Паук в янтаре (СИ) - Яблонцева Валерия. Страница 6

Я точно знала — это очень, очень важно.

Прикоснувшись ладонью к стене, я мысленно потянулась к незнакомому менталисту.

Тщетно.

— Эй, — тихо позвала я. — Эй, ты здесь?

Тишина.

«Это-не-я-я-не-виноват-почему-я-это-сделал-что-произошло-почему-наверное-меня-толкнули».

Толкнули. Странное слово царапнуло слух. Я попыталась снова нащупать нить его воспоминания, поймать момент, когда было совершено воздействие, но без физического контакта и мысленной связи мне удалось уловить немногим больше, чем стандартным артефактам-определителям. Я видела ментальный след, чувствовала его, но настоящая нить серебряной пылью истаяла в пальцах.

А значит…

Подскочив на ноги, я бросилась к двери и что есть силы, не жалея рук, заколотила в металлический остов замка. Храп зельевара оборвался, я услышала, как он завозился на кровати, разбуженный странным шумом. Некоторое время спустя в глубине коридора зажегся свет. Послышались шаги охранников, спешивших в сторону моей камеры.

Они остановились, как того требовал регламент, в двух шагах от решетки и окинули меня недовольными заспанными взглядами. В их позах читалось недоумение и раздражение: заключенная номер семь считалась тихой, не доставлявшей лишних хлопот, и это никак не вязалось в их головах с неожиданной ночной побудкой.

— Что, пожар? — глумливо спросил старший охранник, глядя на меня с нескрываемым презрением. — Или крыску увидела?

— Прошу вас, позовите Бьерри! Это срочно!

Один из охранников, тот, что помоложе, открыл было рот, но старший остановил его резким движением руки.

— Не положено. Буду я из-за всяких тут… господ среди ночи будить.

— Позовите Бьерри!

Охранник снял с пояса оружие и грубо ткнул рукоятью в решетку рядом с моими пальцами. Я инстинктивно отпрянула.

— Руки свои убрала! Ишь, тянется, отродье! Только и хочет, что честного человека с пути сбить! Заткнись и спи, — рявкнул он и, подтолкнув замешкавшегося напарника, вернулся в свою каморку.

До самого утра я не сомкнула глаз. Так и сидела, привалившись спиной к стене рядом с колодцем, и до звона в ушах вслушивалась в сиплое дыхание менталиста, отчаянно надеясь уловить ещё что-нибудь.

Мне нужно было коснуться его. Сейчас я была практически уверена, что он невиновен, но лишь дотронувшись до его кожи, проникнув в его сознание, я смогла бы определить, кто же отдал тот самый ментальный приказ, толкнувший этого человека на убийство.

Но мне оставалось лишь беспомощно считать оставшиеся до рассвета минуты и поддерживать ослабевающий ментальный контакт, пропуская через себя бессвязные обрывки воспоминаний, несмотря на усиливающуюся головную боль. Менталист тихо стонал, выл на одной ноте, а вокруг плескались темные кровавые волны и лезвие, ослепительно яркое в лунном свете, отражалось в подернутых томной поволокой глазах незнакомой леди. Раз за разом, снова и снова, словно сломанная музыкальная шкатулка, чью медную ручку больше невозможно было повернуть вперед. Мужчина и сам казался мне сломанным, и это подстегивало желание как можно скорее рассказать Бьерри о том, что я узнала.

В те редкие мгновения, когда сознание менталиста покидало сцену убийства, а мне удавалось ненадолго ослабить туго натянутые струны ментального контакта, мужчина грезил о море.

О безмятежно-синем море с белой пеной на гребнях ласковых волн.

* * *

Предрассветное небо забрезжило серым. К тому моменту крик заключенного менталиста уже превратился в невнятный шепот. Он затихал, погружаясь в безумие и беспамятство, и с каждой минутой шансы отыскать настоящего преступника становились все призрачнее.

К счастью, Бьерри появился рано утром. Я узнала четкий, размеренный шаг старого законника. Он не спешил: разумеется, охранники из ночной смены не посчитали нужным хотя бы сейчас сообщить ему о моей ночной просьбе. Никого в стенах тюрьмы не волновала судьба гибнущего в колодце карцера человека.

