Валор 4 (СИ) - Шаман Иван. Страница 26

– Понял. Спасибо. – кивнул я. Срочное дело, все мастера и герои отсутствуют. Чтож, если я хочу порыться в бумагах декана, лучшего времени не найти. Зайдя за угол, и скрыв свое присутствие техникой ока урагана я осторожно открыл раму в центральную крепостницу и залез в кабинет Шунюаня.

Глава 19

Тихонько затворив за собой окно, я оказался в кабинете декана. Меня несколько смущал сам факт, что я так легко здесь оказался, ведь шпионаж между кланами никто не отменял. Однако отказываться от подарка судьбы стало бы непростительной глупостью, а потому должен выжать из этого шанса максимум который смогу. В отличие от кабинета Хэй Хи здесь все нужно было оставить в первозданном виде, а потому я решил доставать и смотреть свитки по одному, чтобы после можно было поместить их ровно на то же место.

Каково же было мое разочарование, когда в тусклом свете, пробивающемся через закрытые ставни я раз за разом натыкался на сметы поступления продуктов, табели успеваемости учеников и прочие бумаги имеющие прямое отношение к работе лагеря. Но ни слова о интересующей меня теме. Если Шунюан был причастен к пропаже Хироши, вряд ли он записал это и сохранил в своих документах специально для меня. Но я не сдавался.

Нужно было проверить любые возможности. Тайники, скрытые коды, письма. Все что угодно. Самая страшная мысль, появившаяся у меня в голове уже после того как я влез в кабинет — зачем ему записи, если он как тифлинг все может сохранять в интерфейсе. Но я старательно гнал ее от себя, ведь в противном случае у меня не было и шанса найти компромат на преподавателя.

В первую очередь я начал с тайников. Тщательно измерив все стены внутри и снаружи, проверив толщину столешницы и каждого из ящиков стола я убедился, что двойного дна нигде нет. Ничего странного, учитывая, что жилище временное. В создании тайника, когда ты в любой момент можешь покинуть дом — нет никакого смысла.

Исходя из этой же логики, я не стал перепроверять документы, которые предназначались для передачи их третьим лицам. Все сметы, отчеты, проверочные и экзаменационные работы отошли на второй план. Та же судьба постигла учебники, наставления студентам и сданные для проверки манускрипты. Все это не было собственностью лично Шунюаня.

В результате, перерыв все столы, сундуки и шкафы я оставил для себя восемь вещей которые явно принадлежали декану. Шесть из них были в виде свитков, и представляли из себя сборник высокой поэзии, которую писал в свободное время декан. Чтож, идя путем письма, каждый воитель осваивал это искусство. Но только некоторые могли достигнуть в нем таких высот, чтобы их работы ценились. В любом случае, это было не только красиво, но и весьма поучительно. Прочитав пару стихов, и поняв, что я в них совершенно ничего не смыслю, я отложил свитки в сторону. Настала очередь книг — дневников. И, это было странно.

Не занимайся я столько лет с чернилами и бумагой, низа что не почувствовал бы разницы между свежей не исписанной бумагой — и полностью заполненной письменами. Вот только страницы, не смотря на пожухлость и больший чем нормально вес, оставались девственно пусты. На них не осталось ни следов от карандашей — ни вдавливания палочки. А значит чернила наносились кистью, как и положено мастеру письма.

В попытках разглядеть надписи я зажег свечу, спрятав ее под столом, и нагрел лист. Но даже когда я продержал страницу минуту — ее цвет совершенно не изменился, лишь осталась копоть. Ни при свете луны, ни при внимательном осмотре в крохотном огоньке я ничего не видел. Это заставило задуматься, вспоминая все уроки, что нам давали.

Конечно, из нас не готовили шпионов или ниндзя специально, однако некоторые простейшие техники объясняли. Можно было писать белком, соком экзотических фруктов, светящимися в темноте после света чернилами. Но у всех них было несколько основных правил. В первую очередь — одноразовость. Большинство чернил можно было скрыть и проявить только один раз. А значит их все можно было смело отметать – они не подходили для записей себе, да еще и в столь явном виде. Другие, можно было проявлять и прятать сколько угодно раз, однако они оставляли явные следы или пути блокировки. Такие как шифрование надписей.

