Доктор 5 (СИ) - Афанасьев Семён. Страница 33

Доложив о третьем, незапланированном, десятке караванщиков, кэп подытожил:

— Не азиаты. Наводка «соседей» «левая», это вообще тот ли караван? А то я уже тревожусь. И приданный ваш тут с одним неучтённым из каравана уже что-то не поделил, — кэп деликатно опустил детали, понимая, что по возвращении комитетский априори будет в роли оправдывающегося. Что уже изначально проигрышная позиция, случись вдруг взаимные претензии: чего вылез? Как тебя связанный человек-то вырубил? Да ещё на задаче.

— Да и хер с ним, — отмахнулся начштаба, — живой же? Ну вот и хер с ним… Н А Ш Е на месте?

— Так точно, но что тут делает третий десяток людей? — пытался прояснить неизвестные детали кэп.

Однако начштаба уже утратил интерес ко всему прочему, явно пребывая на волне радужного позитива:

— Вот приводи в чувство этого звездоносца, — имелся ввиду явно «турист», — пусть он и определяется! Кто такие, откуда, что с ними делать… Это вообще их наводка. Мы свою задачу выполнили. Полностью, — начштаба многозначительно подчеркнул интонацией последнее слово и отключился.

Приведённый в чувство «турист» первое время задумчиво таращился в горизонт, не фокусируя зрения. Затем, понукаемый кэпом, развил бурную деятельность. Во-первых, связался со своими (сидевшими на полдня пешком ниже по склону), призвав их к себе наверх. Во-вторых, после сеанса связи, уныло сообщил кэпу, что «свои» будут выдвигаться только к завтрашнему обеду в лучшем случае — погодные условия и инерционность.

В-третьих, про третий «лишний» десяток ничего не знало и начальство «туриста». Посему, с этим десятком надлежало внести ясность лично, срочно и на месте: а то мало ли что.

«Туристу» для его секретных задач отвели наспех разысканную пещеру в трёх сотнях метров и выделили Калдыгулова в придачу с ещё одним бойцом (от греха подальше).

А вот в связи с намерением «туриста» начать опрос прямо тут, обнаружилась нешуточная проблема: при попытке отделить кого-то от «не-азиатского» десятка (исключительно для опроса, кстати), весь десяток голосил, бился в истерике и шумел так, что кэп лично вынужден был махнуть рукой Ерболу и отвести комитетского в сторону:

— Слушай, я не знаю твоих раскладов, но тут старший не ты. — Кэп пристально впился взглядом в переносицу собеседника, который и не думал возражать. — Вот шуметь на всю округу не надо! Как будто вас всех тут в жо*у е*ут… Мне их всех исполнить проще, и потом отписаться в штабе! Чем ждать, кто за ними следом может идти и на этот шум болезненно среагировать. — Кэп многозначительно посмотрел на комитетского, намекая, что за одним неспрогнозированным десятком вполне следом может идти и другой. Но уже совсем иначе экипированный и даже местами вооружённый.

— Так а я что, — задумчиво принялся оправдываться собеседник. — Ты ж сам видишь, бурлят на ровном месте.

— Бурлить начали после твоих действий, — отрезал кэп. — Нам на выходе базар не нужен. Ты как-то аккуратнее решай вопрос с беседами, — продолжал напирать кэп. — Твои подойдут, почитай, через сутки. А за это время… — Кэп деликатно оставил за кадром тот факт, что из кабинетных коллег комитетского подкрепление было ещё то. Несущественное, одним словом. — В общем, в наших делах, — кэп красноречиво посмотрел на комитетского, — шуметь на выходе категорически неправильно. Делай что хочешь, но ор уйми.

— Понять бы ещё, что они говорят, — сконфужено признался собеседник, оценивший деликатность кэпа. — Я их не понимаю, даже близко.

— Так бы сразу и сказал, давай разбираться, — кивнул кэп, поскольку задача и перспективы приобрели какие-то читаемые конфигурации. — Ербол, ко мне! Понимаешь их хоть чуть? — кэп указал подскочившему Калдыгулову на третий десяток, вопросительно подняв бровь.

— С пятого на десятое, — кивнул Ербол. — Если медленно будут говорить, и бумагу с карандашом взять, объяснюсь. Через письменность, на крайний случай. У них диалект какой-то, плюс фонетика никак не классическая. Говорят, как с х**м во рту. Извините…

— А что за язык-то?! — взвился в воздух комитетский в свете открывшихся перспектив.

