Укротить ловеласа (СИ) - Сойфер Дарья. Страница 19

Он смотрел на свою партнершу так, будто их фотографировали на обложку любовного романа. Не хватало только расстегнуть ему рубашку посильнее, чтобы обнажить пресловутые кубики на животе и мускулистую грудь.

Не то чтобы Надю это сильно задевало, в конце концов, она привыкла смотреть на Платона в объятиях самых разных девушек, но Ларионова… О, она отличалась от них от всех. Выбивалась из толпы поклонниц, скорее, благосклонно позволяла к себе прикасаться. Впервые в танце вел не Платон, впервые он находился рядом с женщиной, ради завоевания которой требовалось попотеть. И Надя опасалась, что у него машинально включится охотничий азарт.

Беспокойство это вызывало вовсе не потому, что у Нади на Платона были какие-то свои виды. Просто если он включится в игру именно сейчас, когда ставки настолько высоки, а от его успехов зависит Надина карьера, последствия могут быть плачевными. Увлечется, переключится с музыки на ухаживания, начнет прогуливать репетиции… А ведь Надя только-только выдохнула и решила, что он взялся за ум!

— Ты хочешь ее поцеловать! — Вадик уже вошел в раж. — Посмотри, какая красотка! Оленька, добавьте чутка этой… Как ее… Неприступности… Во-о-от! Он добивается тебя. И смычок! Точно! Почему мы еще не задействовали смычок?! Проведи кончиком по ее груди…

— Я дико извиняюсь, — не выдержала Надя. — Но мы все-таки не эротику продвигаем, а музыку!

— О, дуэнья моя пожаловала, — Платон скривился, и Ольга фыркнула, пытаясь скрыть смех.

— Надя! — Вадик тут же забыл о съемках и бросился к гостье с распростертыми объятиями, оставив у нее на щеке отпечаток звонкого поцелуя. — Мы тебя не заметили, увлеклись мальца…

— Да я уж вижу, — Надя поборола желание вытереть щеку. — Просто мне кажется, вы тут слегка переусердствуете…

— Слушай, народу нужна эмоция! — Вадик по-итальянски вскинул руки. — Хайп, понимаешь?! Эротика — это ж движок всего, ты думаешь, почему «Игра престолов» такая популярная? Берешь обычную историю, бац! — добавляешь голых задниц…

— Я не смотрела, — робко вставила Надя. — В любом случае, у нас не та аудитория…

— Ты что, шутишь?! — Вадик опешил и картинно схватился за сердце. — Как не смотрела?! Ты, я, первый сезон и пара бутылок хорошего винишка. У тебя или у меня?

— Мы тут вообще-то ждем! — громко встрял Платон. — Снимаем или нет?

— Да погоди ты! — отмахнулся Вадик. — Ну что, у тебя или у меня?

— Я не… — Надя впервые столкнулась с таким напором и не могла с ходу сообразить, как потактичнее отказаться.

— Нет, нет и нет! — Вадик замотал головой с таким усердием, что в какой-то момент Надя испугалась, не сломает ли он себе шею. — Ты одна живешь?

— Да, но…

— И ради этого ты сняла квартиру? — скептически поморщился Платон.

— Значит, к тебе, — Вадик радостно потер руки. — Может, подождешь, у меня после Платона один клиент остался? Я тебе, кстати, говорил, что у меня крестника тоже Платон зовут? Я уже Ромке, другу своему, сказал, что не одни они такие оригиналы в городе… Сначала думал: что это вообще за имя такое? Что бы сразу не Аристотель? А сейчас уже попривык, да и этот, — он удостоил Надиного Платона коротким кивком головы. — Вроде ничего такой.

Надя расхохоталась. И не потому, что Вадик сказал что-то ужасно смешное, просто у Платона так вытянулось лицо, когда его назвали «этот», что удержаться было невозможно. Если Вадик и имел какие-то представления об этикете, то тщательно это скрывал. Вообще-то она не собиралась никого к себе приглашать, не успела еще в полной мере насладиться одиночеством, да и сериалы не любила, — такая трата времени! Стоит только начать — и неделя выпадает из жизни. Однако одно только выражение лица Платона стоило того, чтобы сказать:

— Ладно, я подожду.

— Итак! — Вадик просиял и повернулся к парочке с виолончелью. — Если сказано без эротики, давайте попробуем, как «Рабочий и колхозница». Встаем, встаем!

