Золотая осень 1977 (СИ) - Арх Максим. Страница 8
В таких вот тяжёлых раздумьях протекал день за днём и вот, совсем недавно она решила: Пусть первым мужчиной у неё будет её любимый Саша и если она после этого дела забеременеет, ведь иногда это случаться, то детишки будут все в отца — гениями.
Ему через месяц должно исполниться шестнадцать, вот и хорошо. Значит, если убедить его маму и она даст разрешение, то свадьбу можно будет сыграть уже в ноябре…
Конец интерлюдии.
— Эээ… — продолжил «экать» я, ища «отмазку».
— Ты не хочешь, приехать ко мне в гости? — распахнув свои огромные «глазищи», которые уже начали заполняться океаном слёз прошептала Юля, а я немедленно, пока не начался «потоп» принялся «причёсывать» красавице.
— Ну что ты Юля. Хочу конечно. Очень хочу, но завтра никак. Сама подумай. Я же до вечера экзамены буду сдавать. Буду выжат как лимон! Потом неделю отлёживаться придётся! Шутка ли, столько экзаменов в один день.
— Бедненький, — пожалела она меня.
— Как отлежусь, то сразу приеду!
— Правда?
— Конечно правда! А как может быть иначе?!
— Хорошо. Но жалко, что ты мне заранее не сказал про то что сдаёшь экзамены, я бы тебе могла помочь подготовиться к ним. У меня в школе практически по всем предметам было «отлично».
— Да жаль, но ты не расстраивайся. Я же в институт поступать собираюсь, поэтому поможешь подготовиться к другим экзаменам, — не обдумав ляпнул великий стратег, глядя как у девушки заблестели глаза от радости предстоящего репетиторства.
«Зачесалось у неё что ли…»
— Правда?
— Естественно. Куплю настоящий торт «Птичье молоко» и приеду, — соврал я два раза: первая ложь заключалась в том, что приезжать я не собирался, ибо понял к чему эта посещение приведёт и вторая ложь была в том, что настоящий торт «Птичье молоко» готовили только в ресторане «Прага», который после недавно произошедшей в нём презентации «моей» песни «Чёрные глаза», сейчас находится на стадии глубокой реставрации.
— Оо. Такой торт я люблю, — радостно проговорила принцесса. — Я слышала, что рецепт изобрели наши кулинары из ресторана «Прага».
— Да. Я тоже, что-то подобное слышал, — сказал я покраснев, ибо мне было несколько стыдно, за то, что я лишил «наших кулинаров» места работы. — Вон кстати за нами идут…
— Здравствуйте ребята. Ух, как вас много, — сказал папа Севы, обведя нашу компанию взглядом.
— Это ещё не все папа, — ответил клавишник и по совместительстве его сын Савелий.
— Не все? — удивился Аркадий Львович, который увидел часть ансамбля, в котором играл его сын последние полгода впервые в жизни.
— Да. У нас ещё двух человек не хватает — они заняты, — прокомментировал Сева косясь на меня.
— Ага. Понятно, — всё понял дирижёр, одного из оркестров, которые репетировали в данном здании. — Ну, что же. Тогда давайте проходите, — сказал он, жестом показывая престарелой вахтёрше всю нашу «банду» пропустить без пропусков.
Мы прошли внутрь здания…
Зал был практически пуст, если не считать пятнадцати-двадцати музыкантов, которые толпились кучками на сцене о чём-то переговариваясь.
— Ну. Так, что за «классику» вы придумали, — обратился ко мне дирижёр. — Чем я могу помочь? Вы ноты принесли? Мне сын сказал, что нужны в основном струнные…
— Да. Струнные тоже нужны, — согласился я.
— Ребята поймите. Я попросил остаться музыкантов сверхурочно. Они все спешат домой. У всех семьи. Саша, ты ноты написал? Да? Тогда давайте быстренько прогоним материал и всё…
— Аркадий Львович, дайте пожалуйста команду подключить наш электроинструмент к аппаратуре — колонкам?
— Зачем? — удивился тот.
— Дело в том, что в композициях должны присутствовать именно электроинструменты.
— Зачем? — ещё раз удивился дирижёр.
