задействовали все секстанты и квадранты, имевшиеся на «Мускате», все мичманы выстроились локоть к локтю у поручней правого борта. Ни разу он не видел, однако, такого состояния корабля. Волна беспорядка нахлынула на корму, почти достигнув священного квартердека. Даже невнимательный взгляд не мог не заметить испачканные сажей залатанные марсели (поразительный контраст с яркой, залитой светом белизной нижних парусов, брамселей и бом–брамселей, а также безупречными лиселями), потускневшую бронзу, неровные лини, болтающиеся тут и там вопреки пристойности грязные ведра, общую атмосферу запущенности и грязи. Многие матросы раньше служили на линейных кораблях, где уборщиков могли вызывать едва ли не каждую склянку, и которые никогда не прибегали к подобным уловкам. Поначалу они взирали на преднамеренное осквернение с ужасом. Но потом их удалось убедить, и они с энтузиазмом неофитов обмазывали борта грязью, пожалуй, даже чрезмерно.

Церемония подошла к неизбежному финалу, когда первый лейтенант перешел палубу, сняв специально надетую для ритуала шляпу, доложил капитану Обри о наступлении полудня и получил ответ «Отметьте это, Филдинг», после чего официально начался новый флотский день. Сразу после, когда пробили восемь склянок и протрубили сбор к обеду с обычным для этого ревом и топотом, Стивен заметил, как Джек и штурман обменялись кивками удовлетворения. Из этого он без особых усилий сделал вывод, что «Мускат», воодушевленно поднимая высокую и широкую волну, мчится на нужной широте.