Последний правитель Наймара (СИ) - "Алтейя". Страница 4

Стены деревянные, как и потолок с широкими тяжёлыми балками, с которых на плотной тесьме свисают подвязанные к ним разные странные вещицы. По левую руку стена, по правую круглый очаг из камня с высокой железной трубой, уходящей в низкую крышу. Спереди стол со множеством посуды и пара стульев, на одном из которых деревянная кадка, похоже, с водой.

На зов девушки никто не откликнулся. Хотелось пить. Она больше не успела ни о чём подумать, как впервые за долгое время провалилась в спокойный здоровый сон.

— Эй, ты очнулась, да? — Вставать совершенно не хотелось, было так сладко и тепло, но чужой голос настойчиво звал, бесцеремонно швыряя по разным сторонам остатки сладкой дрёмы.

— Чужеземка, ты всё-таки жива! Я так и знала. На-ка, пей вот давай. — Вернувшаяся Идис изо всех сил будила гостью. По её наблюдениям той пора уже было прийти в себя. И вот именно сейчас она заметила морщащуюся девушку и нашла повод. Хотя отец и запретил вмешиваться, но слишком уж велико любопытство. Ллея послушно глотала отвар, который то и дело проливался мимо рта. Боль, казалось, ушла в небытие, но не страх. Она боялась проснуться и узнать что-то ужасное, но всё-таки открыла глаза.

— Вот это да! — Воскликнула Идис и от неожиданности вскочила, открыв рот. — Они же… зелёные! Впервые вижу.

Ллея с не меньшим интересом разглядывала свою спасительницу. Черноволосая девушка — её ровесница на вид, имела длинные прямые волосы, часть которых состояла из тонких косичек или небрежных спутавшихся волн от них. Узкие чёрные глаза на смуглом худом лице и щёки, яркие как будто обожжённые солнцем, придавали ей слегка запущенный и немного хищный вид. Она была одета в серое простое платье из неизвестного материала, подпоясанное широким кожаным ремнём. Ллея нерешительно коснулась прямого рукава пальцами. На ощупь ткань оказалась колючей и тёплой.

— А там в городе, на знати, они совсем другие… Тонкие и мягкие, даже иногда слегка переливаются. — Мечтательно произнесла колдунья, милостиво позволяя чужеземке трогать свою одежду.

— Значит мы не в городе? — Спросила девушка и с облегчением вздохнула. С незнакомкой говорили они на одном языке. — Как далеко до Золотых островов?

Озадаченная Идис замолчала. Про острова слышала она впервые, но кое-что в географии понимала. — А как они выглядят? Конечно не в городе. Мы с отцом бываем там крайне редко и всё из-за этого дурацкого закона!

Было странно, что про Золотые острова спасительница не в курсе, ведь именно так их называли даже далеко за пределами и мало кто помнил настоящее название страны.

— Ты не знаешь про мой народ. Но разве это возможно? — Надежда прояснить ситуацию с каждой секундой таяла. — Как я сюда попала? — Девушка начинала злиться на неизвестность, которая её пугала.

Колдунья беспечно пожала плечами.

— Через портал из которого выплыла лодка, полагаю. А потом мы с отцом забрали тебя. Его следует благодарить за то, что ты получила вторую жизнь. А, вот, это ещё хотела показать. — Из сундука она достала оранжевое покрывало, припрятанное для себя, и протянула вмиг осунувшейся и оцепеневшей чужеземке.

— Так значит я умерла? — Скорее утвердительно произнесла та и с силой сжала ни в чём неповинное полотно. Колдунья в ответ почему-то только рассмеялась.

— Умерла? Да ты, наверное, спятила! Как там тебя… — Она поправила волосы, и, положив обе руки на плечи девушке, уже серьёзнее произнесла:

— За то, что ты хотя бы здесь, будь благодарна Каа.

— Каа? Разве я совершила в этой жизни что-то дурное, что Сагара оставила меня? — Она с горечью взглянула на Идис, но даже сейчас не позволила себе заплакать. — Меня зовут Ллея.

— А меня все зовут колдунья, но ты, как и мой отец, можешь называть меня Идис Медведица. — Тихо произнесла та. — Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь вернуться домой, но что бы ни случилось здесь, в Наймаре, никогда не верь, что это сон и никому не верь. Даже мне.

— Я надеюсь, ты не слишком долго будешь занята терзаниями? — По обыкновению опомнилась колдунья, которая ни манерами, ни особым чувством такта не отличалась. — Я просто сгораю от любопытства.

