Мускат утешения (ЛП) - О'Брайан Патрик. Страница 54

— Как поживаешь, Билли? — крикнул Джек, махая шляпой.

— Джек, а ты как? — отозвался Билли.

— Какие новости?

— В Индии говорят, что Бони опять нас сделал где–то в Германии. Кажется, в Силезии. Двести двадцать орудий взял, прусский правый фланг вдребезги.

— Какие новости из дома?

— Ничего с тех пор, как я покинул Сиднейскую бухту. «Амелия» опаздывает на четыре месяца и…

Остальные его слова пропали — сильный ветер унес их. Все «сюрпризовцы» открыто и без стыда слушали, у всех на лицах отразилось одинаковое разочарование. Приказ Джека «Пошел брасы, шкоты выбрать» исполнили без обычного пыла и живости.

— Очень жаль, что в этот раз вы не увидите капитана Холройда, — извинился Джек, когда они собрались к ужину. — Он бы вам понравился, я уверен. У него очень чистый мягкий голос, настоящий тенор — редкость на службе, требующей от тебя реветь, как слон. Но все же, надеюсь, мы извлечем пользу от поисков Киллика в кладовой. Там могли остаться яванские деликатесы, которыми миссис Раффлз так любезно снабдила нас.

К этому времени вахта сменилась, брамсели давно убраны, и на марселях взяты два рифа. Три склянки предполуночной вахты в кормовой каюте звучали приглушенно, но ясно — последняя нота замерла без пары. Джек автоматически бросил взгляд на дверь столовой, которая обычно открывалась как часы с кукушкой. В роли птички выступал Киллик, возвещавший «Ужин на столе, сэр, если позволите» или «Жрать подано», в зависимости от присутствующих.

Она не открылась, хотя за ней, кажется, кто–то скребся. Джек налил еще мадеры:

— Теперь мне кажется, мистер Мартин, что вы предпочитаете шерри в качестве аперитива. Прошу прощения… — он потянулся за другим графином.

— Вовсе нет, сэр, вовсе нет, — воскликнул Мартин. — Я бы лучше выпил мадеры. Не сменю эту мадеру ни на какое шерри. Сухая, но полнотелая, она мне придает львиный аппетит.

Стивен подошел к виолончели и, сидя на сундуке под кормовым иллюминатором, сыграл пиццикато «Бабников из Керри»:

— Это надо слушать на отдаленном травянистом перекрестке в славную ночь Бельтейна, когда на вершине холма горит огонь, играют волынки и пять скрипачей, юноши танцуют, будто одержимые, а девушки — застенчивые, как мыши, но никто не пропускает ни шага.

— Сыграй, пожалуйста, еще раз, — попросил Джек.

Стивен сыграл, потом еще раз с вариациями и даже собственными дополнениями. Наконец–то дверь открылась, и в ней показался Киллик — бледный, и будто ума лишившийся.

— Ужин готов? — спросил Джек.

— Ну, суп, сэр, — неохотно выдавил Киллик. — Что–то вроде. Но, сэр, — сорвался он, — крысы сожрали копченые языки, съели консервы, гольцов в горшках… последние яванские пикули. Они там бродят, им на все наплевать… пялятся… нахалы… Я всё перевернул, сэр, всё. Часы заняло.

— Ну, по крайней мере, они не могли добраться до вина. Ставь его на стол, подавай суп и попроси повара сделать все возможное. Поживее, поживее давай.

— Боюсь, это бармецидов пир, сэр, — извинился Джек.

— Вовсе нет, сэр, — ответил Мартин. — Нет ничего, чего бы я предпочел… — Он замешкался, пытаясь подобрать название соленой говядине, проведшей восемнадцать месяцев в бочке, частично вымоченной, очень мелко нарезанной и пожаренной с толчеными сухарями и огромным количеством перца — … фрикассе.

— Все же, — продолжил Джек, — уверен, что дивертисмент доктора в до–мажор… — он почти сказал «отвлечет нас», но на деле произнес «предоставит компенсацию».

Несколько дней спустя, после жестокого шквала, который, как верно заметили, предвещал штиль, в паре сотен миль от Сиднея Стивен, обнаружив, что прикроватная коробка с листьями коки опустела, спустился в их общую с Джеком кладовую за новыми запасами. Листья хранились плотно упакованными в колбасках из мягкой кожи, зашитых аккуратными хирургическими швами, каждая — в двойной обертке из промасленной кожи от сырости. Стивен практически точно вычислил, насколько хватит каждой, и помимо нынешней, уже вскрытой упаковки, этих удобных маленьких пакетов хватило бы до Кальяо. Листья коки происходили именно из Перу.

