Нас с тобой трое (СИ) - "tapatunya". Страница 20
— Вы меня избегаете? — быстро спросил Тимур, обернувшись на громко засмеявшихся коллег. — Я вас несколько дней не видел.
— Ну я же просто твоя соседка, — ответила Лиза. — С чего бы нам встречаться чаще?
— Это вы сказали, а не я.
— Потому что ты вообще молчал.
Тимур скомканно попрощался и повесил трубку.
Что он вообще мог сказать Инге? Как представить сестре женщину, которая много лет спала с их отцом, а теперь…
Будет спать с Тимуром?
Мысль о сексе с Лизой, впервые слишком отчетливая, слишком откровенная, пригвоздила Тимура к полу.
Он вышел в туалет и долго умывался холодной водой, пытаясь успокоиться.
Вовсе не обязательно, что все закончится постелью.
Возможно, она никогда больше не захочет его видеть, и он будет свободен.
Или её заберут в психушку, и он тоже будет свободен.
Или…
Или он перестанет валять дурака и примет со смирением то, что подкинула ему судьба.
Со смирением и покорностью, а вовсе не с тем лихорадочным волнением, которые он сейчас испытывал.
Тимур засмеялся и закашлялся, наглотавшись воды, которой умывался.
И долго разглядывал свое отражение в туалетном зеркале, пытаясь отыскать в своем лице отцовские черты. Что видит Лиза, глядя на него?
Что видит Тимур, глядя на Лизу?
Почему-то он был уверен, что этим вечером Лиза будет дома и испытал разочарование, увидев, что в её окнах нет света.
Без всякого толка, просто, чтобы занять время, Тимур поднялся по лестнице к Лизе, проигнорировав лифт.
Она сидела на подъездных ступеньках, обхватив себя руками за плечи.
— Лиза? — испугался Тимур.
Она повернула к нему бледное лицо.
— Там, — сказала Лиза и указала на свою входную дверь.
Это была самая обычная металлическая входная дверь, но теперь на светлом фоне бросалась в глаза зловещая клякса из красной краски, белый листок офисной бумаги с напечатанными там словами: «сын за отца отвечает».
Запах свежей краски напомнил Тимуру о том, что в этом самом подъезде, только несколькими этажами ниже, в него уже кто-то бросал пакет красной краски, и Лиза была права — он задолбался её отмывать.
Тимур сел рядом с Лизой на ступеньку и обнял её за плечи.
Что сказала Нинель?
«Я послала эти фотографии в утешение твоей матери. Но, Тимур, я никогда не звонила ей.»
Была Нинель, которая делала фотографии.
Была женщина, которая звонила его матери и успокаивала её, а потом звонила Лизе и называла её бесстыдной пиявкой.
А еще был человек, который самовыражался, используя красную краску.
Сколько персонажей во всей этой истории?
Он снова вспомнил тот звонок, который принял у мамы. До того момента Тимур был уверен, что это Лиза названивает в родительскую квартиру, но приглушенный, полный ненависти и боли голос ничего общего не с голосом Лизы не имел. «Словно бы оказываешься в каком-то глухом подвале, где нет ни дверей, ни окон. Липко, душно, холодно. Тебе хорошо было — все ночи были твоими. Ты спала с ним каждую ночь из года в год. Как тебе теперь спится, Марина?»
Эта женщина назвала Тимура «диким, пассивным мальчиком» — терминология его отца.
А он уже и отвык от его исчерпывающих характеристик.
— Лиза, — спросил он, разглядывая красную кляксу на её двери, — а как по-вашему мне следовало представить вас моей сестре?
Она посмотрела на него с изумлением.
— Я все пытаюсь разобраться в терминологии, — продолжал Тимур. — Вы не совсем мне друг, не совсем соседка, не совсем девушка, не совсем невеста, не совсем любовница… Как называется человек, о котором ты все время думаешь и беспокоишься, но в то же время безумно боишься приближаться к нему ближе, и между вами стоят горы самых разных причин, по которым не надо бы вам приближаться друг к другу. И всё это так сложно, и больно, и отличается от общепринятых норм, и я… Вот поэтому я и промолчал. Мне хотелось бы, чтобы какое-то время вы и дальше оставались для моей семьи соседкой сверху, хорошо?
Она медленно кивнула, и её лицо стало еще бледнее.
