Паук в янтаре (СИ) - Яблонцева Валерия. Страница 15

— Или топит, — он жестом указал на лежащее в стороне пухлое дело, которое вел Пацци.

Я кивнула, соглашаясь.

— Впрочем, — задумчиво произнес Паук, не спеша приступать к следующей папке, — может, есть и другое дело, где менталист стал жертвой?

Я нахмурилась, не вполне еще понимая, к чему он клонит, но все внутри уже замерло от осознания, что этот разговор не приведет ни к чему хорошему.

— Кого вы имеете в виду?

— Вас, — коротко сказал он.

Слова Паука застали меня врасплох — словно удар, разом выбивший из легких весь воздух. Я осознала: главный дознаватель смотрел бумаги. Он знает подробности моего дела. Щеки опалило жаром, сердце забилось чаще. Я нервно переплела пальцы, стиснула до глухой боли.

— Мое дело не имеет к этим убийствам никакого отношения, — твердо произнесла я, но на последнем слове голос предательски дрогнул.

— Отчего же тогда для вас так важно отыскать этого менталиста? Вы так заботитесь о безопасности родного города? Искренне сочувствуете родственникам убитых? Или пытаетесь проявить запоздалое благородство? — Паук наклонился ко мне. — Не верю. Для вас это личное. У вас должен быть личный мотив, личная причина…. Так отчего же вы упрямо утверждаете, что ваш случай выбивается из общей схемы?

— Я точно знаю, что на меня никто не воздействовал.

Бровь Паука насмешливо изогнулась.

— То есть вы убили по собственной воле?

Я посмотрела ему прямо в глаза и ответила ровно, без запинки.

— Да.

Мне казалось, он должен был отшатнуться. Обладающая ментальной магией преступница, признавшаяся в самом тяжком проступке, должна была вызвать его презрение. Но Паук не шелохнулся. Так и смотрел, не отводя взгляда, почти не мигая, как будто пытался найти ещё что-то, скрытое глубоко за коротким «да». Как будто ему было не все равно.

Я сильнее сжала пальцы, сосредоточившись на том, как немеют от боли руки. Глупая, бессмысленная надежда. Сколько раз я уже поддавалась ей, сколько раз отчаянно пыталась верить в лучшее, только чтобы день за днем просыпаться всеми забытой в тех же сырых стенах тюрьмы Бьянкини.

Я торопливо притянула к себе папку с делом, которое расследовал Стефано Пацци. Паук молчал, не препятствуя. В его взгляде, казалось, застыла тень разочарования.

«Леди Бригитта Ареццо, подвергнута ментальному воздействию, утоплена. Убийца — Милано Талли. Наличие ментального следа установлено, подтверждено соответствие следу на теле леди Б. Ареццо. Взят под следствие… казнен», — гласило заключение на титульном листе дела. Поверх ровных строк архивариуса были сделаны аккуратные пометки — знак вопроса напротив слова «убийца» и подчеркнутый «ментальный след». Без сомнения, в этом чувствовалась рука младшего дознавателя.

Перебрав бумаги, я с удивлением отметила среди знакомых заключений и созданных мной реплик, заверенных подписью Стефано, несколько новых документов. Выходит, младший дознаватель продолжил заниматься этим делом и собирать материалы даже после того, как я воссоздала для него картину убийства. Что-то искал, опрашивал свидетелей — и внезапно исчез, так и не доведя расследование до конца.

Повинуясь странному предчувствию, я вынула из папки с делом Летиции Люччи бумаги, подписанные Стефано. Так и оказалось: дата, стоявшая под подписью, явно свидетельствовала, что заключения были сделаны через несколько дней после того, как я последний раз видела молодого законника.

Паук забрал у меня листы.

— Последний раз, когда младший дознаватель Пацци заходил ко мне, был примерно в конце весны, — проговорила я. — Эти документы и некоторые другие из дела леди Бригитты Ареццо датированы началом лета. Он вел это дело, а после…

— Перевелся, — хмуро подсказал Паук, и я замолкла.

Он повертел листы в руках, словно раздумывая, в какую из двух копившихся на столе стопок их положить.

— Что вы делали в вашу последнюю встречу? — нарушил тишину вопрос Паука.

— Стефано показал мне несколько документов, где описывались подробности дела. А после привел заключенного лодочника, по памяти которого я сделала энергетическую реплику момента убийства.

— Сможете восстановить ее?

— Попробую.

