Вратарь 3 (СИ) - Билик Дмитрий. Страница 32

Больше мне нечего было сказать. Поэтому я перехватил поудобнее Рис и отправился в Ядро.

Глава 16

Если после поражения боец чувствует себя нормально, то либо он равнодушное полено, либо подлец. Несмотря на низкую эмоциональность, все Вратари под моим началом были подавлены. Троуг, как новоиспеченный представитель нашего славного братства, и вовсе места себе не находил. Он мерил широкими шагами башню, бросая на Братьев сердитые взгляды, и периодически говорил одно и то же.

– Мы должны вернуться. Они же все там погибнут.

– Ради чего, чтобы погибнуть тоже? – холодно спросил я его в очередной раз.

– Но что тогда делать?

– Ждать… И надеяться на рассудительность Братьев.

Если честно, в этом у меня были определенные сомнения. Основная часть Вратарей славилась своей дисциплиной. Умри, но приказ выполни, все для фронта, все для победы, превозмогание и самопожертвование наше все. В общем, лозунгов можно было придумать целую кучу. Даже в корне несогласный с Ворчуном Арей не осмелится своевольничать. Это я и Братья под моим началом паршивые овцы. Паршивые, зато живые. Поэтому нам оставалось лишь надеяться на благоразумие Агонетета. Хватит ли ему ума не жертвовать всеми ради собственного тщеславия? Или он будет сражаться до последнего, невзирая множество погибших?

Бережно уложив Рис, я ушел на самый верх башни. На матрице было невероятно тревожно и именно сейчас не хотелось никого видеть. Что будет, если останутся лишь мои подопечные? Сможет ли кучка Вратарей осуществить задуманное? Если честно, в этом я не был уверен. Как бы не относился к Ворчуну, в ближайшем будущем он нужен Ядру не меньше, чем сумасбродный Седьмой. И только тогда имело смысл осуществлять все затеянное. Иначе можно даже не пытаться.

И тем беспокойнее мне было стоять наверху, разглядывая пустой замок. Время растянулось подобно горячей патоке. Секунды превратились в минуты. А ветер, проникающий почти везде, возвращался обратно и шептал мне в лицо: «Пусто». Вратарей не было. Они остались там.

Захотелось вновь отправиться в Атрайн, не обращая внимание на грозящую опасность. Чтобы посмотреть, удостовериться лично. Но впервые в жизни я жестко подавил свое любопытство. Не из-за страха за собственную оболочку. Мне казалось, что я не смогу увидеть поле боя, полное трупов, в смерти которых виноват был в том числе Инструктор Седьмой.

И когда отчаяние охватило уже окончательно, когда мысли возникали лишь о том, что сказать ожидающим меня Братьям внизу, на портальной площадке появилась могучая фигура. Со смятым наплечником, заляпанным белесой жидкостью и стекающими жирными каплями, с выставленной перед собой рукой. Оружия у Вратаря не было и, казалось, переместился он в самый последний момент. Тот, который предшествовал возможной смерти.

Только я подумал, что это дезертир (собственно, мы были такими же), как один за другим из Атрайна стали вываливаться Братья. Находились они в разной степени целостности, но всех объединяло одно – гнетущая эманация проигрыша.

Возвращались только Братья. Я не увидел среди них смертных, которых бы спасли Вратари. Что это означало? Обыватели и Ищущие в Атрайне мертвы. Братья держались до последнего. И вряд ли кто-то мог их осудить за отступление. Они выстояли столько, сколько не должны были.

Вратарей появлялось все больше и больше. Рядовые приходили в одиночку, Инструкторы, как правило, притаскивали на себе парочку тварей. Возможность по рангу перемещать различные формы жизни играла на руку иномирцам. Хотя с теми тут же безжалостно расправлялись, так что еще огромный вопрос, кому повезло.

К собственному удовлетворению я заметил, что все Старшие живы, включая троих «новеньких», из Проснувшихся Это существенно упростит наше будущее противостояние. Теперь на счету каждый Вратарь. С удовольствием и громадным облегчением я заметил полуживого Охотника. После обратной инициации его оболочка стала слабее, но выдержала напор иномирцев. А, может, ему наконец-то улыбнулась удача. Как и всем, кто сейчас представал перед моим взором.

Самым последним появился он. Ворчун смотрелся глыбой посреди смятого и раненого воинства Братьев. Его ослепительно белые доспехи были испачканы кровью тварей, с огромного меча капала жирная жижа, но никаких видимых повреждений у Агонетета я не обнаружил.

