Властитель ледяного сердца (СИ) - Александрова Марина. Страница 21

Не сразу к Йолинь пришло осознание происходящего. Но постепенно она стала ощущать нарастающее напряжение в комнате. И опять пришло понимание, что тому причиной её способности. Она словно преумножала впитываемые эмоции и свои собственные и вливала их в окружающее пространство.

Ещё принцесса поняла, что таким образом желаемого ей не достичь. Слишком сильным было это напряжение, и слишком непредсказуемыми могли быть последствия. Смотря, как у Рика начинают подрагивать пальцы рук от едва сдерживаемой ярости, как напряженно вслушиваются в их диалог собравшиеся на первом этаже северяне, готовые в любой момент выхватить из ножен свои клинки и решить все по команде Властителя, она глубоко вздохнула, поняв одну простую вещь, что если не сумеет переменить общий настрой ради Суми, то потеряет его здесь и сейчас. Ей не справиться со столь явным физическим преимуществом, что было у Рика.

Всего на мгновение прикрыв глаза, она вспомнила сразу несколько случаев из своей жизни, воскрешая те эмоции, что вызвали они тогда. Придавая им былую яркость, позволяя им просачиваться сквозь ту бурю, что была готова вот-вот разразиться на постоялом дворе. Откуда ей пришла мысль о том, что это может сработать, она и сама толком не поняла, но решила попробовать. Если её догадки были верны, то все непременно должно было получиться!

Так, один за одним, приходили образы былого. Первое, что раскрыла она в своем сердце, было сродни черной воронке, которая опустошала его. Высасывала все: волю к жизни, страх, боль, остатки счастья и простое и такое примитивное желание цепляться за реальность. Опустошение. Глубже и темнее любой бездны, что пришло к ней вместе с первыми шагами в новой жизни. Оно длилось для присутствующих всего долю секунды, но вытянуло из каждого и гнев, и ненависть, принося с собой странную, неподвластную разуму усталость. Каждый из мужчин в зале таверны почувствовал это, словно невидимая рука просто выскребла из сердца все яркие эмоции, вытянув любые стремления.

Секундой позже пришла надежда, такая яркая и безотчетная эмоция, словно позолотила тьму внутри. Йолинь помнила её первый проблеск, который разделила вместе с Дэй. Тогда она только начинала ходить. Руки и ноги слушались её с трудом, и каждое движение приносило лишь боль и всепоглощающую усталость. Всё затмевала пустота внутри. Не хотелось жить, не хотелось думать, не верилось, что когда-то она сумеет пожелать всего этого вновь. Тогда Дэй пришла в её комнату на рассвете, помогла ей встать и одеться, а после открыла портал. Они вышли и оказались на краю скалы.

— Не хочешь — не надо, — холодно сказала Дайли, — здесь тебе никто не помешает закончить все это. Вперед, — кивнула она на скалистый обрыв, у подножья которого с шумом разбивались волны океана.

Йолинь сделала несколько неловких шагов в указанном направлении, намереваясь и впрямь довершить начатое до конца, тем более, когда никто не стал бы её останавливать. Именно тогда она полюбила рассвет. Когда серую хмарь горизонта прорезал сперва один ярко-алый луч, затем другой. И вдруг серое стало золотым, налилось ярким багрянцем, заполняя мир красками, словно вдохнули в него жизнь, все обрело смысл и совершенно необычайные очертания. То, что всего мгновение назад было всего лишь серым, вдруг стало волшебным.

— Некоторые вещи можно понять, лишь когда готов увидеть их суть, — сказала Дайли, подходя к ней ближе со спины. — Разве раньше это не было всего лишь началом нового дня, а сейчас вдруг стало несоизмеримо большим, м? Разве не похожи предрассветные сумерки у тебя в душе на то, что произошло сейчас? Не мечтаешь ли ты о том, что вот такое же яркое солнце взойдет и у тебя внутри и развеет мрак?

Йолинь невольно всхлипнула, признавая правдивость слов Дэй. Тогда Тень сделала ещё один шаг, обнимая её за плечи и говоря уже совсем тихо:

— Ко всему можно прийти, если продолжать идти, Йолинь. Но стоит опустить руки, забыться в собственной печали и горе, как ты утопнешь в этом, словно в болоте, и никто и никогда не увидит солнца, встающего для тебя. То, как оно преобразит твою изуродованную погасшую душу в нечто прекрасное, от чего уже не отвести взгляд.