— Так на виолончели же сидя играют! — надулся Платон.

— Ну вот, значит, успеешь еще посидеть! — и Вадик снова вооружился камерой. — Оп-ца-дрип-ца-оп-ца-ца!

Что символизировало последнее восклицание, Надя так и не поняла. Ясно было только, что Вадик в прекрасном расположении духа. Платон, правда, ненадолго взгрустнул, но стараниями Ольги быстро пришел в себя и начал обольстительно улыбаться в объектив.

Надю всегда удивляло, с какой легкостью Платон переключается на что-то новое. Как ребенок, который увидел бабочку и тут же забыл про родителей, игрушки, дела. Разинул рот и потопал коротенькими ножками за яркими крылышками. И сейчас в роли бабочки выступала Ольга. Немудрено: ее длинные, усыпанные блестящими камнями серьги покачивались, как маятник гипнотизера, а поставленный голос и вовсе усыплял бдительность.

Ларионова относилась к тем редким женщинам, которые, не обладая особой природной красотой, умеют правильно себя подать и сделать так, чтобы ими восхищались. Кроме пышной груди Ольга не выделялась ничем особенным, но Надя была уверена: если стереть с лица Ларионовой вечерний макияж, то перед всеми предстанет обычная заурядная девушка, мимо которой можно пройти — и тут же забыть, как она выглядит. И все же Ларионова сумела сделать из себя конфетку. Стоило ей открыть рот — как все замолкали, не решаясь перебить, стоило тряхнуть тщательно уложенными кудрями, как взгляд Платона становился расфокусированным, а Вадик суетился пуще прежнего. Наверное, именно так непримечательная Норма Джин превратила себя в красавицу Мэрилин, кумира миллионов.

Чем дольше Надя наблюдала за съемкой, тем отчетливее понимала, что, возможно, допустила ошибку, организовав этот дуэт. Ларионова затмевала Платона. Какие бы позы пара не принимала, на снимках неизбежно глаз приковывала именно Ольга. Платон же оставался в ее тени. Надя слишком привыкла к тому, что он всегда оказывается в центре внимания, и не просчитала все риски.

— По-моему, все чудесно, — после второго дубля песни Надя сверилась с часами: до конца оплаченного времени оставалось еще сорок минут.

— Да? — Ольга вскинула идеальной формы бровь. — А мы не попробуем с другого ракурса?

— Да, я тоже хотел, — подобострастно закивал Вадик.

— Нет, и так отлично. Это же для инстаграма, так что вполне хватит. А большой ролик снимем уже в зале «Зарядье» перед концертом.

— Ну… — Ларионова специально выдержала паузу, видимо, в надежде, что и Платон выскажется в ее пользу. — Если больше никто не считает, что стоит сделать дублик… Я тогда буду собираться, да?

— Ага! — торопливо согласилась Надя.

— Платош, может, где-нибудь поужинаем? Я такая голодная… — и Ларионова плотоядно облизнулась, почти как та хозяйка банкета.

— Да! — тут же подскочил Платон, едва не уронив инструмент.

— Нет, — мягко вмешалась Надя. — Платон, я бы хотела еще пару снимков сделать только с тобой. И обсудить кое-что по работе… — она виновато вздохнула и посмотрела на Ольгу. — Прости, это может затянуться.

— Ну, смотрите, — Ларионова явно не привыкла уступать, и потому мстительно сощурилась. — Тогда завтра на репетиции?..

— Но… — Платон переводил растерянный взгляд с Нади на Ольгу и обратно.

— Ага, — ответила за него Надя и для пущей убедительности положила руку ему на плечо, давая понять: этот мужчина на вечер уже ангажирован.

Конечно, она осознавала, что ведет себя, как собака на сене. Сама с Вадиком договорилась, а между Платоном и Ларионовой вбила клин. Но стыдно Наде от этого не было. Во-первых, Платон в свое время отпугнул ее парня, и ответный ход она заслужила, а во-вторых, догадывалась, что он с легкостью подберет себе замену из бездонной телефонной книги, которую можно было распечатать и продавать как справочник женских имен.

Надя нарочно сделала так, чтобы Ларионова увидела в ней соперницу. Конкуренция любовная усыпляла бдительность во всем, что касалось деловых вопросов, а именно их Надя намеревалась решить.

И когда Ольга торжественно прошествовала на выход, Надя обратилась к Вадику: