Приговоренный к забвению (СИ) - Гернар Ник. Страница 4

Прежние титулы и звания он оставит в прошлом. Какой в них теперь смысл? Альтарган умер. У Рика будет другая жизнь.

Счастливый миг испортило яростное урчание пустого желудка.

Рик хмыкнул, улыбнулся — и отправился искать ворота в город.

При виде стражников у него даже слезы на глазах выступили.

Если бы его вернули в этот мир не жрецы, а стражники, он бы, наверное, скорее предпочел остаться голым, чем переоделся бы в красные чулки, пышные панталоны выше колена, пузатый нагрудник и шлем с пучком петушиных перьев: отчаянная помесь жабы с петухом. Фигляры, а не воины.

Влившись в поток торговцев, все прибывающих со своим товаром в город, Рик оказался внутри, беспрепятственно миновав разомлевшую под солнцем, сытно дремлющую стражу.

Рыночная площадь кишмя кишела людьми. Женщины носили длинные платья темных цветов и белые передники, и прятали волосы под крахмальные чепцы, от чего все казались на одно лицо и походили на служанок. Мужчины в основном одевались в панталоны и куртки, на голове у каждого красовалась шляпа. И сколько не присматривался Рик, он ни у кого не видел на поясе ни меча, ни кинжала. Судя по всему, здесь простолюдинам оружие не дозволялось.

Он с тоской вздохнул. Видимо, кое-какие регалии вернуть все-таки не помешает. Но это — позже, а пока Рик направился вдоль рыночных рядов, осматриваясь по сторонам и разглядывая встречных прохожих.

Время от времени он замечал на себе пристальные, озадаченные взгляды горожан.

Даже совершенно ничего не делая Рик привлекал к себе внимание. Он был одет, как нищий, но при этом его одежда была свежей, от нее не воняло потом, и волосы странного бедняка не свешивались мутными сосульками, а рассыпались по спине и блестели синевой. Гордая посадка головы, прямая осанка, светлое, не обожженное солнцем иноземное лицо — те, кто был повнимательней, снова и снова поглядывали на него из-под своих шляп и чепцов, иногда перешептываясь между собой.

Проходя мимо прилавка булочницы, Рик, оценив качество ее товара, протянул руку к пышному круглому хлебу, засыпанного сверху рублеными орехами.

— Эй, я все вижу! — возмущенно воскликнула булочница, упираясь полными белыми руками в крутые бока. — Твои ноги не быстрей моего кулака!

— Ты что себе позволяешь, женщина? — смерил ее надменным взглядом нищий.

Глаза булочницы изумленно распахнулись.

Тем временем оборванец в наглую взял хлеб, поднес его к лицу и медленно вдохнул аромат.

— Пожалуй, годится. Я заплачу тебе позже, — бросил он торговке и, развернувшись, пошел дальше по своим делам с ее хлебом в руке.

Булочница сначала просто онемела, задохнулась от возмущения и застрявших в горле ругательств, а потом пронзительно заголосила Рику в спину:

— А ну держи его!!! Держи! Ах ты ж сучье племя!

На удивление проворно выбравшись из-под прилавка, женщина кинулась за похитителем.

Рик остановился и обернулся, возмущенно сдвинув брови.

— Тебе чего надо, полоумная? Сказал же — позже заплачу! — повелительным тоном заявил он.

Тем временем из толпы вынырнул мужчина в мятой шляпе, схватил раскрасневшуюся от гнева булочницу за руку и что-то прошипел ей на ухо. Женщина осела, вместо прежней воинственности на ее лице появилось глуповатое недоумение.

И Рик пошел себе дальше, ломая хрусткую золотистую корочку с россыпью орехов. Покинув рыночную сутолоку, он свернул в квартал ремесленников, и, устроившись на мостовой между кузней и гончарной мастерской, принялся с наслаждением поедать хлеб. Весеннее полуденное солнце припекало спину, теплые булыжники приятно грели зад и ступни. Жаль только, что внутри по-прежнему было тихо. Без голосов Рик ощущал себя неполным…

Тут двери гончарной распахнулись, и оттуда с криком и плачем выкатился сначала парнишка лет десяти, а следом за ним бешеным псом выбежал гончар с палкой в руке.

— Ах ты тварь безрукая! Да я тебя на рудники продам! Иди сюда, бестолочь!

Нагнав мальчишку, гончар с размаху ударил того палкой промеж лопаток. Парнишка вскрикнул, замедлился — и получил крепкий удар сапогом по ногам. Рухнув в дорожную пыль, паренек взвыл, скорчился под ударами палки, которые щедро раздавал мастер.

Рик перестал жевать.