— Бьерри, — я бросилась к нему навстречу, — мне срочно нужно увидеть господина главного дознавателя. Только он может остановить казнь невиновного. Это очень важно.

Надзиратель нахмурился. Не давая ему времени возразить, я вкратце пересказала то, что прочитала в разуме осужденного менталиста. С каждым моим словом взгляд Бьерри становился все мрачнее и мрачнее.

— То, о чем ты говоришь, — тяжело произнес Бьерри, когда я, закончив, прижалась лбом к холодной решетке, чтобы унять ноющую головную боль, — случилось восемь часов назад. У северных доков. Законники застали убийцу на месте преступления почти сразу. Он не сопротивлялся аресту, не отрицал своей вины. Судебное разбирательство было коротким. В Бьянкини уже вовсю готовятся к казни. И… подумай о себе, дочка, не вмешивайся в это дело.

Я упрямо покачала головой.

— Не могу я так, Бьерри, не могу. Просто… — я осеклась, не зная, как объяснить, насколько же важно было для меня не допустить этой казни.

Старый законник понял меня без слов, но лишь укоризненно покачал головой.

— Будь ты действительно моей дочкой, обругал бы да в комнате запер, пока не поумнеешь. Но… — вздохнул он. — С тобой такое не пройдет, а жаль. Ну, раз о себе не думаешь, вспомни, чего бедняге Стефано стоил прошлый такой «невиновный».

Я помнила, может быть, даже слишком хорошо. Тогда определители тоже однозначно считали четкий ментальный след на преступнике и жертве, но краткого ментального контакта хватило, чтобы почувствовать, что обвиненный менталист находился под влиянием кого-то третьего.

Стефано поверил мне. Притащил ослабевшего от долгого сидения в карцере мужчину чуть ли не на себе, тщательно записал все мои показания и заверил их собственной печатью. А потом, обернувшись на пороге, пообещал, что уж это дело он точно из рук не выпустит, пока не добьется оправдательного приговора. И глаза его горели неподдельным охотничьим азартом, смешанным с восторгом от первого сложного самостоятельного дела.

Это был последний раз, когда я видела Стефано Пацци в стенах Бьянкини. Много позже Бьерри рассказал мне, что он перевелся — по крайней мере, именно так ответил ему комендант, когда старый законник окончательно замучил его вопросами. Бьерри передал это мне, но в его голосе отчетливо слышалась неуверенность. Мне подумалось, что он уже успел справиться у своих коллег из других городов, стоявших на землях Веньятты — а может быть, даже успел послать пару запросов в Ромилию или Аллегранцу — но все оказалось без толку. Стефано Пацци бесследно пропал.

Осужденного казнили неделю спустя.

Бьерри неловко вздохнул, глядя, как я до побелевших костяшек пальцев стиснула решетку. Сейчас он, казалось, искренне сожалел о том, что вслед за Пауком вновь поднял эту тему.

– Χорошо. Я сообщу коменданту, — сдался он.

— Много ли он сможет сделать, Бьерри?

Законник поджал губы. Подобное мнение в Бьянкини разделяли почти все.

— Пожалуйста, приведи господина главного дознавателя, — повторила я с легким нажимом.

— На твоем месте, я бы не надеялся так на его помощь, — буркнул Бьерри. — Благородный лорд ради простолюдина руки марать не станет.

— Пожалуйста, прошу. Пока в городе безнаказанно совершает убийства сильный менталист, все жители Веньятты в опасности. Все.

Бьерри замялся. Я смотрела на него, пока он, сердито мотнув головой, не отвернулся.

— Ладно, дочка, попробую. Но не ручаюсь, что из этого выйдет что-то путное. Все-таки господин главный дознаватель — это не Стефано Пацци.

Да. Именно поэтому я считала, что у него были все шансы довести дело до конца.

* * *

Я ожидала, что Паук появится в Бьянкини не раньше середины дня и рассчитывала встретиться с ним уже в рабочих комнатах, но не прошло и часа, как главный дознаватель объявился прямо в тюрьме. Это было странно: неужели он оказался где-то на полпути к центру, когда по распоряжению Бьерри ему передали мою просьбу?

Быстрые шаги законника эхом отдавались от каменных стен коридора.