— Ко мне, — Тимур встал и потянул Лизу за руку вверх, — или к вам?
— Ко мне, — бесцветно сказала Лиза. — Я не была дома несколько дней.
Вечер они потратили на уборку. Тимур спустился в магазин, купил краску и докрасил дверь Лизы в одинаковый цвет, а она выбросила остатки испортившихся продуктов и распахнула все окна, впуская в квартиру промозглые осенние сквозняки.
— Мне кажется, что мы женаты, — с кривой усмешкой сказала Лиза, когда Тимур, перепачкавшийся краской, предложил спуститься к нему в квартиру потому что ночевать здесь было решительно невозможно.
— Откуда вы знали про эти… нестандартные фотографии отца?
— Руслан не делал из них особой тайны. Я хочу сказать, что он мне показывал их несколько раз. Правда, я не знала, что в этом замешана Нинель и что это был шантаж. Руслан говорил об этом как о забавной нелепице.
Рассказывая все это, Лиза перешла в свою диковиную спальню с ковром и бордовыми портьерами и принялась кидать в просторную сумку какие-то блузки и юбки.
Тимур встревожился.
— Что вы делаете?
— Собираю вещи, — ответила она, таким тоном, будто это было очевидным. — Я ни за что на свете не останусь в этой квартире.
Сначала эта странная фраза про то, что они как будто женаты, а теперь она, даже не обсудив это, преспокойно переезжает к нему?
Тимур ощутил себя так, словно его заперли на замок в тесном шкафу.
— Лиза, послушайте, — начал он и неприятно поразился тому, каким ломким и тонким стал его голос, — это немного…
Лиза выпрямилась над своим баулом и оглянулась на него.
— Я переезжаю к бабушке, — холодно произнесла она, — можешь снова начинать дышать.
— Лиза, я…
— Ты надоел мне, — отрывисто сказала она и кинула в него чем-то розовым. — Мне надоела твоя тонкая душевная организация, твои переживания, твои нервы, твои страдания. Вокруг происходит что-то очень странное. Все эти звонки, зловещие послания, красочные нападения… А все о чем ты думаешь — как бы получше спрятать меня от своей семьи. Мне надоели вы оба, Тимур. Ты и твой проклятый отец. Он умер. Этого уже достаточно. Я больше не хочу ничего про вас слышать.
Тимур развернулся и молча вышел.
В ушах у него шумело, а запах краски вызывал тошноту.
Мир вокруг потерял свои привычные очертания, он был смазанным, нечетким, неустойчивым.
Сосредоточившись на лестнице, Тимур спускался вниз, не выпуская из рук перил. Ему казалось, что стоит оторваться от них — и он полетит в бездонную пропасть.
Преодолевая ступеньку за ступенькой, он снова и снова слышал голос Лизы и голос отца, слившиеся воедино.
Дикий, пассивный мальчик.
Лизе надоела его тонкая душевная организация.
А потом он вызвал лифт и поднялся наверх.
Она сидела на разобранной кровати, среди груды разбросанных вещей и разглядывала свои крупные некрасивые руки.
— Почему ты не закрыла дверь? — спросил Тимур сердито.
Лиза подняла глаза и посмотрела на него с недоумением.
Тимур подошел ближе и, не глядя, кучей запихал то, что под руку подвернулось, в её бездонный баул.
— И что, по-твоему, ты сейчас делаешь? — ядовито спросила Лиза.
— Пойдем, — сказал Тимур, протягивая ей руку.
— Ты решил говорить мне «ты»? — все также ядовито спросила она, игнорируя протянутую ей руку.
— Пойдем, — повторил он настойчиво.
— У тебя лоб вспотел и глаза безумные, — сказала она опасливо.
И эта её опасливость, и ядовитость, и все те слова, которые Лиза сказала прежде, и все его собственные метания, и давешние мысли об их сексе вдруг кинули Тимура вперед. Он обхватил ладонями её лицо, его руки скользнули вниз, надавили на её узкие плечи, и Тимур опрокинул Лизу на кровать, в развалы одеял и разбросанной одежды. Ощущая под собой каждый сантиметр её тела, Тимур нашел губами её губы и попытался поцеловать Лизу. Она дернулась, больно укусила его за нижнюю губу, а потом сильно и властно обняла его, оплела руками и ногами, прижимая к себе крепко, до боли в ребрах.