— Эй, довольно уже, убьешь ведь! — крикнул он гончару. — И вообще, чему научил — то и получил…

Тот нехотя остановился, вытер рукавом рубахи пот со лба.

— Да тут учи — не учи, а из свиного пятака золотой не сделаешь… — проворчал он и обернулся, ожидая встретиться лицом к лицу с каким-нибудь уважаемым горожанином…

И неприятно ощерился, увидев голодранца.

— А ты вообще кто такой?.. Ты чего лезешь, а? Или сам по горбу захотел? — угрожающим тоном протянул гончар, покрепче сжимая в руке свое оружие. — Так я тебе сейчас устрою!

Рик со вздохом пожал плечами.

— М-да, трудно одолжить человеку ума, когда у него головы нет…

— Беги, дядь! — со стоном выкрикнул паренек.

Гончар бросился на Рика, но тот вовремя уклонился и отскочил в сторону. На его губах заиграла зловещая улыбка. Он был слаб, но скорость реакции в сочетании с молодым легким телом делали его ловким и вертким.

— Шел бы ты… к своим горшкам, пока можешь! — проговорил Рик.

Тот вместо ответа снова с ревом замахнулся палкой, но не достал. Еще один бросок впустую — и Рик, пригнувшись, хорошенько врезал рукой ему в живот…

Зря он это сделал. Внутри руки, в мышцах словно струна лопнула: живот гончара оказался слишком тугим для нее.

Гончар, сложившись напополам, заорал во всю мочь, призывая кого-то на помощь. Тут распахнулись двери кузни, и на улицу с молотом в руках выбежал кузнец: приземистый широкоплечий бородач с лоснящимися от пота буграми мускулов…

— А хушин… — оторопело проговорил Рик, вдруг отчетливо осознав, что пора уносить ноги. С гончаром бы он справился, но кузнец мог оказаться ему сейчас не по плечу.

Вот бы Рику его собственные руки и плечи! Да ему бы даже меч не потребовалось доставать, чтобы эти двое поцеловали землю у себя под ногами!

Молот бухнул в пыль, не поспевая за Риком. Изловчившись, тот швырнул кузнецу в глаза пригоршню песка. Кузнец взвыл, схватился рукой за лицо.

— Вот подлюка! Алрик Проклятый! — прорычал кузнец, вслепую размахивая молотом. Рик опешил.

Что он сказал? Алрик…Проклятый?.. Это что еще за ересь?

Какая-то женщина на другой стороне улицы пронзительно закричала:

— Стража! Стража! Позовите стражу!

Только этих жабоподобных ему сейчас и не хватало. Рик скользнул кузнецу за спину и поспешил прочь, морщась от досады.

Он не мог выстоять в прямом столкновении с каким-то ремесленником!.. Рик даже не мог вспомнить, был ли когда-нибудь так унижен.

Ну ничего. В прошлом же он сумел нажить силу, о которой барды слагали песни — и в этот раз тоже сможет. Оставаться беспомощным кузнечиком не входило в его планы. Нужно только время…

Дорога привела к соборной площади. Ноги гудели, спину ломило, рука после удара все еще болела. Стиснув зубы, Рик играл желваками, сгорая от желания проломить кому-нибудь голову.

Так чье же, интересно, тело они ему дали?.. Какого-нибудь бездельника вроде них самих?..

И что за Алрика Проклятого помянул тот безродный в своих ругательствах?..

Но мысли его враз рассыпались, когда до обоняния донесся давно знакомый, омерзительный, сладковатый запах, который Рик никогда бы не спутал ни с чем другим.

Протолкнувшись сквозь толпу, он увидел богатый лепниной, величественный фасад собора — ни по форме, ни по виду нельзя было определить, какому божеству или какой силе он посвящен. Да и не храм сейчас привлекал внимание Рика, а каменный эшафот посреди площади, окруженный плотным кольцом любопытствующих и охраняемый шестью стражниками.

Эшафот делился на две части. В одной из них стоял медный бык — раскаленная печь в форме животного, в полом животе которого сейчас медленно умирал кто-то, чьи крики, вырываясь вместе с дымом из ноздрей и рта статуи, казались ревом зверя. Палач аккуратно подкладывал в жаровню под ней новое полено. Огонь горел неспешно, неторопливо, чтобы не оборвать яркое зрелище слишком быстро. А на второй половине проходило огненное колесование. Приговоренному преступнику уже перебили руки, ноги и позвоночник, и привязали изувеченное тело к железному колесу. А сейчас колесо закрепляли на специальных кольях над дымящимися угольями временно угасшего костра. Рядом с эшафотом лежал его предшественник. Или, вернее, то, что от него осталось.