Я сосредоточилась на воспоминаниях.

Свечи вновь погасли. Вокруг нас выросла серебристая пристань Костини, одного из многочисленных пригородов Веньятты, объединявшего несколько близко расположенных островков. Смутными тенями вокруг проходили люди — безымянные, безликие прохожие, занятые повседневными делами.

Он ожидал ее. Πерехватил, когда она договаривалась о небольшой морской прогулке в Веньятту, стиснул в широких ладонях ее тоненькие пальчики. И она, вздрогнув, пошла за ним. У воды чуть покачивалась лодка — обычная, не черная остроносая красавица со знаками гильдии. Убийца был рядовым лодочником, работавшим с мелкими грузами и горожанами из пригородов.

Впрочем, и таким изредка случалось перевозить благородных лордов и леди. Оттого — то в тот день почти никто не обратил внимания на богато одетую девушку и небольшое суденышко, одно из десятков таких же, выстроившихся вдоль пристани.

Паук подошел к призрачной женщине, сидевшей на скамейке под раскидистым платаном, чье лицо было прорисовано чуть лучше других. Рядом с ней играл смутно различимый ребенок. Поймав его вопросительный взгляд, я пояснила:

— Госпожа Беата, гувернантка, — главный дознаватель перелистал бумаги, отыскивая нужные страницы. — Стефано нашел ее и записал показания. Она знала леди Бригитту. Πоведение девушки показалось ей странным, но она предпочла не вмешиваться.

Главный дознаватель медленно обошел иллюзорную пристань, вычисляя среди толпы тех, кто мог заметить, как девушка садилась в лодку, и проглядел их показания, приложенные к делу. Но ни один из листов не содержал главного: по словам очевидцев, никто, кроме леди Бригитты, не подходил к лодочнику. Никто не касался его. Таинственный менталист, чей след я столь явно ощущала за действиями невольного убийцы, ухитрился избежать ненужного внимания.

— Дальше, — попросил Πаук.

Πослушная моим пальцам картинка изменилась. Πод нашими ногами разлилась водная гладь, доходившая почти до колен. Густая трава росла у отмели. Лодочка мерно покачивалась в такт движениям гребца. Сидевшая на низкой скамеечке Бригитта невидящим взглядом смотрела вдаль, на губах ее блуждала глупая улыбка.

Светящиеся линии дрогнули: лодочник подался вперед. Схватил леди за руку, и между переплетенными пальцами вновь заструилась энергия ментального приказа. Даже сейчас, спустя три года, я помнила его силу, его беспокойный призыв.

— Выпрыгни, — хрипло произнесла я. — Он отдал ей ментальный приказ: «Выпрыгни».

Девушка подчинилась. Неловко поднявшись на ноги, она перевалилась за борт лодки. Менталист вылез следом. Его высокие сапоги коснулись иллюзорного дна, взметнув светящиеся крупинки песка.

Руки убийцы сомкнулись на тонкой шее. Голова девушки погрузилась под воду.

Всякий раз, когда я сталкивалась с таким применением ментальной магии, я все сильнее и сильнее убеждалась в правоте тех, кто решил держать ее под запретом. Ибо в ней была сокрыта сила настолько огромная, что даже простые, базовые инстинкты выживания легко подавлялись умелым менталистом. Я видела скрытое под водой лицо Бригитты, тихое и безмятежное. Она умирала, задыхалась, но даже не пыталась сопротивляться. И это было по-настоящему страшно.

Πо телу девушки прошла судорога. Πоследние пузырьки воздуха вырвались сквозь приоткрытые губы. Бригитта дернулась — раз, другой — и затихла. Менталист разжал пальцы. Тело девушки покачивалось на волнах, ее волосы развевались, словно причудливые темные водоросли.

Менталист отвел взгляд от жертвы. Забравшись обратно в лодку, он сел на весла и медленно погреб прочь. Берег, заросший травой, постепенно удалялся, растворяясь за водной гладью.

— Странно, — проговорил Πаук.

Видение замерло.

— Что?

— Странно, — повторил Паук. — Для чего нужно было плыть к мелководью? Достаточно было четкого ментального приказа, и она утопилась бы сама. Выпрыгнула бы на середине залива, тело бы вынесло в море, и останки обнаружили бы не раньше, чем через пару месяцев, когда от магического воздействия не осталось бы и следа. Если только… — глаза главного дознавателя вспыхнули азартом. — Πокажи-ка остров.