Паук в янтаре (СИ) - Яблонцева Валерия. Страница 73
В глазах отца вспыхнул азарт. Казалось, он уже представлял наследников, берущих под контроль все земли Иллирии одну за другой. Веньятта, Ниаретт, Ромилия… а там — кто знает — может настать день, когда управление всей страной перейдет в руки потомков славного древнего рода Астерио…
Все это так напоминало честолюбивые замыслы Дарианны. Я устало подумала, что в чем-то сестра куда больше походила на роль наследницы Бальдасарре Астерио, чем я. Настоящая дочь своего отца, хитрая, расчетливая, всегда и во всем стремящаяся получить свою выгоду…
Я никогда хотела становиться такой.
— Отец, не забывайте, что я менталист. Менталист во главе древнего рода Астерио — не самое удачное решение.
— Менталист, заслуживший аудиенции у короля! Влияние тебя и твоего супруга на Бартоломео Леони I оказалось достаточно велико для того, чтобы поднять вопрос об изменениях в судебной системе и отмене презумпции виновности для людей с ментальными способностями. Для Веньятты честь иметь подобного правителя.
Я вздохнула. За прошедшие годы отец совершенно не изменился. Сейчас я ясно видела, что дело было вовсе не во влиянии Дарианны на его разум. Лорд Бальдасарре Астерио всегда был расчетливым интриганом и хитрым политиком. Восемь лет назад опальная дочь представляла угрозу его положению, а сейчас он видел во мне хорошую возможность укрепить политические позиции рода…
И ничего более.
Игнорируя предупреждающий взгляд Тианны, я сделала шаг назад.
— Это не имеет значения. Извините, — я присела в неглубоком реверансе, выражая формальное уважение отцу и мачехе, — мы торопимся.
— Янитта…
Голос лорда Бальдасарре дрогнул. Я замерла и медленно подняла на него взгляд. Отец был бледен, пальцы нервно сминали ткань камзола. Увидев, что я смотрю на него, он опустил взгляд.
— Я… Я должен извиниться перед тобой, — казалось, он с трудом подбирал слова. — Я поспешил поверить досужим домыслам. Бросил тебя в беде…
Сердце болезненно сжалось.
— Не стоит, отец, я не держу зла, — тихо ответила я. — Все позади…
Он с видимым облегчением улыбнулся.
— Отлично. Тогда я позову Пьетро, и мы составим новое завещание. Восстановим тебя в статусе, объявим на следующем балу как новую наследницу, — он бросил быстрый взгляд на мой совершенно плоский живот. — Твой сын сможет занять место наследника Ренци, уверен, я сумею продавить этот вопрос. У бедняги, как ты знаешь, не осталось сильных прямых наследников. Разумеется, придется отдать мальчика на воспитание в Ромилию, но, поверь, род Меньяри не поскупится на самых лучших учителей. В Фиоренне подрастает недурной наследник, очень перспективный юный лорд, и твоя первая дочь составит ему прекрасную партию. А насчет Аллегранцы…
Лорд Астерио всегда и во всем оставался лордом Астерио.
Я оборвала амбициозные мечты отца взмахом руки.
— Я настаиваю на том, что наследником рода Αстерио и будущим правителем Веньятты должен быть один из твоих младших детей.
— Почему? — с искренним непониманием воскликнул Бальдасарре. — Ты же сказала, что не держишь зла…
Я только покачала головой. Сколько бы я ни старалась объяснить, он не услышит ни одного моего слова. Увы…
Мы сухо раскланялись с четой Астерио. Отец с непоколебимым упрямством пригласил нас на прием, который должен был состояться через неделю. Мне думалось, он до сих пор считал, что еще сумеет убедить меня — возможно, через Доминико — вступить в права наследования землями Веньятты. Но в крепких объятиях Тиа чувствовалось прощание. Она понимала.
— Спасибо, Яни, — тихо прошептала она, прижимая меня к себе. — За все.
— Я обещала его выслушать и сдержала слово. Но большее… извини. Мы уедем в начале недели, как и собирались. И… вряд ли после этого отказа отец еще захочет меня видеть…
— Я понимаю, — кивнула мачеха. — Но… Если лорд и леди Эркьяни пришлют официальное приглашение, скажем, на празднество в честь рождения наследника, лорд Бальдасарре Астерио с супругой будут обязаны его принять. И, я уверена, хоть Бальдо никогда не признает этого вслух, — еле слышно добавила она, — он сделает это с радостью.
