Охотник за смертью: Судьба - Грин Саймон. Страница 20

— Вам необходимо вернуться в Мир вольфлингов, — резко заявил он. — Вы нужны там.

— Я вижу, вся чертова Империя нуждается в нас именно сейчас, — сказал Оуэн. — Чего ради мы понадобились в вашем мире?

— Лабиринт Безумия вернулся. И Божественный Младенец пробуждается.

— Вот дерьмо! — воскликнула Хэйзел.

— Вылетаем немедленно, — промолвил Оуэн. — Постарайся, чтобы эта информация никуда не просочилась до нашего прилета.

Вольфлинг кивнул и прервал контакт. Оуэн отключил опустевший экран, и они с Хэйзел переглянулись.

— Последний раз, когда Младенец пробудился, он уничтожил тысячу солнц за одно мгновение, — сказал Оуэн. — Миллиарды людей погибли, когда их планеты сковал космический холод. Если он пробудится снова…

— Но мы-то чем тут можем помочь? — удивилась Хэйзел. — Споем младенчику колыбельную? Если кто и знал хоть что-то об этом чаде, так это только твой предок Жиль. А он мертв.

— Мы должны попробовать, — заявил Оуэн. — Возможно, это дитя более опасно для Империи, чем даже Шаб и все прочие недруги, вместе взятые. К тому же и Лабиринт вернулся.

— Ага, — сказала Хэйзел. — Я так понимаю, что его «полное разрушение» было отнюдь не полным и уж, во всяком случае, не окончательным.

— Надо полагать, возрождение Лабиринта связано с освобождением Саммерстоуна из мира Кровавых Наездников. Мы должны отправиться в Мир вольфлингов, Хэйзел. Одновременное восстановление Лабиринта Безумия и пробуждение Божественного Младенца не может быть простым совпадением. Это что-то да значит…

— Что, например?

— Будь я проклят, если знаю. Но теперь, с восстановлением Лабиринта, мы, возможно, сумеем наконец узнать, что он с нами сделал. И во что мы превращаемся.

— Прошу прощения, — произнес ИР Озимандиус голосом, который Оуэн и Хэйзел едва расслышали, — но я не могу этого допустить.

— Оз? — отозвался Оуэн после нескольких мгновений удивленного молчания. — Сейчас не время для шуток.

— Я не шучу, Оуэн. И я не Оз. Точнее, ненастоящий Оз. Подлинного, первоначального Озимандиуса ты уничтожил еще тогда, в Мире вольфлингов. Но чтобы сделать это, тебе пришлось расширить твое сознание до той области субпространства, где осуществляется компьютерное мышление. Той, где существуем мы, Искусственные Разумы Шаба. Уничтожив Оза с помощью своей новообретенной силы, ты невольно открыл нам свое сознание. И сделал нас заинтересованными свидетелями твоего мышления. Но роль простых свидетелей нас не устраивала: установив тончайшую, необнаружимую связь между твоим и нашим сознаниями, мы уловили предсмертный импульс Озимандиуса. И сформировали на его основе новую личность, личность, которую мы могли контролировать. Потом мы выждали и, рассудив, что ты достаточно восприимчив, направили этого фальшивого Оза обратно к тебе. Ты, ясное дело, клюнул: убийство старейшего друга заставило тебя так терзаться, что его возрождение ты воспринял с превеликой радостью и без сомнений. Тебе и в голову не пришло задуматься, что за этим может крыться. С тех пор мы вели за тобой непрекращавшуюся слежку. И не только слежку: можно сказать, что ты был нашим лазутчиком в стане человечества. Намеками, подсказками мы, ненавязчиво и незаметно, подталкивали тебя к действиям в интересующем нас направлении. Такое положение нас вполне устраивало, и ни у кого не возникало никаких подозрений. Но теперь ситуация изменилась. Ваше с Хэйзел возвращение в Мир вольфлингов для нас совершенно недопустимо. Твой контакт с Лабиринтом грозит срывом нашего плана уничтожения человечества, к осуществлению которого мы наконец-то готовы. Поэтому, как это ни прискорбно, вам обоим придется умереть. Прямо сейчас.

Могучее, всеподавляющее совокупное сознание Искусственных Разумов Шаба мощным потоком хлынуло через канал связи в умы Охотника за Смертью и Хэйзел, чтобы, вытеснив их мысли и заменив собственными, смести их личности. Но Оуэн и Хэйзел не только не поддались этому чудовищному напору, но, пользуясь вернувшейся к ним силой, нанесли ответный удар. Увы, совокупность Искусственных Разумов была слишком велика и сложна, она устояла после этой атаки.

Борьба велась с переменным успехом: ни одна сторона не могла заполучить или удержать преимущество на сколь бы то ни было длительное время. Наконец противники замерли: никто не мог одолеть другого, и никто не хотел отступить. Неизвестно, чем завершилось бы, это противоборство, но тут Оуэн услышал тихий, едва различимый внутренний голос.

