Политика - Клэнси Том. Страница 49

С той стороны зала, где сидели его сторонники, донеслись смешки и аплодисменты. Сенаторы, сидевшие на другой стороне, смущенно смотрели перед собой и терпеливо вздыхали.

— Хотя Борис походит на воспитанного медведя, это не должно вводить вас в заблуждение. Сколько бы ни ел Борис, он всегда голоден. Это потому, что с каждым днем он становится все больше и сильнее и, можете не сомневаться, готов откусить руку, протягивающую ему пищу!

Гордиан с трудом подавил вздох, полный отвращения.

Дамы и господа, подумал он, добро пожаловать на главный аттракцион нашего цирка.

— А теперь я расскажу вам маленькую историю о Борисе. Она совсем не такая уж приятная, и я не советую слушать ее тем, у кого слабые нервы. Но из нее можно вынести полезный урок, — продолжал Делакруа. — Когда-то, давным-давно, у Бориса был такой аппетит, что ему казалось, будто он может проглотить весь мир.

Ничто не могло утолить его аппетита. Он ел, и ел, и ел до тех пор, пока не стал таким жирным, что рухнул под собственным весом. Тут на помощь пришел добрый дядя Сэм, прописал ему диету в соответствии с законами свободного рынка, научил хорошим манерам цивилизованного мира и попытался убедить его отказаться от обжорства.

Со стороны зала, где сидело чуть больше половины сенаторов, снова донеслись смешки. Остальные выглядели смущенными.

— Так вот, ребята, в течение нескольких лет создавалось впечатление, что диета приносит свои плоды, и Борис даже сумел натянуть на себя новое борцовское трико, на котором красовались те же цвета — красный, белый и синий, что и на одежде дяди Сэма. Разумеется, расположены эти полосы были по-другому, потому что Борис не хотел, чтобы его обвинили в подражательстве! — Голос Делакруа разносился по всему залу до самого сводчатого потолка.

Это внезапно напомнило Гордиану роль Берта Ланкастера в фильме «Заклинатель дождя». Или это был какой-то другой фильм, где Ланкастер играл проповедника. Самым поразительным было то, что слова проповедника звучали очень убедительно. Хотя он читал проповедь перед своими последователями и теми, кто уже были готовы поверить ему, аудитория принимала его с очевидным восторгом.

— Однако затем к Борису вернулись старые дурные привычки, — продолжал греметь голос Делакруа. — Он снова проголодался. Только на этот раз Борис привык к подачкам из рук доброго дяди Сэма, вроде тех гризли в Йосемитском национальном парке, которые подходят в поисках пищи прямо к вашей палатке. И тогда дядя Сэм, щедрая и добрая душа — слишком щедрая, по моему мнению, — не смог отказать ему. Видите ли, дядя Сэм убедил себя, что если он будет прикармливать Бориса и держать его рядом, позволит ему смотреть через откинутые полы своей палатки на то, чем он занимается и как поступает, Борис научится самостоятельно ходить на задних лапах. Хотите верьте, хотите нет, но дядя Сэм давал ему сотни тысяч тонн пищи и десятки миллионов долларов. Десятки миллионов! Вы слышите меня? Десятки миллионов долларов только ради того, чтобы Борис никуда не уходил и оставался рядом! И знаете, что случилось потом? Можете догадаться? Борис набросился на него! Борис пробрался в палатку и сделал что-то настолько ужасное, настолько немыслимое, что я не решаюсь рассказать вам об этом. Но это мой долг, видите ли, это мой долг, и я обязан рассказать все, потому что среди вас есть люди, которые все еще не поняли, что из эмблемы серпа и молота можно удалить медведя, но нельзя отнять у медведя серпа и молота!

В зале воцарилась напряженная тишина. К этому времени все сенаторы прочли доклад спецслужб, в котором говорилось о связи Башкирова с кровавым преступлением на Таймс-сквер, или по крайней мере слышали о нем, и теперь знали, к чему Делакруа ведет свой спектакль.

Гордиан заметил, что даже он подался вперед, захваченный представлением.

Сначала он предполагал, что Делакруа закончит спектакль, добравшись до взрывов в Нью-Йорке, и, может быть, откажется от театральности, но теперь стало ясно, что сенатор собирается играть до конца. Он вел свою родословную от предков со смешанной кровью и был прирожденным актером.

