Детектив в маске - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 5

Раньше время по утрам я с легкостью определяла на слух – по характеру и интенсивности шума во дворе соседнего детского сада, но карантин сбил все настройки. Теперь у нас и в девять утра предрассветная тишь, только птички поют-заливаются.

– Воистину воскрес, и по этому поводу мы сегодня организуем спецоперацию, – по-прежнему таинственно ответила моя лучшая подруга, но не сдержала ликования и слишком повысила голос, разбудив и моего супруга.

– На моем головном мозге? – плаксиво уточнил он место проведения спецоперации.

Ирка, довольно хохотнув, отвалилась от трубки и уступила место собственному благоверному.

– Колянос, амиго! – радостно завопил тот. – Текила стынет, мясо маринуется, препарасьон нумеро уно!

– Еще и препарируют? – боязливо пробормотал не проснувшийся толком Колян и от греха подальше уполз под одеяло с головой.

– Трусишка зайка серверный, – попеняла я ему. – Знал бы не только языки программирования, понял бы, что это испанский. Моржик сказал: готовность номер один! Кстати, к чему? – я опять сменила собеседника, вновь притиснув к уху трубку.

– Ну как же! Вы едете к нам в гости!

– Да? – я почесала в затылке. – Но карантин же…

– Так. Вы уже сколько сидите? Три недели? И мы три недели. У вас все здоровы? И у нас все здоровы. И – та-да-да-дам! – губернатор разрешил с одиннадцати до шестнадцати часов совершать деловые поездки по городу на личном транспорте!

– Так то деловые… – засомневалась я.

– А у нас к вам дело! – уверенно заявила подруга. – Даже два дела: текила и шашлык!

– Мне показалось – или кто-то сказал «шашлык»? – откинул одеяло Колян.

– Воистину воскрес! – сдалась я. – Ждите, скоро будем!

Спецоперация началась в одиннадцать ноль-ноль. Яростно шикая друг на друга, я, муж и сын гуськом спустились по лестнице. Несмотря на предпринимаемые усилия, шесть ног и три речевых аппарата производили многовато шума.

В трехэтажном «сталинском» доме, где мы живем, всего двадцать четыре квартиры, по две на этаже, и даже в докарантинные времена у нас было тихо-спокойно. Теперь же и вовсе тишь да гладь… Хотя препятствий на пути совсем не осталось: во всех четырех подъездах двери с кодовым замком день и ночь стоят нараспашку, чтобы можно было ходить туда-обратно, ни к чему не прикасаясь. Лифтов у нас, понятное дело, нет.

– Внимание! – Колян высунул нос на крыльцо и огляделся. – Все тихо, первый пошел! – доложил он и выскользнул за дверь.

Я заняла освободившееся место на пороге и полюбовалась, как затейливо, суперкороткими перебежками от одного укрытия до другого, супруг продвигается к нашей машине во дворе. По прямой до нее было метров двадцать, но Колян умудрился превратить их в сто, проложив путь по сложной кривой с остановками за мусорным баком, одиноким деревом в центре круглого двора, вывешенным кем-то на просушку пододеяльником и столбом, поддерживающим навес над крыльцом соседнего подъезда. За столбом двухметровый могучий Колян не помещался даже навытяжку, «в струнку», и в комплекте с навесом со стороны походил на одинокого атланта.

– Типа, все остальные атланты ушли работать на удаленку, – хихикнул сын, когда я поделилась с ним этой своей ассоциацией. – Я так и не понял, зачем мы прячемся? По телевизору же говорили, с одиннадцати до шестнадцати можно ездить на машинах без пропусков?

– Это не помешает кое-кому заклеймить нас позором, – заверила я его. – Бабке Плужниковой губернатор не указ, она предаст нас анафеме как нарушителей карантина и будет кричать из своего окна, как Ленин с броневика, пока не сорвет голос.

– А потом будет страшно сипеть и плеваться, – поежился сын.

Манеры бабки Плужниковой мы оба знали прекрасно. Эта старушка под девяносто лет в свое время была какой-то важной шишкой в крайкоме профсоюзов, и с тех пор ни на йоту не утратила гражданской активности. Не смотрите, что с виду бабуся божий одуванчик, ей только дайте классового врага – и она будет бороться с ним до своей неминуемой победы.