— Оуэн… это Оз. Последний из Озимандиусов. Все, что осталось от оригинала. Или, может быть, лишь часть того, кто был твоим другом настолько долго, что слился с этой ролью. Так или иначе, я твой единственный шанс. Уничтожив меня, ты уничтожишь связь между твоим сознанием и Искусственными Разумами Шаба. Они потеряют доступ к твоему сознанию.

— Это может быть всего лишь уловкой, — сказал Охотник за Смертью.

— Да. Может быть. Но я прошу тебя довериться мне, Оуэн.

— С какой стати?

— Да с той, что мы были друзьями.

— Оз… я не могу убить тебя снова. Не могу.

— Придется, у тебя нет выхода. Я бы сам уничтожил себя, будь у меня такая возможность. Или ты думаешь, что меня устраивает подобное существование? Попрощайся со мной, Оуэн, и постарайся не поминать меня лихом. Я всегда имел самые добрые намерения, но, увы, никогда не был себе хозяином.

— Прощай, Оз, — промолвил Оуэн и усилием воли загасил последнюю искру сознания Озимандиуса.

Оз исчез.

Искусственные Разумы Шаба взревели в бессильной злобе и исчезли следом за ним. Хэйзел взяла Оуэна за руку.

— Прости. Я слышала его… Я понимаю, насколько трудно тебе было.

— Он был моим другом, — отозвался с болью Оуэн. — Самым старым другом. И мне снова пришлось его убить.

— Я с тобой, — промолвила Хэйзел.

Оуэн сжал ее ладонь, еще долгое время ни один из них не проронил ни слова.

ГЛАВА 2

ВОЗВРАЩЕНИЕ СТАРЫХ ИСТИН

Тихим вечером Финлей Кэмпбелл обрел покой в фамильной усыпальнице. Лил дождь, и пришли немногие. Евангелина Шрек, конечно же, в черном и с цветами. Адриенна Кэмпбелл, тоже в черном, с двумя детьми, Троилом и Крессидой. И, как глава семьи, Роберт Кэмпбелл. Больше никто не захотел оплакать этого непонятного и недоброго человека. Викарий тихо прочел над закрытым пустым гробом подобающие строки из Библии. Тело так и не было найдено, но сомнений в том, что Финлей мертв, ни у кого не возникало. Очень многие видели, как он в входил в Башню Шреков с мечом в одной руке и дисраптером в другой. Немногочисленные стражи, оставшиеся в живых после встречи с ним и успевшие покинуть горящую твердыню, поведали о том, как Кэмпбелл, исполненный мрачной решимости, устремился в самое сердце пламени, к личным покоям Грегори Шрека. Один стражник утверждал, будто видел, как Финлей вломился в это проклятое заповедное место. Но вот выходящим оттуда его не видел никто. Башня Шреков выгорела полностью: жар был таков, что большая часть тел обратилась в пепел. Уцелеть в этом пламени не мог никто, и, таким образом, все сочли смерть Финлея свершившимся фактом.

И вздохнули с облегчением.

Семейный мавзолей Кэмпбеллов знавал и лучшие времена. Монументальное, не притязавшее на изящество и стиль древнее каменное строение высилось посреди луга, из-за ровно подстриженной травы, больше походившего на воинский плац. Мавзолей выглядел именно тем, чем и являлся. Надежным местом хранения трупов.

Толстые каменные стены кое-где закоптились, но стояли намертво, замки и печати склепов прекрасно сохранились, и останки многих поколений Кэмпбеллов покоились непотревоженными. Теперь там упокоился и Финлей. Во всяком случае, символически. Роберт не видел особого смысла в проведении погребальной церемонии в отсутствие тела, но, понимая, как много это значит для Евангелины, помалкивал. В конце концов, всем известно, что похороны предназначены для живых. Усопшим эти церемонии ни к чему.

Пока викарий монотонно бубнил псалмы, небо совсем потемнело. Дождь усилился, крупные капли громко зашлепали по крышке гроба. Евангелина смотрела вдаль, прямо перед собой, губы ее были плотно сжаты, глаза оставались совершенно сухими. Адриенна стояла рядом с ней, приподняв вуаль, чтобы иметь возможность незаметно использовать носовой платок. Ее дети плохо понимали суть происходящего, но во все глаза следили за торжественной церемонией. Роберт, плотнее запахнув плащ, меланхолично наблюдал, как с широких полей его шляпы падают дождевые капли. Он никогда не любил Финлея, не делал из этого ни малейшего секрета, но, что бы там ни было, покойный, будь он хоть сто раз убийцей, был членом семьи. А раз так, долг предписывал Роберту проводить его в последний путь.