Здесь же было нечто иное. Но на всякий случай я последовательно проверил все составы, к которым у меня мог найтись проявитель. Начиная от самых сложных, заканчивая самым простым, а потому наименее вероятным. Раз за разом у меня ничего не получалось. Я потратил уже кучу времени, и старшая луна уже начала клониться к горизонту, когда я в отчаянье просто активировал зрение Ци которое было у каждого начинающего адепта. И смачно выругался.

Да, вот они – надписи. Прямо передо мной. Все оказалось так просто, и одновременно так сложно. Никто кроме меня, ректора и возможно Кингжао не смог бы прочесть их. Ведь как она сказала верховная жрица послушания – у кланов нет того, кто бы разбирался в древнем. А потому Шунюан практически ничем не рисковал, оставляя эти записи. Вспоминая речь наставницы, я так же понял, почему именно он оставил эти записи. Нет, конечно не потому что хотел, чтобы их нашли. Иначе не стал бы скрывать двойным методом, пусть и простым.

Ответ был в памяти. В ее свойстве. И нет не человеческой памяти подверженной постоянной забывчивости. Кингжао говорила, что с трудом помнит, происходившее тысячу лет назад, потому что новые воспоминания вытесняли старые, и тифлингам приходилось выбирать что и как сохранять. Кингжао — просто записывала воспоминания и теряла то что считала наименее важным. Ректор отдавал свои воспоминания сидящему в подземелье стражу – KoWoTу. А Гуй Шунюан решил вопрос таким образом – ведя журнал с двойной защитой.

Оставалась самая малость, разобраться что тут ценно лично для меня, а что нет. Судя по надписям, этот журнал был 1073м томом в общих записях, и охватывал наиболее важные события произошедшие последние несколько лет. Понимая, что разбирать такую массу информации у меня нет ни сил, ни времени я просто открывал страницу, сканировал ее, запоминал и шел дальше. Весь дневник, огромный тысяча страничный том, я успел отсканировать только к утру. Вернул все книги на их места и пока солнце не встало убрался из кабинета.

Времени мое приключение заняло куда больше чем я рассчитывал, так что я направился не в казармы, отсыпаться, а сразу на свой пост. На кухню. Благо что, проработав пару лет младшим, а потом и старшим поваренком я уже весьма сносно готовил. Это не стесняясь использовали все мои одногрупники. А я, имея доступ продуктам чуть увеличивал свою порцию так необходимыми для быстро растущего организма веществами.

– Доброе утро, Вал. — поприветствовал меня старший повар. — Не спится, в такую рань пришел?

— Да, не могу заснуть, так что лучше делом займусь. -- кивнул я, надевая передник. – Не слышно куда сорвалось все начальство?

– Как куда? На юг, ставить новые оборонительные рубежи. – удивленно посмотрел на меня повар. – Весь лагерь только об этом и говорит. Какое-то чудовище снесло часть внешней стены. Бои идут уже за внутреннюю запруду Хэй, там, где раньше выращивали рыбу для еды. А теперь там настоящий хаос. Союзники, противники. Никто уже не знает, что именно происходит. Если стена пала – значит внутренняя запруда стала последним рубежом обороны. Жуть. Надеюсь она выдержит. Иначе бои пойдут уже за сам тайный дворец, а тогда, я даже не знаю, что произойдет.

Повар не договаривал, но я сам все прекрасно понимал. Если начнется полномасштабное вторжение на остров, которое не смогут удержать стены, тогда Гуй Шен объявит о эвакуации. Все выжившие будут переселены в здание академии. Все, кто сможет – останутся снаружи, чтобы до самого конца, до последних капель крови, защищать здание Ковчега-3. А те немногие кому повезет, останутся жить в запечатанном обелиске, ожидая либо своих последних дней, либо спасения и выхода через много поколений.

Вот только в этот раз план ректора может не сработать. Если вековечная тьма доберется до ковчега за время изоляции. Сомневаюсь, что кто-то сможет выжить в таких условиях. Да и наги, если захватят остров, вряд ли оставят обелиск небоскреба в покое. Жить хотят все, вот только способ выживания еще не найден. Он кроется в обелиске соседнего острова, а туда мы идти совершенно не готовы.