Шестеро против Шекспира. Печальные комедии современности - Шендерович Виктор. Страница 2

Склероз
. Майя Аркадьевна, я устал. Каждое утро вы спрашиваете, кто я. Посмотрите, у вас в тетрадке записано.

Майя Аркадьевна встает и начинает искать тетрадь.

Майя
. Правильно! Врач сказал, Майя Аркадьевна, надо все записывать. И я все записываю, как Нестор-летописец… О, этого я помню… Где же мой бортовой журнал?.. Есть! (Берет тетрадку, открывает.) Это же надо – я все записываю, и все равно ни черта в голове не держится. Так, вчера. (Читает.) «Восемь тридцать. Встала, умылась, оделась. Позавтракала. Имела желудок»… Имела?! Видите, а я не помню. Убейте меня! Но все равно – это важно.

Склероз улыбается.

Что вы улыбаетесь? Будете в моем возрасте – поймете. Регулярно иметь желудок – это большое счастье! И у меня это счастье – к счастью, есть!.. Эх, если бы у меня так работала голова, как работает… Ой, а кто это из великих людей сказал: «Странно: слова – нет, а жопа – есть?» Кто же это сказал? Кто?..

Склероз
. Раневская.

Майя
. Точно – Раневская! (Мечтательно.) Чехов, «Вишневый сад», Раневская…

Склероз
. У-у… Поехала… (Безнадежно взмахнув рукой и тяжело вздохнув, пробует снова уснуть.)

Майя
. Я видела эту постановку во МХАТе. Раневскую играла Алла, Алла… Как же ее, ну… Тарасова! Это было что-то… (Преображается в Тарасову в роли Кручининой.) «Какое злодейство, какое злодейство! Я тоскую об сыне, убиваюсь; меня уверяют, что он умер; я обливаюсь слезами, бегу далеко, ищу по свету уголка, где бы забыть свое горе, а он манит меня ручонками и кличет: мама, мама! Какое злодейство!» (Рыдает почти как Тарасова.)

Склероз
. Майя Аркадьевна, вы все перепутали. Это не Чехов, это – Островский. Монолог Кручининой!

Майя
. Это монолог Тарасовой! Что вы понимаете? Сколько раз я смотрела это по телевизору – столько раз плакала. (Замечает яблоко на столе.) О, какое яблоко! Подождите, а кто мне принес яблоки? Понятия не имею. Вы?

Склероз
. Я же от вас отойти не могу.

Майя
. Может, Саша. Это ж надо: кто принес яблоки – я не помню, а кто делал мне трепанацию черепа, когда мне было пять лет, я отлично помню. Вам делали трепанацию черепа?

Склероз
. Пока нет, но вы меня доведете.

Майя
. А мне делал сам профессор Амбарцумян. Дай ему бог здоровья и счастья!.. Что я такое говорю, ему уже тогда было лет семьдесят… В таком случае – дай ему бог счастья на том свете!.. Может быть, там оно нужнее, кто знает…

Склероз
. Придет время – узнаете.

Майя
. Да, но я туда не тороплюсь… Профессор Амбарцумян Левон Саркисович был уже на улице и шел из больницы домой, когда мимо него пронесли девочку на носилках. Это была я. И он вернулся в операционную. Так я вас хочу спросить – кто сейчас вернется делать операцию какой-то девочке за бесплатно? А?.. Если бы скорая тогда приехала на десять минут позже, профессор Амбарцумян ужинал бы дома, а памятник на кладбище ставила бы не я маме, а мама – мне. С тех пор я в больнице больше не лежала. Мне кажется…

Склероз
. Когда кажется – креститься надо.

Майя
. Ну, креститься мне, пожалуй, уже поздновато…

Склероз
. Майя Аркадьевна, идите завтракать, вам пора принимать таблетки.

Майя Аркадьевна что-то ищет.

Майя
. Подождите, а куда я дела свой календарь? У меня где-то тут лежал календарь… Убейте меня!

Склероз
. Начинается!

Майя
. Так, кто мне скажет, какой сегодня день?

Склероз
. С утра был вторник.

Майя
. Опять вторник?! А число?

Склероз
. Двадцатое первое апреля.

Майя
. А год?

Склероз
. Майя Аркадьевна, зачем эти вопросы, если вы все равно через пять минут забудете?

Майя
. Ну и что? Я не помню того, что произошло только что, зато вы понятия не имеете о том, что было когда-то. И неужели так трудно мне напомнить?

Склероз
. Не трудно. Пожалуйста – двадцатое первое апреля две тысячи пятнадцатого года.

Майя
. Что?! Уже – две тысячи пятнадцатый год? Мама дорогая! И давно?

Склероз разводит руками.

С ума сойти! А я родилась в тысяча девятьсот двадцать седьмом. Две тысячи пятнадцать минус тысяча девятьсот двадцать семь… Где мой калькулятор? (Достает из ящика стола счеты, на счетах считает.) Восемьдесят восемь… Мне – восемьдесят восемь лет?!

Ого, ничего себе! Да, не каждый человек доживает до восьмидесяти восьми…

Склероз
. Еще бы!

Майя
. Но, с другой стороны, и не каждый доживший до восьмидесяти восьми – человек… Ну – так кто вы такой? Не вижу, где записано, а я ничего не помню. Убейте меня! Потому что у меня – склероз.

Из-под пледа вылезает Склероз – мужчина средних лет в трусах и майке.

Склероз
. Наконец-то вы вспомнили! И успокойтесь, Майя Аркадьевна, никто вас не собирается убивать. Да, я – Склероз. И я у вас. Но я могу уйти. Хотите? Я могу одеться и уйти прямо сейчас, но вместо меня к вам может прийти Альцгеймер.

Майя
. Не дай бог! Лучше склероз в руках, чем Альцгеймер в перспективе. Живите себе, если у меня вам так нравится. Но одеться вы можете? Все-таки склероз – это болезнь интеллигентных людей.

Склероз
. Я могу одеться. Только не надо путать народ. Болезнь интеллигентных людей – это геморрой. А склероз – это демократичная болезнь самых широких слоев населения. Так что цените меня. И вообще, я вам, Майя Аркадьевна, так скажу: если в восемьдесят восемь лет у вас только склероз и чуть выше нормы сахар – это совсем неплохой диагноз! (Надевает штаны. Застегивает ремень.)

Майя
. Другой бы спорил… Но у вас и этого нет!

Склероз
. Так мне и не восемьдесят восемь.

Майя
. Это – правда. Если вы мой склероз, то вам максимум – лет сорок. Как раз тогда я забыла, что поставила варить сгущенку на торт и пошла покупать елочку. А потом весь Новый год я отскребала сгущенку со стены и потолка.

Склероз
. Но все равно, Майя Аркадьевна, какие-то болезни в старости нужны. Мы же – не бессмертны. Отчего-то же, милая моя, умирать надо.

Майя
. Да. Я помню, у нас на пятом этаже жила старушка Таисия Карловна. Она жила одна. У нее никого из родных не было.

Однажды утром она встретила моего папу и сказала: «Все! С этим делом, Аркадий Львович, надо что-то решать!» «О чем это вы, Таисия Карловна?» – спросил папа. «Да так», – ответила она. А вечером она решила этот вопрос радикально – выбросилась из окна, и все! Самая страшная болезнь в старости – это одиночество.