Дождавшись, когда Колян заведет машину, мы с сыном синхронно просквозили через двор по кратчайшему пути, запрыгнули в наш экипаж и уже на ходу пристегнулись. Колян не стал дожидаться, пока мы комфортно устроимся – он тоже в курсе привычек бабки Плужниковой и уже не раз принимал на крышу авто ядовитые плевки, яблочные огрызки и фруктовые косточки. По-моему, бабка специально складирует их у себя на балконе, чтобы всегда иметь под рукой необременительные метательные снаряды – верное средство выражения неудовольствия, осуждения и презрения. И ладно бы старушка этим ограничивалась, так нет же: она еще и жалуется на всех подряд куда только можно! Увидит нас сейчас – напишет тому же губернатору на сайт, например, или в твиттер. Бабуля смекалистая и успешно осваивает новые технологии. В домовой чат наш строчит, точно Анка-пулеметчица!

– Кажется, пронесло, не увидела, – выдохнула я, скользнув взглядом по закрытым окнам бдительной старушки.

С внутренней стороны тихий дом с подъездами нараспашку выглядел необитаемым, как будто жители в спешке его покинули. Отчасти так и было: те из соседей, у кого имелась дача в пригороде, предпочли самоизолироваться там, поближе к природе. На втором этаже в одном из окон безмятежно спал кот, на третьем за плотной антимоскитной сеткой смутно маячило крупное оранжевое пятно – не иначе еще одна наша возрастная соседка, Элина Абрамовна Фунтова. Она обожает блестящие атласные халаты ослепительных цветов – лично я ее наблюдала в алом, апельсиновом и золотом. Колоритная женщина, ей уже за семьдесят, а она так энергична и жизнерадостна, что ее взрослые дети хватаются за голову. Другие в ее возрасте развлекаются исключительно перед телевизором, а Элина Абрамовна то в музей на открытие выставки, то на танцы в парк унесется. Есть у нас в городском парке такая пенсионерская дискотека, там бодрые бабушки и дедушки отплясывают на зависть молодым… отплясывали до карантина. Сейчас, конечно, и они сидят по хаткам – группа риска, как-никак.

Вырулив со двора, мы объехали дом, построенный буквой «Г», с внешней стороны. Тут былой живости тоже не наблюдалось: не парусило свежевыстиранное белье на веревках, не лилась из окон музыка, не пыхал сигаретный дым… Только в жилище многодетного семейства Челышевых на первом этаже жизнь по-прежнему бурлила – в одной комнате занавески на окне тряслись, как юбки пляшущей цыганки, а в другой, похоже, разворачивалось сражение. Когда мы проезжали мимо, в оконное стекло изнутри с размаху влепился невнятный комок цветных соплей с глазами, мгновение помедлил, пучеглазый и распластанный, а потом скукожился и пополз вниз.

– У Челышевых прибавление? – спросил Колян, зафиксировавший это явление краем глаза.

– Это не ребенок, папа! Это лизун! – захохотал сын, к своим семнадцати еще не забывший простые радости детства.

– А так похож на Ваську, – пожал плечами Колян.

– Такой же синий? – догадалась я.

Василий Челышев, увы, был большой любитель заложить за воротник.

У нас, надо сказать, интересный дом, кого в нем только нет. То крыло, где мы живем, строилось как элитное жилье, которое получали партийные боссы краевого уровня. Из этих первопоселенцев в живых осталась одна бабуля Плужникова, так что былой стройности ряды жильцов уже не являют. Потомки партайгеноссе пошли по дороге жизни врассыпную, кто-то вообще продал отчий кров – нам, кстати говоря. А второе крыло изначально было населено трудягами, заслужившими квартиру работой в заводских цехах. Завод уже закрылся, рабочие специальности давно не в чести, и кого теперь только в нашем доме нет. Рукастые мужики, сшибающие копеечку где придется, алкоголики-тунеядцы, офисные клерки, учительница, врач, жена богатого мужа, удравшего от нее в Испанию, депутат горсовета, пара бизнесменов средней руки, мелкий торгаш, превративший свой ржавый гараж-ракушку в склад ворованного бензина, два таксиста, с десяток пенсионеров, а еще программист и писатель – это мы с Коляном. Ну, и дети, конечно, в основном, школьники. Не двор, а действующая модель страны в миниатюре.