— У меня классический фарси был в институте, — флегматично отозвался Калдыгулов. — А они говорят на каком-то таджикском или афганском диалекте, я не очень понимаю на слух. Но если говорить медленно, и дать время, то всяко объяснимся. В худшем варианте, через письменность.

Комитетский смотрел на Калдыгулова широко открытыми глазами настолько неповторимо, что кэп счёл нужным пояснить:

— У Ербола мать оттуда, от соседей; а отец наш. До двенадцатого года, они жили там. А он там три с половиной курса в институте востоковедения отучился. В армию у нас пошёл, когда переехали по репатриации. Потом у нас и остался.

— Всё равно у нас же института востоковедения нет, — второй раз за минуту флегматично пожал плечами Калдыгулов. Но что он шутит, из двоих офицеров понял только кэп.

Как оказалось, перепуганные не-азиаты испугались то ли физического насилия, то ли вообще расстрела. Говорить хотели только с начальством прикомандированного (сам он их чем-то не устроил), вести себя обещали смирно, и впоследствии никаких проблем не доставили.

А боднувший комитетского товарищ, оказывается, просто обознался (плюс пребывал в лёгком наркотическом опьянении, как пояснил один из десятка). Плохого ввиду не имел, просто дурак… Испугался, когда «турист» обниматься полез.

Роберт Сергеевич с дедом отошли куда-то курить: первый, под неодобрительным взглядом своей жены, «расчехлил» коробку с сигарами, вопросительно взглянув на деда и отца. Отец отрицательно покачал головой, а дед потёр руки.

Наши с Леной матери через минуту тоже переглянулись между собой, взяли сумочки и направились в противоположном от мужчин направлении.

Я, пользуясь моментом, не удерживаюсь и решаю спросить отца:

— Батя, можешь пояснить, чего мать так себя вела? И почему ты сидишь, как воды набрав?

— Да у нас личные разногласия кое-какие, ещё оттуда, — мнётся отец (а я вижу, что он явно что-то не договаривает). — Но это даже не главное… Если ей вожжа под хвост попала, я уже не пытаюсь встревать, — признаётся отец.

— Спрошу тогда иначе. А кто в семье хозяин? — говорю в лоб.

Отец удивлённо смотрит на меня:

— Боюсь, мы не оперируем такими понятиями.

— Пап, вот пока ты такими понятиями не оперируешь… — смеюсь про себя, не заканчивая фразу. — В общем, давай договариваться. У меня к тебе вопрос, переходящий в претензию. Вопрос: ты можешь гарантировать адекватность своей жены на следующем мероприятии, когда будет куча гостей, в том числе моих? И где, в отличие от сегодня, будет присутствовать и Лена? Которая эти эскапады видит насквозь, ещё до того, как мать воздуха наберёт?

— Не уверен, — качает головой отец. — Я могу только за себя отвечать. Но никак не за другого человека.

— Ну-у вообще-то, этот другой человек — твоя вторая половина, — кошусь на него. — Впрочем, если у вас какие-то свои отношения, спрошу её прямо и сам. В конце концов, родной сын.

В этот момент, как по заказу, мать возвращается за стол одна (откуда-то, куда они направлялись вместе с Зоей Андреевной). Она быстро окидывает взглядом диспозицию и сводит вместе брови (пытаясь придать лицу более значимое выражение):

— Саша, хорошо, что пока никого нет. Раз все свои, то… Я понимаю, что ты очень молод и твоя решительность проистекает исключительно из-за отсутствия опыта. У Лены чудесные родители, и сама она очень хорошая, НО… — мать делает паузу, бросая на меня оценивающий и пытаясь понять, как я отношусь ко всему сказанному. Видимо, понять ей ничего не удаётся, потому что она продолжает. — Жениться, будучи школьником, неправильно. Как ты будешь содержать семью? Я вижу, что Роберт с Зоей запросто могут взять вас на буксир по финансам; видимо, это и имело место… Судя по твоей уверенности в завтрашнем дне… Но жениться в школе, ещё и по залёту, плюс на девушке, которая настолько старше!.. — Мать многозначительно и победоносно смотрит на меня, затем тянется к ближайшему блюду. — Вот жаркое хорошее, — она зачем-то накладывает мне в тарелку полторы порции голодного человека. Хотя я сыт. — В общем, давай всё переиграем. Пока не поздно! — Она вопросительно смотрит на меня, транслируя максимальную озабоченность.