Долг и верность (СИ) - "Малефисенна". Страница 13

Что же… умелые руки Службы задушили еще один зародыш восстания, хотя победой этой вряд ли назовешь. Будут и другие. Глупо верить, что люди сдадутся. Но куратор намеренно сказал подождать пару дней, значит сегодняшним представлением все не закончится. А мне ничего не хотелось видеть и слышать.

Отложив ложку, я помассировала виски и поджала губы. Видимо, отвык уже организм от крепкого и долгого сна в кровати. Медленно спускающийся по лестнице Рич тоже выглядел заспанным, но, приметив в обеденном зале меня, сразу выпрямился и кивнул.

— Ночь без происшествий?

— Да, госпожа.

— Что Темный? — Рич перешагнул последнюю ступень и сел за дальний конец стола. Вокруг него завертелись служанки.

— Ослаб. Есть отказался.

Такими темпами мы действительно его не довезем. Этого и добивается? Не мои проблемы: мне дали задание, я его выполню. Обязана выполнить. Это мой долг перед Империей, истинное проявление верности Императору. Последний раз взглянув на завтрак, я перекинула ногу через скамейку, затем вторую. Подтянула заправленную в брюки рубашку вниз и проверила забранный хвост. Порядок. Появился вполне хороший повод отвлечься от происходящего.

В ярком дневном свете чердак выглядел не так уныло. Но, несмотря на открытые окна, еще четко ощущался запах человеческих тел. Металлические предметы — столовые приборы, ручки и щеколды — слабо поблескивали в дневном свете, отбрасывая солнечных зайчиков на не ошкуренные доски и распорки крыши. В широких столбах света виднелись летающие пылинки, скручивающиеся в хаотичных направлениях от очень слабого дуновения ветра. На столе до сих пор стоял нетронутый ужин, который при такой духоте вот-вот начнет портиться. Все три кровати были безукоризненно застелены и выправлены. На одной из них я мельком заметила еще сложенную верхнюю одежду обмундирования. Увидев меня, Арон одним движением надел поверх темно-серой рубашки безрукавную черную накидку с искусственной позолотой вдоль бортов, застегнул на поясе ремень и подобрался. Но я почти не обратила на него внимания, остановив взгляд ровно на середине комнаты.

— Выйди, — поторопила я Арона, не тратя времени на прочие указания: слишком неожиданно столкнулась с неуверенным взглядом Темного — полным и злобы, и надежды, — чтобы отвлекаться на что-то еще. И тот факт, что он как-то держался на ногах без посторонней помощи, тоже путал мысли. Появившиеся на его лице мелкие морщинки весьма красноречиво говорили о каких-то внутренних сомнениях, а сведенные к переносице брови — о неуместной в его положении решимости. Едва-едва, но ситуация все же вызвала у меня любопытство, на миг позволив забыть о происходящем за стенами здания. Видимо не достаточно ему оказалось голодовки, раз после всего позволяет себе на что-то рассчитывать. А он определенно на что-то рассчитывал, как будто точно знал, что я приду.

— Когда их казнят? — безэмоционально спросил Темный, как только за Ароном закрылась дверь. Голос Темного хрипел, но был твердым. Он вцепился руками в спинку стула и на несколько секунд опустил плечи. А ведь, кажется, я сама пришла сюда с вопросами.

Отвечать я не торопилась, как-то слишком заострив внимание на фигуре напротив. Мужчина едва стоял, руки подрагивали, на груди и подмышками рубашки, позаимствованной у покойного, темнели пятна, и загорелое лицо как-то побледнело и блестело от пота. Но в первую очередь он спросил о тех людях. Как будто вообще не думал о себе, хотя по моему приказу не ел почти неделю: тот кусок оленины, который отдал ему признавшийся в такой вольности Киан, был последним.

— Сегодня днем, — отстраненно ответила я, внимательно наблюдая за его реакцией, раз мой дар на Темных не распространяется. Как и на Светлых, увы.

— Обвинение в связи с ополчением? — спросил тихо, настороженно: знал, что я могу не ответить. Но мне хотелось знать, к чему он ведет.

— Да.

— Они не виновны. — Эта фраза ничуть меня не удивила.

— С чего ты взял?