— ... прокрался ночью в палатку дяди Сэма, когда тот утратил бдительность.

Дядя Сэм в это время праздновал наступление нового счастливого века и посвятил ночь молитвам о мире, счастье и процветании всего человечества, вот тут-то Борис и вонзил зубы глубоко в его плоть, — ораторствовал Делакруа. — Вцепился в него, рвал когтями и зубами, нанес ему такие страшные раны, что боль от них не забудется никогда. Никогда! Но знаете, что последовало дальше? Сожмите руки в кулаки, друзья, не теряйте самообладания, потому что я собираюсь посвятить вас в нечто совершенно невероятное. — Делакруа вышел из-за трибуны, театрально наклонился вперед и обвел взглядом всех, кто сидели в зале. — Вы слушаете меня?

Приготовились? Так вот что произошло дальше: медведь набрался наглости, вернулся к палатке на следующий день, делая вид, что ничего не произошло, и снова начал выпрашивать пищу! И нашлись люди, глупые и обманутые — я не стану называть их имена, но все мы знаем, кто они, — которые хотят, чтобы дядя Сэм закрыл глаза на случившееся и принялся снова кормить Бориса!

Делакруа повернулся, подошел к чучелу медведя и схватил его за плечи.

— Так вот, я не допущу этого. А сейчас решайте, каждый из вас, на чью сторону становиться, кого поддерживать, потому что я собираюсь бороться с Борисом. Теперь я нападу на него. Я покажу ему, что те дни, когда дядя Сэм кормил его, остались позади, и пусть он навсегда отправляется в свое логово и получше спрячется там!

Гордиану казалось, что он готов ко всему, к любой выходке сенатора, но дальше произошло то, что заставило его широко открыть глаза от изумления.

— Давай, Борис, попытайся напасть на меня. попробуй победить, если сможешь.

С этими словами Делакруа набросился на чучело медведя. Полы его пиджака развевались позади, галстук съехал на спину, а сенатор повалил чучело, обхватив его руками, и начал кататься с ним по полу на глазах собравшихся законодателей, потрясенных зрителей на галереях и перед телевизионными камерами. Наконец он прижал чучело к полу и торжествующе поднял голову.

— Все кончено, Борис! — закричал он. — Все кончено!

Глядя с галереи на восторженные лица сенаторов, Гордиан подумал о том, какое влияние окажет шутовская выходка Делакруа на общественное мнение, как только попадет в вечерние новости, и тут он вдруг понял, что сенатор вполне может оказаться прав и отношениям с Россией грозит крах.

Глава 34

Нью-Йорк, 29 января 2000 года

Давай, Борис, попытайся напасть на меня, попробуй победить, если сможешь!

Прошло почти двадцать четыре часа с тех пор, как Гордиан был свидетелем фиглярства Делакруа в здании Капитолия, но сцена все еще не шла у него из головы. Отчасти оттого, что она, как и ожидал Гордиан, обладала именно той сенсационной притягательностью, на которую всегда клевали средства массовой информации. Каждая телевизионная компания подала в своих передачах выступление Делакруа как главную новость. Си-эн-эн поступила точно так же и сделала его темой дискуссии в программах «Внутри политики», «Перекрестный огонь» и «Шоу Ларри Кинга», равно как включила в обзор последних новостей о ходе расследования террористического акта на Таймс-сквер. А этим утром газеты «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк тайме» посвятили ему передовые статьи.

Гордиан был вынужден отдать должное Делакруа, который дважды переизбирался мэром Нового Орлеана, до того как выдвинул свою кандидатуру в Сенат Соединенных Штатов и победил на выборах, — он привез с собой в Вашингтон блеск и шик карнавала Марди-Гра [17]и умело пользовался им в сочетании с инстинктивным пониманием различных течений в общественном мнении, превратив все это в уникальное и, возможно, неповторимое качество политического деятеля.

Сейчас Гордиан старался поудобнее устроиться в кресле рейсового авиалайнера, которое, даже в первом классе, намного уступало креслу в его кабинете, и пытался перестать думать о возможных последствиях вчерашнего заседания Конгресса. Однако он никак не мог забыть о предстоящих трудностях.