Узел (СИ) - Сергеева Оксана Михайловна. Страница 13

— Серьезно?! — округляет глаза Тося. — Не может такого быть.

— Еще как может.

— А-а-а-а, так он — «козлина», потому что бровью не повел? Так это тебе не Дёмка — в ногах валяться не будет.

— Дёмка хоть целеустремленный… добивается! — взмахиваю рукой в безнадежном жесте.

— Ага, — смеется Григорьева, — только ничего добиться не может. А что ты ему сказала?

Следующие несколько минут я отвечаю на бесконечные «а ты?», «а он?». В финале Тоська начинает ржать, катаясь по дивану.

— Григорьева, заткнись, а? — обиженно фыркаю. Именно сейчас я не в силах разделить ее веселье.

— Ой, не могу-у-у… ты так и сказала?

— Так и сказала. Хватит уже ржать!

Тося, наконец, решает уважить мою драму и затихает, усмирив себя мармеладкой.

— Ну, все, — слизывает сахар с пальцев, — ща падажи, вернется Никитос со сборов…

— И что?

— И п*здец тебе, Климова! — снова хохочет. — А вообще, я тебя поздравляю. У тебя появился настоящий бывший! Да-да, — воодушевленно продолжает подруга, загоревшись вдруг неуемной энергией. — Леднёв! Он просто идеальный бывший! Такой, чтобы звонить по ночам, бесконечно трахать ему мозги… — мечтательно тянет она. — Это ж не жизнь, если спьяну даже позвонить некому! Наконец, не одна я страдать буду!

— Я? Звонить? Леднёву? — презрительно выделяю каждое слово. — Ни-ког-да!

Глава 8

Весь следующий день после встречи с Настей плаваю в каком-то умственном напряжении. Что ни делаю, память выхватывает обрывки нашего разговора.

Климова ничего не говорит просто так. Просто так ничего не делает.

Звонок Григорьевой в конце рабочего дня бодрит, как крепкий утренний кофе.

— Заезжай… — говорит она рассеянно, видимо, отвлекаясь на суматоху в кабинете.

— Заеду после работы, — отвечаю бесцветно. У меня тоже люди.

Я решительно не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, но дружу с Таей. Это, наверное, один из тех парадоксов, которые ломают наши взгляды; такая себе выбоина на ровной дороге, щербина на глянцевой поверхности сознания. И пусть на эту душевную дружбу в свое время пришелся многолетний перерыв — она есть. Дружба. Имя ей — Настя Климова.

За двадцать минут добираюсь до Таганки. Офис Таи на пятом этаже. Здание новое, кое-где еще идет ремонт, о чем свидетельствует осевшая повсюду строительная пыль.

— Люда, не стой истуканом. Кофе! Быстро! — распоряжается Григорьева, встречая меня в светлой приемной.

— Таисия Юрьевна? — нерешительно окликает девушка.

— Черный. Без сахара. Два. Пойдем. — Берет меня под руку, и мы идем в ее кабинет. — Леднёв, ты мне девочек кителем не пугай, — говорит за закрытой дверью.

— Страшно?

— Еще бы. Но, голову даю на отсечение, Людочка дар речи потеряла не поэтому. Мимо тебя ж ни одна баба спокойно не пройдет, я-то знаю.

— Ты не представляешь, как мне это мешает жить.

Тося ухмыляется и поворачивает жалюзи на окнах, приглушая свет.

— Климова, случайно на кофе к тебе сегодня не собиралась? — Усаживаюсь в удобное кресло.

— Надеюсь, что нет, а то мне придется долго с ней объясняться, я ж тебя не вижу, не знаю… и вообще… И не спрашивай почему!

— Мне все равно, — легко пожимаю плечами, — это ваши бабские дела.

— Скажи мне, ты, правда, с Сашенькой помирился? — без обиняков спрашивает Тося.

— Ты уже в курсе, — констатирую без удивления.

— Конечно в курсе!

— Помирился.

— Серьезно?! — переспрашивает она.

— Да.

— Никита, пожалей Сашулю. Ты же знаешь Климову, представь, что она с ней сделает. Побереги девочку от неврозов.

— Я сказал, что мы помирились, а не что снова сплю с Сашенькой. Мы встретились, поговорили, и я убедил ее, что цивилизованнее будет сохранить нормальные отношения и не крыть друг друга при встрече матом. Ну да, мы помирились.