— Разве такое возможно? — несмело спросила Йолинь, боясь, что Дэй скажет ей "нет", и ужасно желая услышать "да".

— Возможно всё, чему ты позволяешь случиться с тобой, — все так же тихо прошептала Дайли.

Именно это волшебное чувство, что дало внутри Йолинь росток в тот день, она подарила окружающим всего лишь на краткий миг. Рик и сам не понял, что с ним произошло. Вдруг схлынула все затмевающая ярость и пришло странное спокойствие, а потом он вдруг встретился взглядом с необыкновенно голубыми проницательными глазами щенка. В них не было ни гнева, ни злобы, ни хищного расчета, а был лишь страх. Зверь боялся его и жался к животу той, что признала его. И вдруг к Рику пришло осознание ещё чего-то более невероятного, ему захотелось дать шанс. Иррациональное, совершенно невероятное желание, которое с каждым вдохом все сильнее укреплялось где-то в сердце. Он не простит себе, если сейчас воткнет клинок в мягкое розовое брюшко.

"Да как же так?!" — отчаянно продолжал вопить рассудок, но эмоции внутри словно взбунтовались против собственного хозяина. Все сильнее накатывали они на бастион его решимости, подминая под себя все звуки разума. Такого с ним раньше никогда не происходило! Сострадание, забытое им столетия назад, вдруг настигло его здесь и сейчас. В горле внезапно возник болезненный ком.

"О Боги", — про себя охнул северянин, с ужасом понимая, что ещё пара минут, и он начнет рыдать, как девица на выданье.

Первым прослезился Беррок: тому вдруг тоже стало жаль щеночка. Неуклюже смахнув неуместную влагу с уголков глаз, он покосился на брата, который подозрительно часто моргал.

Йолинь же с ужасом видела, что эффект превзошел все её ожидания, и пыталась сбавить обороты, приглушив посылаемые волны эмоций, — только не хватало, чтобы целая орава мужиков начала рыдать и сюсюкать, какой у неё милый щеночек!

— Хорошо, — не веря собственным ушам, скупо сказал Рик. — Но т-тварь, — вдруг с трудом произнес он это слово, бессознательно признавая, что щеночек… очень милый, — остается целиком под вашу ответственность, — сказав это, северянин решил, что ему померещилось, будто в комнате послышались полные облегчения вздохи. — Если он навредит кому-то, то отвечать по закону Севера будете вы, согласны?

— Да, — хрипло ответила Йолинь, с трудом борясь с отдачей, что пришла после устроенного ею. Хотелось прижать Суми посильнее и плакать от умиления, какой же он милый щеночек! К слову сказать, её порыв разделяла добрая половина северян, что была особенно впечатлительной. — Где моя комната? — сказала принцесса, прикусив нижнюю губу, которая вдруг начала подрагивать.

— Я провожу, и комната — наша, — сказал Рик, беря Йолинь под руку и уводя наверх.

Йоллинь, несколько ошарашенная подобным заявлением, безропотно пошла за мужем и уже наверху, где их никто бы не смог услышать, переспросила:

— Наша?

От Рика не укрылось то, с каким замешательством спросила она это. Злясь на себя за проявленную слабость прежде, он лишь коротко кивнул, не вдаваясь в подробности о том, что даже в бессознательном состоянии не намерен прикасаться к принцессе как муж к жене.

— Свободных мест почти не осталось, и нам придется разделить постель на эту ночь, — пояснил он, опять же говоря лишь то, что посчитал нужным. Пусть и она помучается, раз так сильно терпеть его не может.

Будучи не в своей тарелке от принятого решения, он решил тут же отправиться в дом Главы, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию в этих землях. Участились нападения виргов, правда, пока они лишь осмеливались ходить вокруг деревни и "пробовать" защиту. Но если будет продолжаться в том же духе ещё хотя бы неделю, то нападения не миновать. Любой мужчина севера имел дома оружие и готов был постоять за свою семью, но не каждый бы выжил в такой схватке. Потому поддержка Властителя расценивалась как некоторая гарантия того, что все уцелеют. Во всяком случае, жертв точно будет меньше.