Королева воздуха и тьмы - Клэр Кассандра. Страница 4

– Прошу, скажи Изабель и Алеку, что мы скорбим о потере их отца, – сказала Хелен. – Мы не хотели мешать. Нам нужен Октавиан.

В дверях возник Магнус, коротко кивнул им, направился к детям и подхватил Тавви на руки. Вообще-то Тавви уже слишком большой для этого, подумал Марк, хотя для своего возраста он все-таки еще слишком дитя – будто раннее горе задержало его в детстве. Магнус зашагал к ним, и Хелен уже протянула навстречу руки, но Тавви потянулся к Марку.

Марк удивился, но подхватил младшего брата. Тот неловко поерзал у него на руках, явно усталый, но напряженный.

– Что-то случилось? Все почему-то плачут.

Магнус запустил ему пальцы в волосы, он выглядел совершенно убитым.

– Мы ничего ему не сказали. Решили, что лучше будет, если это сделаете вы.

Марк вышел из дома, ступил в квадрат падающего от входа света; Хелен шла следом. Он поставил мальчика на тротуар. Фэйри сообщают плохие новости лицом к лицу, глядя в глаза.

– Ливви покинула нас, дитя мое.

– Куда она ушла? – Тавви выглядел растерянным.

– В Сумеречные земли.

Марку нелегко давались слова: смерть у фэйри – совсем не то же самое, что у людей.

Тавви широко раскрыл зелено-голубые блэкторнские глаза.

– Тогда мы можем ее спасти, да? Мы пойдем за ней и заберем назад? Как мы забрали тебя из страны фэйри. Как ты пошел за Кьераном?

Хелен кашлянула.

– Ох, Октавиан…

– Она умерла, – беспомощно сказал Марк. Тавви отшатнулся, нахмурился. – Жизнь смертных коротка… и очень хрупка пред ликом вечности.

На глазах Тавви показались слезы.

– Марк! – Хелен опустилась на колени и протянула к мальчику руки. – Она пала смертью храбрых, защищая Джулиана и Эмму. Наша сестра… была очень смелой.

Слезы уже текли по его щекам.

– А где Джулиан? – спросил Тавви. – Куда он ушел?

Руки Хелен упали.

– Он сейчас с Ливви в Безмолвном городе. Скоро вернется. Давай мы отведем тебя домой, в особняк на канале…

– Домой? – Тавви презрительно скривился. – У меня здесь нет дома.

Рядом возник Саймон.

– Бедный ребенок, – сказал он. – Слушай, Марк…

– Октавиан, – это сказал уже Магнус.

Он все так же стоял в дверном проеме, глядя на маленького плачущего мальчика. Взгляд его был бесконечно усталым и полным такого же бесконечного сострадания: такого, что появляется лишь со временем… И времени должно пройти немало.

Магнус сказал бы больше, но тут на крыльцо вылетели Раф и Макс, скатились по ступеням и кинулись к Тавви. Раф был ростом почти с него, хотя ему исполнилось всего пять. Раф раскрыл руки, чтобы обнять его, и Макс тоже. К удивлению Марка Тавви, кажется, немного успокоился, позволил себя обнять и кивнул, когда Макс тихонько ему что-то сказал.

Хелен встала. Интересно, подумал Марк, на моем лице такое же выражение стыда и боли? Стыда, что они ничем не могут помочь младшему брату, который едва их знает…

– Все в порядке, – сказал Саймон. – Слушайте, ну, вы же попытались…

– И не преуспели, – угрюмо ответил Марк.

– Горе просто так не излечишь, – возразил Саймон. – Один раввин сказал мне это, когда отец умер. Единственное, что способно излечить горе – это время. И любовь тех, кому ты небезразличен. А у Тавви все это есть, – он положил руку на плечо Марку и крепко сжал. – Береги себя. Shelo ted’u od tza’ar, Марк Блэкторн.

– Что это значит?

– Это благословение, тоже от рабби. «Пусть ты не узнаешь больше никаких скорбей».

Марк склонил голову в знак благодарности: фэйри знают цену благословениям, данным от чистого сердца, но на сердце у него все равно было тяжело. Вряд ли скорби его семейства скоро закончатся.

2. Гладь угрюмых вод

Кристина в отчаянии стояла посреди идеально чистой кухни в доме на Принсуотер-стрит и жалела, что убирать больше нечего.

