(Не)реальный (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta". Страница 16

— Ну, Лиза-а-авета, — тихонько простонал Макс, прикрывая глаза ладонью — кажется, такая неловкость была в порядке вещей. А у девочки же глаза стали жутко несчастными, будто она ужасно не хотела расстраивать отца. Аленка поморщилась — все-таки мороженое было холодным, и ощущать его сквозь джинсы было не очень-то приятно, но хрен с ним. Спокойно подхватила шарик мороженого с собственного бедра, бросила его в вазочку, поставила её на стол, а затем лизнула пальцы. М-м-м, карамельное…

— Мне такое же закажешь? — безмятежно глянула на Макса и, получив его утвердительный кивок, встала из-за стола. Джинсы нужно было хотя бы замыть. На это много времени не нужно было.

Кожа под джинсами была липковатая, сахар все-таки пропитался сквозь ткань, но это можно было пережить, главное вечером добраться до душа.

Когда за спиной хлопнула дверь туалета — Аленка особого значения не придала. В конце концов, ресторанчик был не пустой, в нем были люди, мало ли кому приспичило? Лишь потом, когда после хлопка двери последовала только тишина, Аленка отвернулась от раковины, стряхивая с ладоней воду.

А у двери, набычившись и надувшись, сунув ладошки в кармашки джинсов, стояла Лиза.

Глава 17

— Тебя папа извиниться послал? — мягко поинтересовалась Аленка, и Лиза недовольно пфыкнула. Мда. Вот даже вслух не надо было говорить, что Аленка ей никак не нравилась. Ну ладно. Это можно было пережить.

— Вот еще, — тихо буркнула она. — Не буду я перед тобой извиняться.

Ох-хо, юная амазонка защищала свою территорию. Никаких левых теток — у нас есть Валя, а? Мда, сложный кастинг, ничего не скажешь. И режиссер какой попался придирчивый…

— Да и не надо, — Аленка сунула руки в сушилку под тугие струи сжатого воздуха. — Руки только перед едой помойте, ваша светлость.

— Ты мне никто, — возмущенно вскинулась девочка, — не буду я тебя слушаться.

Говорила она нахально, наверняка хотела вывести из себя. Вот только она не на ту напала. У Аленки иммунитет к подобным выкрутасам был с семи лет, с того самого момента как мама притащила из роддома копошащийся розовый кулек с Анютой внутри. Более того, Аленка удержалась и не фыркнула, хотя выражение лица у девочки было ужасно потешное — боевое, будто Лиза стояла напротив Гитлера и собиралась героически сгинуть в неравной борьбе. По себе Аленка помнила — ничего не мог сделать взрослый более оскорбительного, чем заржать, пока ты на него злился. Детей следовало воспринимать серьезно, особенно если ты им приходился хреном с горы. Потому что они-то себя точно воспринимали очень-очень серьезно. Это папе можно было видеть в Лизе принцессу, маленькую императрицу — да хоть черта лысого. Папа — это папа. А левая тетка, прояви она неуважение, стала бы лютым врагом надолго, возможно, даже навсегда и без права апелляции к приговору.

— Не помоешь руки — живот заболит, — практично вздохнула Аленка. — Особенно, если вы с папой хорошо гуляли. Но это не приказ, ваша светлость. Ты же знаешь, что это просто правило. И, наверное, папа тебе о нем тоже напоминает.

Лиза набычилась, молча глядя на Аленку. Ну, ясно. Папа, разумеется, напоминает, но «врагу спину не подставляй и позиций при враге не сдавай». Аленка нейтрально кивнула девочке и, осторожно протиснувшись мимо нее, вышла из туалета, возвращаясь за столик.

Макс успел достать планшет из сумки и что-то колдовал над ним. Заметив Аленку — отключил экран и отодвинул планшет, вопросительно взглянул на девушку.

— Лиза моет руки, — улыбнулась Аленка. — При мне не стала. Я ей не понравилась, кажется.

Макс поморщился. Кажется, это была не самая свежая новость. Видимо, императрицей её Макс звал не зря, и кастинг у Лизы пройти было действительно сложно.

— Не переживай, — он мягко улыбнулся. — Она адаптируется. Привыкнет к тебе. Ты же замечательная, Сан.

— Ты обкурился. Нафига ребенку привыкать к тетке, которая свалит через десять дней? — Аленка округлила глаза, стараясь не растечься в радужную лужицу от комплимента. Боже, Яковлева, отключи уже внутренний генератор ванили, тебя слишком легко можно заставить поплыть.