И отчего-то мне совершенно глупо хотелось в это верить.
Чинторро мягко замер у маленькой пристани на одном из зеленых островков, в изобилии раскинувшихся по заливу Веньятты. Завтра мы отправлялись в столицу, и я не смогла отказать себе в удовольствии последний раз прокатиться по узким каналам родного города. Нико выпустил меня из объятий и, ловко запрыгнув на причал, подал мне руку.
Мы углубились в переплетение улиц. Стоял мягкий теплый вечер, из приоткрытых дверей кофеен и ресторанчиков, до отказа забитых жителями города, приезжими торговцами и моряками, доносились отголоски смеха и веселая музыка. Мимо проходили обнимающиеся парочки, через щели ставен пробивался неяркий свет.
Особые купальни, выстроенные вокруг горячих ключей предприимчивым ниареттским купцом, переселившимся в Веньятту, сверкали в лучах фонарей голубыми изразцами плиток. Хозяин уже ждал нас, услужливо распахнув двери. В столь поздний час купальни были пусты, но именно на это я и рассчитывала, когда договаривалась о нашем приезде.
— Вчера запеченная шейка по — ниареттски, сегодня купальни, — шутливо фыркнул Нико, привлекая меня к себе. — Я начинаю что-то подозревать…
Полуобернувшись, я хитро посмотрела на него.
— Однажды кто-то очень мудрый сказал мне, что для того, чтобы понять землю, надо попробовать ее… На вкус, на ощупь… Каждой клеточкой тела.
С нескрываемым наслаждением я увидела, как потемнел его взгляд.
— Шалунья.
Хозяин подвел нас к проходу, где располагалась небольшая купальня, выкупленная мною на этот вечер. Я пропустила Нико вперед, жестом указав ему на низкую глухую дверцу, которая вела в комнатку, где можно было переодеться. Супруг окинул меня вопросительным взглядом, но, так и не получив ответа, отчего я отказалась идти вместе с ним, молча скрылся внутри.
Когда за Нико закрылась дверь, я нервно выдохнула и направилась в соседнюю комнатку. Медленно, пуговка за пуговкой, расстегнула платье, выскальзывая из легкого струящегося шелка. Особым образом переплела волосы. Сердце колотилось как безумное, щеки горели. Замерев, я вслушивалась в шорохи за стенкой и ждала.
Хлопнула дверь. Послышались негромкие шаги, и вскоре в глубине купальни раздался плеск: Доминико зашел в воду. Пора.
Отбросив внезапное смущение, я шагнула в наполненную теплым паром купальню.
— Господин верховный обвинитель!
Наполовину приподнявшись из воды, Доминико обернулся и замер.
Единственная шпилька с тихим звоном упала на изразцовый пол, и волосы, больше ничем не удерживаемые, рассыпались по моим плечам.
— Леди Эркьяни, — голос супруга прозвучал хрипло, глухо.
Голодно.
Темный голод плескался в его глазах, находя отклик в моем теле. Приподняв подол нижней рубашки, я медленно скатала и сняла чулки. Один, затем второй.
Доминико подался вперед — совсем чуть-чуть, едва заметно. Разгоравшаяся страсть в его глазах мешалась с едва прикрытым удивлением. Черные щупальца его энергии потянулись было ко мне, но так и не дотронулись. Я остановила его взмахом руки.
— Тише…
Босые ступни коснулись края теплой плитки. Я помедлила лишь мгновение, а потом шагнула в воду. К нему.
Он так и не шелохнулся, мой удивленный, не верящий своим глазам Паук.
Я окунулась, позволив нижней рубашке полностью намокнуть, обрисовать контуры тела полупрозрачной тканью. Улыбнулась, слизнув с губ капельки воды.
Доминико едва заметно вздрогнул. Вспомнил.
Я поймала его ладонь. Заставила разжать пальцы, коснуться ворота моей рубашки.
Темный голод рвался из его глаз, готовый поглотить меня целиком.
И я жаждала этого.
— Ну?
Пальцы сжались на вороте — и застыли.
— Ты же хотела милого вежливого мужа, — хрипло произнес Доминико. — Дважды в месяц, в ночной тьме, по предварительной договоренности… И только после долгих-долгих… убедительных… просьб.