Она перемыла посуду, которая в этом не нуждалась; вытерла пол, собрала и разобрала стол; расставила цветы в вазе, выкинула их, подумала, вытащила из мусорного ведра и снова поставила в вазу. Пусть в кухне будет мило, а в доме – уютно… Да только есть ли хоть кому-то дело, что в кухне мило, а в доме уютно?

Никому нет дела… но надо же чем-то заниматься. Она хотела быть с Эммой, утешать ее, но Эмма была с Друзиллой, которая так горько и долго плакала, держа Эмму за руки, что наконец в изнеможении уснула. Кристина и с Марком не отказалась бы побыть, но он ушел вместе с Хелен, и тут остается лишь радоваться, что он наконец-то проводит время с сестрой, по которой так долго скучал.

Стукнула входная дверь. Кристина подскочила и смахнула со стола тарелку, та упала и разбилась. Кристина хотела собрать осколки, но услышала, как вошел Джулиан, закрыл за собой дверь… – запирающие руны в Идрисе были гораздо популярнее ключей, но он даже не потянулся за стилом, только бросил невидящий взгляд в сторону лестницы.

Кристина застыла как соляной столб: Джулиан выглядел как призрак из шекспировской пьесы. Он даже не переоделся после того, что произошло в Зале Соглашений: рубашка и куртка стояли колом от засохшей крови.

Она никогда не понимала, как разговаривать с Джулианом – знала о нем слишком много, чтобы чувствовать себя естественно, спасибо Эмме. Знала, что он отчаянно влюблен в ее подругу: это было понятно по тому, как он смотрел на Эмму, как с ней говорил, как протягивал ей блюдо через стол. И как только другие этого не видят! Ей уже приходилось видеть парабатаев, и никто из них друг на друга так не смотрел.

Знать такое о другом человеке было, как минимум, неловко. Не лучшие сейчас времена. Впрочем, лицо Джулиана было совершенно пустым: он шел к ней, и засохшая кровь его сестры осыпалась с одежды.

Если бы она стояла неподвижно, он мог бы вовсе ее не заметить – подняться к себе, избавив обоих от неловкой встречи. Но увидев его искаженное горем лицо, она, не успев ни о чем подумать, уже оказалась на пороге кухни.

– Джулиан, – тихо произнесла она.

Он не удивился и повернулся к ней медленно, словно автоматон, у которого кончается завод.

– Как они?

И что она должна на это ответить?

– О них позаботились, – сказала она, помолчав. – Здесь была Хелен. И Диана, и Марк.

– А Тай…

– Все еще спит.

Она нервно одернула юбку. Вернувшись из Зала Соглашений, она сменила всю одежду, какая на ней была, просто чтобы чувствовать себя чистой.

Он наконец встретился с ней взглядом. Его глаза были красными, хотя при ней он, кажется, не плакал. Или плакал – когда держал в объятиях Ливви… но об этом она вспоминать не хотела.

– Эмма… Она в порядке? Она бы… сказала тебе, если что.

– С ней сейчас Друзилла. Но она хотела бы видеть тебя, я уверена.

– Но с ней все хорошо?

– Нет, – честно сказала Кристина. – Разве это возможно?

Джулиан нерешительно посмотрел в сторону лестницы, словно не понимал, как по ней подниматься.

– Роберт хотел нам помочь, – сказал он. – Эмме и мне. Ты же знаешь о нас… Знаешь о наших чувствах.

Кристина потеряла дар речи: вот уж не думала, что он заговорит об этом с ней.

– Может быть, следующий Инквизитор…

– Возвращаясь, я видел: собрание уже началось. Большая часть Когорты и половина Совета. Обсуждают, кто станет следующим Инквизитором. Сомневаюсь, что это будет кто-то, способный нам помочь. Только не после того, что случилось сегодня. Я должен волноваться об этом, – добавил он, – но я уже не могу.

Наверху открылась дверь, на лестничную площадку упал прямоугольник света.

– Джулиан? – раздался голос Эммы. – Джулиан, это ты?

Он выпрямился.

– Иду.

И, не взглянув на Кристину, устремился вверх по лестнице – правда, на ходу он кивнул ей. Краткий жест признательности.

Шаги затихли, голос Джулиана смешался с голосом Эммы. Позади, в углу кухни валялись осколки тарелки… наконец-то, можно хоть что-то убрать. Это будет самое разумное из возможных сейчас действий, а Кристина всегда считала себя в первую очередь разумным человеком.