Она встала, с трудом вытащила из печи глиняный горшок, поставила его на середину стола и подала гостье глубокую ложку из дерева, больше похожую на половник, виновато опустив глаза:

— Это из того, что осталось чистым.

Ллея действительно проголодалась. Идис ей понравилась, хоть и вела себя странно. Она зачерпнула ароматную жидкость и поднесла ко рту, долго дуя и не решаясь попробовать. От зоркой колдуньи это не укрылось.

— Это репа и куриные головы. Просто похлёбка, хоть и довольно пресная. — Медведица широко улыбнулась.

— Можно я спрошу?

Колдунья радостно закивала, напоминая детскую куклу с головой на пружинке.

— Бог Каа — разве не шакал? Я видела мужчину на обрыве в своём сне. С холодными серыми глазами и чёрными как смоль волосами.

— Похоже на Каа Адлаира, только у него здесь серые глаза. — Немного подумав ответила Идис.

— Шакал… Если вспомнить мифологию, в те забытые времена три великих таинственных мира жили в период жестоких войн: Светлый Наллах, демонический Астрал и долина мертвецов и некромантов Низины. Одержи хоть один из них победу, начался бы хаос. На тогда уже существующих у людей древних странах Наймаре, Сэххише, Хатта-Ара и Чёрных песках это не могло не отразиться, и страна Чёрных песков исчезла. Не осталось в живых никого. Поэтому Хатта-Ара стал править советник Низин некромант Арайа, Сэххишем потомок ведьмы и правителя Наллаха Александр, а Наймаром сам великий Лерегон — прародитель демонов, который за свою жестокость и хитрость был прозван врагами Богом войны, что произносилось как «Каа». Когда наш язык изменился, то слово «Каа» превратилось в слово «шакал», а ещё позже в слово «правитель». В книгах написано, что он остался в Наймаре ради прекрасной земной женщины, чьи глаза были черны подобно самой глубокой ночи, а кожа бела и чиста как первый снег. Когда она состарившись умерла, Лерегон вернулся в Астрал, оставив после себя наследника — Адлаира, обладающего великой силой предков, которую и поныне приказано сдерживать Верховному совету, состоящему из таких же двух демонических потомков — Каа по роду и крови, и ещё там всяких из Правящего дома, дабы не повторилась печальная история прошлого. — Колдунья почесала затылок, мысленно радуясь, что наконец-то её ценные школьные познания хоть для чего-то пригодились.

— Хотя, — добавила она, — конечно же никто не верит, что Адлаир и есть первый потомок Лерегона в Наймаре. Много воды утекло. Скорее всего, Адлаирами было принято называть каждого нового наследника. Это имя единственное в своём роде и принадлежит только правителям. Простым же смертным запрещено к нему так обращаться. Допустимым является только «Каа».

— Ничего не понимаю… — Ллея задумалась. Обычная, казалось бы, легенда. — Разве потомки демона могут быть смертными? И разве люди не видели своего Каа?

— Мало кто видел. Мифы говорят, что нет. Но в таком случае нашему правителю должно быть уже тысячи лет. Так что, скорее всего, они всё-таки смертны. А ещё «Каа» — Бог-покровитель воинов и повелитель всего. Когда произносим молитву, то обращаемся к демоническому прародителю — Лерегону Каа. — Колдунья остановилась, едва заметила явно запутавшуюся Ллею. — Но, что бы там ни писали в книгах, сейчас по городу ходят разные слухи… — Она наклонилась к чужеземке и совсем тихо произнесла:

— Наш правитель не может открыть дверей к своим предкам. Он сошёл с ума в тот самый миг, когда в Книге Судеб смог увидеть пророчество, написанное самим Мелиниром.

— Кем? Какая книга? — Наконец удивлённо переспросила девушка, чувствуя себя совершенно необразованной. Колдунья встала, наливая из кувшина холодный лекарственный отвар и, подав его той, сказала:

— Не мог он никакой книги увидеть, ведь её не существует. По правде, Совет его боится, и кое-кто даже недолюбливает. Он настолько же красив, насколько холоден и жесток. Я лишь однажды видела его улыбку — словно с головой окунулась в январскую прорубь. И к чему Каа тебе снился — не знаю, но будь осторожна и лучше, если Демоны будут милостивы, не позволив вашим тропам пересечься. Так у нас считают многие. — Идис многозначительно замолчала, подумывая, не наговорила ли лишнего и, наконец, быстро успокоив совесть, прошептала: