С любовью, бывший (СИ) - Снатёнкова Алёна. Страница 23

– Мамаев, а как же романтика? – пересохшими губами спрашиваю его, улавливая в глазах нереальное удивление. – Где признания в вечной любви и предложение руки и сердца? Ты, вообще, в курсе, что тёлки ушами любят?

– Могу предложить член и палец. Вот этот суп набор телки точно любят.

– Без пальца никак, да? – язвлю, пытаясь освободить из захвата свою ладонь.

Игнорит мой сарказм, и в два счета разрывает тонкую ткань футболки. Не успеваю понять, как уже голая лежу под его пожирающим взглядом. И, Господи, мне совершенно не хочется бежать.

– Признаний тоже ждать не стоит? – Пытаюсь найти хоть какой-то мысленной упор, за который смогу держаться, чтобы окончательно не улететь на другую планету. Чтобы не раствориться в этом адском моменте, который сбивает меня с правильного пути. Мне нужен упор. Но его нет. Рядом словно ничего нет. Только я и губы Глеба, которые выкладывают дорожку мелких поцелуев от моего живота до кончика соска.

Мамаев улыбается, и заглядывает мне в глаза.

– Мартышка, клянусь, мы будем вместе, пока оргазм не разлучит нас. – Отмахивается он и снова идёт в атаку на мою грудь, заставляя тело дугой выгнуться от его напора. – Аминь.

***

Конечно, я понимала, что нужно срочно брать ситуацию в свои руки. Только как это сделать, когда собственные конечности отказываются слушаться? Или как всё осуществить, когда в жизни такого не творила? Черт. Да я никогда не лежала голой под мужиком. Я такое только в порнухе видела, которую мы как-то для интереса с Анфиской в интернете скачали. Но, посмотреть и по охать – это одно, совершенно другое, когда это начинает происходить с тобой. Интересно, а если я сейчас на пару минут зависла, как гипсовая статуя, меня уже можно считать бревном?

Позор-то, какой.

Быстро хватаю кота за яйца, вернее, Мамаева за плечи, и, забивая на все законы гравитации, переворачиваю его на спину, сама при этом задницей плюхаюсь на его колом стоящую ширинку.

Не-е. Вряд ли меня можно бревном назвать, если у Глеба там всё дымит.

В том классическом фильме, ну, который я с подругой смотрела, именно так всё и было. Правда, мужик там такими офигевшими глазами на девушку не смотрел. Ну, не всё ж должно быть по сценарию, правда?

Глеб прищуривается, и на его лице появляется плотоядная улыбка.

– Охуенный вид, Майя. Как я сам не додумался развернуть тебя?

Протягивает руки, и кладет мне на бедра. Одергиваю их, давая понять, что игра идет по моим правилам. Закидываю ладони ему за голову, удерживая своими руками. Промахиваюсь в одном. Моя грудь оказывается над его лицом, и Мамаев быстро этим пользуется, захватывая сосок в свой рот, аккуратно прикусывая его зубами. Осторожно, но этого хватает, чтобы из моего рта вырвался стон, который я не смогла в себе заглушить.

Громко вдыхаю и выдыхаю, чтобы хоть немного собрать остатки мыслей в кучу.

– Не благодари, Глебушка. Я отплатила этим, за все твои ночные труды?

– Ты издеваешься? Думаешь, показав мне сиськи, я сразу забуду, как с тазиком за тобой гонялся? Или как ты…

Не хочу это слушать.

Не хочу больше знать, что успела натворить под действием запретного градуса.

Сама набрасываюсь на его рот, с силой прикусывая губы. Глеб резко, словно того и ждал, хватает меня за волосы, и сам задает темп поцелуя. Мне ничего не остается, как попытаться подхватить ритм, и просто на секунду забыться, растворяясь в этих новых ощущениях.

20. Глеб.

Глазами трахаются?

Если нет, то я точно псих.

Потому что, смотря на мартышку, мы с ней уже миллион раз синхронно кончили. И моя фантазия выдаёт кучу поз, но больше всего мне хотелось остановиться, на той, где Майя сидит на мне.

И, блядь.

Аверина словно читает мои мысли, и сама садится сверху, отдавливая при этом стоящий как кол, член.

Когда она захватывает мой язык, я готов в глотку заорать от восторга, но сопляк во мне давно помер, поэтому я просто перехватываю инициативу.

Хватаю её за задницу, с силой сжимаю кожу, заранее уверенный, что оставлю отпечатки пальцев. Да и к чёрту. Плевать на всё. Хрен после такого на неё хоть один урод посмотрит. Будут знать, что эти булки уже в пожизненном рабстве. Почему пожизненном? Да хер его знает. Просто кажется, что одного траха с мартышкой мне будет маловато. Одним разом я не нажрусь. А сейчас, я до одури голоден.

– Мы не должны. – Стонет мне в рот мартышка, не пытаясь вырваться. – Глеб, пока не поздно…

Не поздно?

Да легче взрыв атомной бомбы отменить, чем меня остановить. Нет тормозов. Откуда они могут быть, когда голая пчелка на мне пируэты задницей наматывает?

– Попробуешь остановиться, и потом будешь мне передачки в тюрягу таскать. Меня посадят, мартышка. За жесткое изнасилование посадят.

На слове жестком она мурлычет, и с наслаждением прикусывает нижнюю губу.

– Идиот.

– Который тебя сейчас трахать будет.

С этими слова приподнимаюсь сам, хватая ее под задницу. Встаю и сажаю Майя на стол, попутно снимая тугие шорты. Она с жадностью наблюдает за этим процессом, сканируя меня кровожадным взглядом. Рычу, когда освобождаю член из тряпичных оков. Ухмылка появляется на моей морде, когда вижу, как глаза мартышки становятся похожи на пятирублевые монеты. Раздвигаю в разные стороны стройные ноги, притягивая её ближе к себе. Пальцем провожу по влажному клитору, и мой череп взрывается.

Он, блядь, разрывается на мелкие кусочки.

Мартышка, краснея, пытается сжать ноги, но я лишь сильнее развожу их, другой рукой продолжая орудовать между ними.

– Не отводи взгляд, – приказываю, когда вижу, что она старается смотреть куда угодно, но не на меня.

Это бесит.

Это раздражает.

Мне нужны её глаза.

Мне нужно читать в них всё то, что она испытывает в этот момент.

– Глеб, пожалуйста…. – вырывается из неё, когда я снова надавливаю на её клитор.

– Пожалуйста, войди в меня? Ты это хотела сказать? – Блядь, если она сейчас скажет хоть слово про спор, то я выкину её с балкона. Ей-богу, выкину. И даже потом жалеть не буду.

Пока она на секунду зависает, беру член в руку, и провожу им по влажным складкам. Мартышка выгибается, еще ближе пододвигаясь ко мне бедрами.

– Глеб, я…

Заткнуть ей рот.

Мне нужно заткнуть ей рот.