— У меня была возможность вступить в их ряды, — он опасно пошатнулся, но продолжил стоять, даже попытался выпрямиться. Явно из чистого упрямства. Вообще весь этот разговор сам по себе был невозможен. Чтобы он, кто так сильно меня ненавидит, ходил вокруг до около, стараясь подбирать нужные слова. — Они бы никогда не стали так рисковать людьми и прятать оружие в населенном районе.

Будь сегодня другой день, я бы изогнула бровь и всеми силами вытянула из него потенциально ценную информацию о связи с повстанцами, ведь такие детали их подпольной деятельности он не мог придумать сам. Но день оказался не тот.

— Возможно. Но сейчас это уже не важно.

Виновны или нет, не это имело значение. Служба должна кого-нибудь обвинить, чтобы держать народ в узде. Чтобы все боялись и жили с этим страхом в покорности и преданности абсолютной силе. Конечно, гладиатор мог о таком и не задумываться. Куда рабу до подобных политических ходов. Хотя, раз он был Темным, то раньше принадлежал точно не к низшей касте. Но я думала об этом очень часто. Может, даже слишком, пока в конце концов не смирилась с тем, что все равно неизбежно.

Мысли увели меня от этого разговора достаточно далеко, так что я не смогла сохранить лицо, услышав его тихую, но настойчивую просьбу.

— Спаси их, — я даже не среагировала на вдруг появившееся «ты», что раньше всегда цепляло и заставляло возвращаться к очень неприятным воспоминаниям.

Какого черта он меня об этом просит? Это не мое дело, а этого города, который не смог спрятать от цепких глаз свои секреты. Пусть куратор и был мастером идти по следам, ополченцы тоже не были слабаками, раз до сих пор существовали. Но в этот раз оказались на шаг позади, и за это им придется заплатить. Он же ополченцем не был. Нет, он был рабом, и гладиатором, который убивал быстро и хладнокровно. Который убил и моих людей — скорее, уже на одного больше: хороших вестей от Лекса так и не было. У такого существа не должно быть жалости или сочувствия. Но, видимо, что-то все-таки было, и, я уверена, именно это вынудило Киана молчать.

— Что ты сказал? — на этот вопрос он опустил глаза.

— Я знаю, что ты можешь. Невиновные не заслуживают такой смерти. — Я понимала, почему он сделал акцент именно на этом слове. В южной провинции казни растягивались на долгие часы, и каждую секунду, положенную на страдания, жертвы были в сознании. Мне посчастливилось не присутствовать на уличных казнях, но из увиденного за семь лет с лихвой хватало всего остального. Значит, ему тоже сложно было отгородиться от намеченной демонстрации. Только здесь не о чем разговаривать.

— Твои домыслы — не повод сомневаться в приговоре куратора, — оборвала я.

— Это не домыслы. Эти люди — не мятежники. Ополчение еще ни разу не строило подполье под торговыми площадями.

— Или мы просто нашли первое. — Не скажу, что его слова были лишены смысла. Скорее всего, пойманные просто занимались контрабандой. — Какое тебе до них дело?

— А тебе никакого? — зло выкрикнул он, позволяя ненависти выступить вперед. Так намного лучше. Теперь я видела его настоящего: уже не бледного и покорного, а воина, каким он был на Арене, когда отказался убивать. Видела и теперь понимала, что в этом человеке нет и капли покорности судьбе. В этом я ему позавидовала.

Почему-то сразу я не сопоставила простые вещи и из-за этого сделала неверные выводы. Но, смотря сейчас в его глаза — полные такой знакомой уже ненависти, — я поняла причину его расчетливости и беспощадности. На наших одеждах не было символики императора, но в тот момент гладиатор увидел, как я орудую кнутом. И этого оказалось достаточно. Невероятно.

— Служение Императору не означает заботу о подданных?! — меж тем он продолжал распаляться все больше и больше, кажется, даже не заботясь о возможных последствиях.

Его вопрос был справедлив, но на него нечего было ответить. Не я решала, что хорошо для Империи, а что плохо. Если ему я казалась офицером, нужно было показать сразу то, что много лет назад доказали мне: я только пешка. Но не сейчас. Лучше безразличие, чем проявление слабости.