Свертки хранились в исключительно массивном и элегантном сундуке из железного дерева с филигранной латунной яванской отделкой сверху и по бокам. Хотя Стивен слышал и наблюдал странно самоуверенное поведение крыс, их он в данном случае не боялся — помимо всего прочего, кладовая использовалась для вина, теплой одежды, книг — ничего похожего на продукты. Но все же, он оказался не первым моряком, которого обхитрили крысы. Они прогрызли себе путь прямо сквозь доски палубы и дно самого сундука. В нем не осталось ничего, кроме крысиного дерьма. Ничего. Они сожрали все листья и всю пропахшую листьями кожу. Совершенно очевидно, они рвались снова в сундук — группка крыс держалась ровно за границей круга света от фонаря, нетерпеливо ожидая возможности вгрызться в дерево, в котором лежали свертки.

«Надо позаботиться о травах и суповом концентрате», — подумал Стивен и отправился в лазарет, где Мартин проводил переучет медицинского сундука в надежде пополнить его в Сиднее.

— Послушайте, коллега. Эти дьявольские крысы съели мои листья коки — те листья, которые, если вы помните, я жую время от времени.

— Я их хорошо помню. Вы мне дали немного за мысом Горн, когда мы замерзли и проголодались, но, боюсь, я вас разочаровал жалобой на то, что сопутствующее онемение или нечувствительность нёба и даже всего рта сделало немногую доступную нам еду прискорбно невкусной, а положительного эффекта я вовсе не почувствовал.

— Разумеется, эффект отличается в зависимости от особенностей организма. У меня и, думаю, у большинства перуанцев они вызывают легкую эйфорию, снимают неуместную сонливость и чувство голода, придают разуму спокойствие и, возможно, усиливают восприятие. Очевидно, крысы чувствуют все это еще сильнее. Теперь я вспомнил, что, когда последний раз подходил к сундуку, наполняя прикроватную коробку из открытого пакета, может быть, пару недель назад, я немного просыпал на пол. Высокомерный от имеющегося у меня богатства, я не собрал всё, оставив мелкие кусочки и пыль. Их то крысы, должно быть, нашли и съели. Результат им так понравился, что они испытали все возможные пути добраться до остального, и, в итоге, прогрызли дно. Так что, думаю, стоит убрать все наши травы и тому подобное в обшитые металлом коробки. Животные испытывают такое удовлетворение от коки, что, прикончив ее до последнего листа, без сомнения рьяно и без страха будут искать ее снова.

— Это объясняет разгром капитанской кладовой, ранее ни разу не атакованной.

— Это объясняет полное изменение их поведения: кротость, самоуверенные прогулки по кораблю и разглядывание прохожих — когда у них были листья. И их стремление добыть больше. Они стояли вокруг меня, пока я уставился на руины своих запасов, мое единственное утешение, Мартин, пищали и едва могли сдержаться.

— Боюсь, потеря всего вашего запаса стала досадным событием. Но, надеюсь, это не так серьезно, как потеря табака для курильщика.

— О нет, они не вызывают такого сильного привыкания, какое случается иногда с табаком. Но любопытно, что некоторые эффекты похожи. И листья коки, в целом, нейтрализуют потребность курить. Я все еще иногда наслаждаюсь сигарой после хорошего обеда, но, если с утра у меня есть шарик смоченных лимонным соком листьев, мне хорошо и без табака.

На следующий день и Эмили, и Сару укусили их ручные крысы. Девочки ревели, а еще больше — когда Стивен прижег их раны. После полудня крысы исчезли из тех частей корабля, где вызывали больше всего удивления, но слышно было, как они дерутся в канатном ящике и трюме. Но мало кто слышал яростные драки по всему кораблю, предсмертный писк и крики ярости — в этом полном штиле морские черепахи, суповые черепахи, грелись на поверхности моря. С великой осторожностью спустили на воду шлюпки, движимые одной парой, а не всеми веслами, поймали четверых — все самки, все довольно тучные, ни одной меньше английского центнера. Также забили последнюю свинью с Соломоновых островов, поскольку Джек Обри настоял на том, чтобы устроить Мартину съедобный обед, дабы изгнать позор прошлого ужина. Это целая церемония для тех, кто вырос со свиньями в доме (что касалось большинства «сюрпризовцев»), за которой следовали кровяная колбаса и многие другие радости.