— А-а-а, — усмехается Таисия, — Леднёв, ты как всегда.

Людочка приносит кофе, на этот раз поражая своей бесстрастностью. Я чуть дольше задерживаю взгляд на ее лице, и девушка заливается румянцем.

Тая смеется, глядя то на свою помощницу с сочувствием, то на меня — с пониманием.

— Ты с отцом общаешься? — задает ожидаемый, но неприятный для меня вопрос.

В кабинете душновато. Я сбрасываю китель и остаюсь в рубашке.

Не люблю говорить о своих отношениях с отцом. Время ушло, но почему-то не зарубцевало и не залечило.

— Нет. Не могу.

— Ясно, — с сожалением вздыхает Григорьева.

— Он продал меня, помнишь?

— Это ведь Настя сказала ему.

— Я знаю… она напугалась.

— А кто б не напугался? Я сама там при смерти была! — передергивает плечами и отхлебывает кофе, будто хочет запить и проглотить то, что вертится у нее на языке. Не хочу продолжать этот разговор и, наверное, это читается во взгляде. Тося переводит тему, и наше общение перестает быть напряженным. Мы мило беседуем. Обсуждаем забавные эпизоды совместного прошлого, погружаясь в самообман, который люди любовно называют воспоминаниями.

Климова до сих пор думает, что наша с ней встреча вышла случайно. Но это не так.

Случайно мы встретились с Таей.

Климову я разыскивал намеренно.

Настя всегда была такой. С характером. Не дурным — неудобным.

Люди не любят чужую свободу. Мысли, выбора, поступков…

Настя никогда не зависела от чужого мнения. От своих собственных заморочек — да, как и все мы. От чужих — нет, что дано не каждому. Ей нравилось, и сейчас, без сомнения, нравится, рубить правду-матку в глаза и ошеломлять людей своей прямотой. Сначала я ненавидел ее за то, что она такая. Затем полюбил, потому что никогда таких больше не встречал. Рядом с ней все, кого знал, меркли.

Все испытанное мной в те годы с такой яркостью запечатлелось в памяти, что до сих пор ощущается так горячо, как если бы оно только вчера волновало мне кровь. Помнится, весь день чувствую в Настиной болтовне что-то нервное и беспокойное.

— Следующий раз на ужасы точно не пойдем. — Знаю, что скажет, и не хочу этого слышать. Не хочу.

— Следующего раза не будет, — резко, словно острым ножом, отрезает она. Не говорит — приказывает.

Пауза. Молчание. Ее решительный взгляд, устремленный на меня, и я — будто загипнотизированный этим «приказом».

— Надо было сразу сказать тебе, что у нас ничего не получится.

— Почему? — глупо переспрашиваю.

— Разве есть разница, почему именно тебе говорят «нет»? Важнее, что «нет» — это «нет!».

— Разница огромная.

— Я занята. У меня есть парень.

Слова обдают будто холодом, но я, наконец, выхожу из мертвящего оцепенения, в которое меня повергло ее заявление.

— Вуаля-бл*. Мы вспомнили, что у нас есть парень. Интересно, когда именно ты о нем вспомнила? Когда меня раздевала? Или когда мы в кино ходили? Или вчера? Настя врет, и это страшно бесит. Врет тупо, нагло и думает, что я этого не понимаю.

Но больше бесит собственная ревность. К этому «парню», которого нет. К самой мысли, что он может у нее быть.

Хватаю Климову за ворот рубашки, обнажая свои красные отметины на ее шее — не могу удержаться, чтобы не напомнить о нашем вчерашнем свидании. Вчера Настя не была такой равнодушной. Вчера нам было очень даже горячо.

— Полегче, — отбрасывает мою руку, как что-то противное и мерзкое. — Не надо так нервничать. Неужели ты думаешь, что это что-то значит? Ты интересный, симпатичный, с тобой приятно общаться, почему бы и нет? Смотри на жизнь трезвее, ты же неглупый. Девочки все такие. Мой совет. Не принимай все за чистую монету. Это убережет тебя от… ненужных страданий, — смеется она, и этот смех отдается во мне тяжелым эхом.

Меня поражает ее сухая расчетливость. Милой теплой Насти как не бывало. Вместо нее на меня смотрит злобная стерва… если не сказать хуже.