Ворчун же повернул голову к моей башне. От его взгляда, сходу нащупавшего нерадивого Вратаря наверху, стало неуютно. Я в последнее время не боялся непосредственного босса. Но именно сейчас во взоре Агонетета что-то изменилось. Появилась холодность Ногла и мрачность Хиста. Возникла некая жесткость и суровость, зачатки которых раньше, может, и были, но из-за постоянных истерик их не представлялось возможным заметить. При этом он не изучал ни одной эманации. Ворчун не злился, не кричал, не топал ногами, лишь заперся в себе.

И даже ко мне не направился, чтобы отвешать тумаков. Не сказав ни слова, тяжелой поступью, Агонетет двинулся к донжону. Он не оборачивался и не смотрел на Братьев, хотя последние провожали его вопрошающими взглядами. Всем нам сейчас требовалось одного – ответов. Крохи информации о том, как жить дальше и что теперь делать. Потому что мир могущественных Вратарей рухнул в одночасье. На нашу силу нашлась другая, более действенная.

Я спустился вниз, к своим, и стал ожидать дальнейшего развития событий. Поведения Ворчуна могло быть вызвано шоком или слишком большими потерями. Сейчас он придет в себя, пришлет за мной парочку Старших и притащит за шкирку к трону. Мол, какого кабирида, Седьмой, ты вытворяешь и прочее, прочее. В общем, по заранее запланированному сценарию, как в хорошем ситкоме. Один бежит, другой догоняет.

Однако секунды перетекали в минуты, те растворялись в часах, а ничего из надуманного мною не воспроизвелось. Я несколько раз выглядывал из башни и с удивлением обнаружил, что Вратари постепенно стали заниматься своими делами. Вернее, если быть точным, никаких особых дел у Братьев сейчас не возникло, поэтому они разбрелись по всему замку. Раненые отправились в Ямы, целехонькие Братья попросту ушли подальше от портальной площадки сидеть на камнях и страдать по старым добрым временам, Старшие и Инструкторы, насколько я понял, закрылись в донжоне. Справедливости ради, даже стражи у главного помещения замка теперь не оказалось. Видимо, Братьев, бывших на этой должности ранее убили, а новых не назначили.

По всему выходило, что порицать меня в ближайшее время никто не собирался. Седьмой неожиданно стал Неуловимым Джо. Тем самым, которого не могут поймать по одной известной причине. И это не входило в мои планы. Не то, чтобы я весь такой мазохист – клейма ставить негде. Однако именно после оглушительного поражения и должны были быть озвучены методы действий по спасению Вселенной. И что мне теперь ждать, пока его агонетейшество придет в нормальное состояние духа и вспомнит про своего любимого Инструктора? Нет, так дело не пойдет.

Ладно, под лежачего Вратаря вода не течет. Мы не гордые, сами явимся в донжон. Правда, Балор подобное намерение не оценил.

– Посидел бы, переждал. Непонятно, в каком состоянии сейчас Агонетет.

– Нет времени ждать. Еще кучу всего сделать надо. Вдруг он только через пару дней отойдет? Если вообще отойдет.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Извини, массовым убийствам я предпочитаю одиночные казни.

И вместе с тем расстояние между башней отверженных (это я так назвал свою команду) и донжоном показалось таким же бескрайним, как океан Ооонта. Я подбирал слова, раздумывал над аргументами, представлял, как будут уходить от прямых обвинений. И оказался полностью не готов к тому, что мое появление осталось незамеченным. На Седьмого попросту никто не обратил внимания.

Действие, совершаемое в донжоне, сначала показалось мне странным. Добряк, чужим, бесцветным голосом, стоя перед троном, с разной периодичностью повторял лишь одно слово.

– Брат… Брат… Брат… Брат…

Если бы какой-нибудь спасенный смертный вдруг оказался сейчас тут, он бы ничего не понял. Или на худой конец предположил, что Старший пытается достучаться до Агонетета. Тот действительно выглядел отрешенно. Ворчун до сих пор оставался в доспехах, даже шлем не снял. Он оперся головой на кулак и смотрел сквозь Добряка, будто бы не особо вслушиваясь. Но я был уверен, при этом Агонетет различал каждого убитого Брата, хоть его имя и не произносилось. А Добряк продолжал с неумолимостью сходящего оползня вкладывать разные эманации в одно и то же слово.