— Сан, и это все твои вопросы? — Макс едва ли не рассмеялся. — Я тут тебе вскрылся, что у меня дочь есть, а тебя это вообще не волнует?

Аленка непонимающе моргнула. Ну, есть у Макса дочь, и что с того? А что тут могло волновать? Надо было что — в обморок упасть, лицо расцарапать за то, что сразу не сказал, или в истерике убежать? Аленку детьми было не напугать, если честно.

— Знаешь, я бы удивилась, если бы у тебя при твоей озабоченности детей не оказалось.

— Что такое «озабоченность»? — как это всегда бывает — ребенок к столику подрулил в самый неподходящий момент и выцепил из фразы самое неподходящее слово. Лиза рассматривала Аленку с вызовом, мол: «Что ты тут с папой делала, обижала?» А у Аленки вспыхнули щеки — потому что она не знала, какой ответ дать на вопрос девочки.

— Озабоченный — это когда безумно любят обниматься, — Макс выкрутился с виртуозной легкостью. Он, кажется, был привычный к таким вопросам.

— И от этого дети появляются? — с недоверием поинтересовалась Лиза.

— У взрослых дядь и теть — случается и такое. Если они очень крепко и часто обнимаются, — говоря это, Макс своими бесстыжими смеющимися глазами глядел прямо в глаза Аленке. Будто намекая, что очень не прочь с ней пообниматься. И щеки пылали все сильнее и сильнее.

— Так вы извинились, ваша светлость? — Макс глянул на Лизу пристально. Кажется, он неплохо знал свою дочь и её упрямство. Девочка набычилась и засопела. Хотя даже в таком виде она была эдаким симпатичным ангелочком. Надувшимся, симпатичным ангелочком. Ох, Яковлева, стоп, хватит западать на чужих детей.

— За случайности не извиняются, — осторожно вклинилась Аленка, тут же замечая, как раздосадовано вздрагивают брови Макса на её вмешательство в воспитательный процесс.

— Дело не в случайности, Сан, — ровно произнес он, не спуская с Лизы пристального взгляда. — Дело в привычке отвечать за свои поступки. Например, за то, что пачкаешь чужую одежду.

Ох, и суров же был господин Ольховский — с пятилетней девчонки спрашивать за сознательность.

— Это не страшно, — Аленка осторожно глянула на хмурую Лизу. — Это всего лишь джинсы.

— Какая разница, джинсы или дизайнерское платье? — скептично поинтересовался Макс.

— Какая гениальная женщина наденет в кафе с ребенком дизайнерское платье? — уточнила Аленка. — Вот раз надела — значит — сама дура. А джинсы — леший с ними. Отстираются.

Макс закатил глаза.

— Эта ваша женская солидарность, — пробормотал он, а затем притянул к себе дочь и усадил на колени, невесомо коснулся губами девчоночьего виска. Вот от этого Лиза повеселела, заулыбалась и даже потихонечку начала болтать ногами.

Аленка не самообманывалась. Вряд ли её заступничество дало ей хоть какой-то бонус доверия Лизы. Наоборот — скорей всего. Девочка наверняка решила, что к ней подлизываются. Но просто Аленка действительно на неё даже не обиделась, за что там было извиняться-то? Пара пятен на джинсах — но это были самые дешевые джинсы какого-то самого бюджетного бренда. Хрен бы с ними, даже если им пришел окончательный швах. А устраивать ребенку неприятные минуты выдавливания унизительных, да и неискренних извинений… Фу. Пусть лучше лопает свое мороженое и улыбается.

На улыбающуюся довольную Лизу смотреть было приятно. И в том, как Макс с ней болтал, с каким удовольствием на неё смотрел, и вообще — довольно часто ласково трепал Лизу по белобрысому затылку, со стянутыми над ушами хвостиками — было заметно, что Ольховский абсолютно не врал — Лиза действительно для него ужасно важна.

Интересно, какой была мама Лизы? Вот такой же кудрявой, белокожей, голубоглазой блондинкой? Картинка рисовалась красивая — особенно на контрасте с кареглазым шатеном — отцом семейства Ольховских. Аленка даже мечтательно вздохнула, потому что сама-то вот такой вот яркостью, как нарисованная в воображении мама Лизы, точно не отличалась. И что в ней нашел Макс, что все-таки соблазнился — было вообще не понятно.