— Папа. Это необходимо для придания более насыщенного, мощного звучания, — помог с ответом мне Сева.
— Савелий! Ты меня поражаешь! — недоумённо проговорил Аркадий Львович. — Ну причём тут, какие-то «мощные» звучания! Ведь ты же мне говорил «за классику»!..
— Да, — твёрдо ответил его сын. — Мы «за классику» и говорим. Мы играли и у нас всё хорошо получалась! Мы репетировали…
— Так вы с репетиции едете? Решили все вместе заехать? Так зачем вам аппаратура? — уточнил папа, непонимающе глядя на сына. — Я думал вы приедете вдвоём с Сашей.
— Пап, дело в том… — начал было говорить его сын и тут же был мною прерван.
— Аркадий Львович. Дело в том, что в тех «классических» композициях, о которых вам говорил Савелий, также должны присутствовать, как электрогитара, так и бас гитара.
— Саша, Саша… Я не понимаю. Что вы имеете ввиду? Тут вам не эстрада! Тут филармония! Тут не может идти речи не о каких электрогитарах! — категорически отрезал «главный по музыке». — Вы что, на своей студии не наигрались? Зачем вы меня позорите?! — задавал он насущный вопрос, глядя по очереди, то на меня, то на своего сына. — Савелий! Ты же сказал, что нужно помочь в классической композиции. Так какие к чёрту гитары?! — негодовал дирижёр.
— Дядя Аркадий! — решил я попробовать обратиться к «папá» по-простецки. — Разрешите я раздам ноты музыкантам. Тут делов-то — две композиции всего. Слов нет. Поэтому ничего запретного быть не может!.. Попробуем продемонстрировать Вам, что помог сочинить Ваш сын, — «подлизнулся» я. — Ну а, если не понравиться, скажем спасибо и уйдём.
— Хм… — задумался дирижёр. — Так слов нет? Одна музыка?
— Да. Слов нет. Единственное, в одной из «песен» Юля, ну вы её знаете, не играет на скрипке, а поёт вокальную партию.
— Что за партия? Какой текст? — напрягся Севин папа.
— Текст очень простой, — сказал я и пропел: — «ААааааа» …
— И всё? — удивился опешивший от моих вокальных данных собеседник.
— И всё, — дружно ответили мы с гражданином Савелием по прозвищу Сева.
— Гм… хорошо… давайте попробуем. Правда придётся идти за техником, который возможно ещё не ушёл домой, — сказал папá и пробурчав себе под нос: — А также, по идее он должен быть ещё трезв, — ушёл отдавать распоряжения.
Я раздал ноты музыкантом оркестра, которые с интересом приступили изучать их и пошёл помогать коммутировать гитары…
Глава 6
— Товарищи. Я попросил вас остаться сегодня после репетиции на пол часа для того, чтобы помочь нашему московскому ВИА попробовать сыграть их песню в акустическом — классическом варианте, — громко начал произносить речь дирижёр оркестра, но был перебит «репликой с мест».
— Аркадий, — обратился к нему человек огромных размеров, с топырящейся во все стороны седой шевелюрой и державший в своей руке духовой инструмент — трубу. — Я не понимаю Аркадий. Тут, толи одни повторы, толи … я не понимаю. Почему тут на нескольких листах написана одна и та же партия? Почему?
— Почему? — задал мне то же вопрос дирижёр, глядя прямо в глаза и уже сожалея о том, что поддался на уговоры сына и согласился помочь.
— Гм… — сказал я и принялся объяснять, что так всё и должно быть, потому как композиуии находятся в стадии эксперимента.
— Странная музыка, — произнёс басом толстый дядя и весь оркестр его в этом поддержал.
Дирижёр тоже изучал лист с нотами и был заметно недоволен тем, что видит.
— Молодые люди. Нам с Аркадий Львовичем нужно приватно переговорить, — проговорил «большой человек» подойдя к нам. Мы пожали плечами и чуть отошли в сторону, но так, что разговор был всё же нам слышен.
— Аркадий, это позор. Не позорься. Твой сын тебя позорит, — подойдя вплотную к дирижёру стал полушёпотом говорить трубач, с которым по всей видимости у Севиного папы были дружественные отношения.